свежими овощами, наливались водой перед дальним переходом на Балтику. Предстоящая стоянка в Гибралтаре не бралась в расчет. Там предполагалось пробыть день-два.
Накануне выхода на борт «Северного Орла» поднялся курьер из Петербурга, доставил срочную депешу из Адмиралтейств-коллегий. Прочитав депешу, Козляни-нов долго вертел ее в руках, покашливая, поглаживал в недоумении бритый подбородок. Было от чего опешить. В этой бумаге ему предписывалось исполнить высочайшее повеление, и при том самым лучшим образом. Глядишь, и шею себе сломаешь, карьеру испортишь. Кого отрядить? Перебирал в уме всех командиров. Вроде бы, как на подбор, дело знают, служат исправно. Но задание-то было необычное, деликатное, связанное с женщиной. Как и всякий кронштадтский офицер помнил он, в свое время только и толковали промеж себя моряки об этой весьма авантюрной англичанке. А ну-ка шашни заведут по пути? Чем черт не шутит. Остановил свой выбор на Ушакове. Собой молодец, но един среди нас не падок до баб.
Вызвав Ушакова, досконально пояснил ему задачу, возможные нюансы.
— До Английского канала пойдем все вместе. Там по моему сигналу разделимся. Ты с «Констанцией» отправишься на рейд Кале. Отыщешь сию особу, перевезешь ее со всем скарбом на свой фрегат и присоединишься ко мне. На Доверском рейде буду вас поджидать. Там разберемся, что к чему. Подробную инструкцию получишь от меня на Гибралтарском рейде.
На следующий день эскадра Козлянинова снялась с якоря. На пристани толпились ливорнцы, махали руками, шляпами с лентами. Больше среди провожавших явно просматривалось женское сословие, дамы и девицы…
* * *
В Петербурге снег еще не сошел, Нева местами начала вздуваться. В Адмиралтейств-коллегий вице-президент и генерал по флоту Чернышев принимал контр-адмирала Хметевского. Опытный, пятидесятилетний моряк, герой Чесмы, бывший в том бою командиром Козлянинова, просился в отставку. У вице- президента намерения были совсем иные. Кроме Хметевского некому было возглавить экспедицию в предполагаемом дальнем вояже. Екатерина одобрила выбор Чернышева.
— Болезни одолели, ваше сиятельство, поясницу часто ломит. Ногами слаб стал, ноют к непогоде, — виновато объяснял Хметевский, смущенно улыбаясь, — откровенно потянуло меня в последнее время к отчим местам в деревеньку на Переславщине…
— Будет, Степан Петрович, — укоризненно ответил Чернышев, прохаживаясь по кабинету. — Деревенька потерпит годик-другой. Бери пример с начальника своего прежнего, Спиридова Григорья Андреича. Он тебя на полтора десятка годков старше, на палубах
кораблей, почитай, полсотни кампаний протопал, хворал частенько, ан в отставку запросился токмо три годика тому назад.
Хметевский смущенно опустил глаза, а Чернышев, меняя тон, продолжал:
— Ее императорское величество вручает тебе эскадру в пять вымпелов для пресечения каперских нападений на суда наши купецкие. В Северном море крейсировать предписывается от Норд-Капа до Кильдина и далее к осту. Эскадра твоя нынче в Ревеле зимует. — Чернышев добродушно ухмыльнулся. — Возвернешься, тогда и о деревеньке потолкуем, а быть может, и сам передумаешь.
* * *
Эскадра Козлянинова стала на якоря на рейде Гибралтара в день весеннего равноденствия. Вечером шлюпка доставила Ушакову ордер от капитана 1-го ранга Козлянинова. «21 марта 1779 года на Гибралтарском рейде, на якоре, — сообщал Козлянинов по всей форме. — Я, имея высочайшее повеление чрез его высокографское сиятельство графа Ивана Григорьевича Чернышева, чтобы обретающуюся в Кале госпожу дю-кес Кингстон, как оная оттуда изволит ехать в Россию морем, принять на врученную мне эскадру, того ради соблаговолите ваше высокоблагородие, с порученным вам фрегатом и с фрегатом «Констанциею» в продолжении нашего отсель путеплавания до Довера следовать вместе с эскадрою, а от Довера, или когда будет у меня на фрегате сигнал, на фор-брам-стеньге синий с красным в девяти штуках шахматный флаг, тогда следовать вам в Кале, а буде противные ветры идти вам к французским берегам не дозволяет, то имея вы лоцманов можете зайти в Доунс и там, проводя дурные погоды, следовать в Кале. Подходя к тому месту будут оттуда высланы к вам лоцманы, по прибытии ж вашем в Кале, явясь к госпоже дюкес с пристойною учтивостью донести, что вы приехали для нее, изъявив при том, что по неспособности тамошнего рейда, стоять весьма опасно и не должны вы пробыть там не более, как три дня, так как возвращение ваше к эскадре весь ма нужно; ежели оная госпожа дюкес на ваши фрегаты изволит сесть, то принять ее со всяким почтением и учтивостью, а если на ваших фрегатах ехать не пожелаете, то испрося повеление, не мешкая следовать оттуда за мною; имеющихся у вас аглинских лоцманов ссадить по способности на аглинский берег с заплатою, сколько им следовать будет, я ж с эскадрою, пройдя Аглинский канал, буду вас поджидать, а ежели вы проходя Аглинский канал, меня около сих мест не найдете, то соблаговолите следовать в Ельсинор, где назначен генеральный рандеву всей эскадре, а ежели во время следования вашего до Довера в пути разлучимся, то соблаговолите для соединения со мной в прежде назначенный рандеву в Доуне, откуда вы имеете отправиться в Кале, о чем от меня господину командующему фрегата «Констанция» предписано».
Английский канал, как тогда именовали Ла-Манш, встретил эскадру Козлянинова неприветливо, встречным ветром и штормом. В середине апреля фрегаты отдали якоря у английских берегов, на рейде Дувра.
На «Северном Орле» затрепетал на ветру синий флаг с красными, в шахматном порядке, квадратами.
— Отрепетовать сигнал, — распорядился Ушаков и скомандовал тут же: — По местам стоять, с якоря сниматься! Паруса ставить!
Закрутился шпиль на баке, наматывая на барабан якорный канат. Забегали матросы, карабкаясь по вантам, расходясь проворно по реям, начали распускаться паруса.
— Якорь встал! — донесся с бака зычный бас боцмана. Это означало, что якорь оторвался от грунта и теперь судно свободно держится на воде.
— Лево на борт! — раздался голос командира. — На румб зюйд держать!
С правого, подветренного, борта выходила на ветер и заходила на корму «Святого Павла» «Констанция».
Пока переходили к Кале, море несколько успокоилось, шторм поутих. Отдав якорь, на «Святом Павле» спустили шлюпку. Принарядившись в парадный мундир, Ушаков отправился на берег. Затруднений в розыске дюкесы испытать не довелось. Знатную по роскоши и богатству англичанку знало полгорода. Да и сама дю-кеса, получив уведомление от графа Чернышева, не первый день прогуливалась неподалеку от пристани. Представившись, Ушаков доложил о прибытии, вежливо спросил о здоровье, и когда дюкеса пригласила к себе, галантно предложил руку.
По пути и беседуя в своем шикарном особняке, герцогиня без какого-либо стеснения, во все глаза, чуть ли не в упор разглядывала русского моряка. Любуясь его довольно привлекательной внешностью, дюкеса с разочарованием для себя отметила холодность командира фрегата и явное нежелание принимать какие-нибудь от нее знаки внимания и расположения. Казалось, что он пропускает мимо ушей все ее комплименты и с полным безразличием относится к ее персоне. Такое невнимание к себе дюкеса испытывала впервые.
Ушаков же только и расспрашивал герцогиню о ее планах, какой багаж предстоит принять на борт фрегата, какие есть просьбы.
Когда дюкеса сообщила, что не намерена отправляться в Петербург на фрегате, а только отошлет багаж, Ушаков обрадовался: «Слава тебе Господи! Баба с возу, кобыле легче».
Тут же она показала свою поклажу, несколько добротных ящиков, заколоченных наглухо. Дюкеса пояснила, что в них весьма ценное содержимое.
На следующий день не один рейс совершила шлюпка к пристани, пока не перевезли и не погрузили на фрегат несколько ящиков.
Из рапорта Козлянинова графу Чернышеву от 9 апреля 1779 года: «По отправлениям моем из Гибралтара прошедшего марта 22 числа со всею эскадрою прибыл я благополучно в Англию сего апреля 9 числа, и будучи близ Довера и в виду Кале, два малые фрегата «Св. Павел» и «Констанция» отправил для принятия дюкесы Кингстон, я ж с прочими фрегатами остановлюся у Довера для взятия лоцмана к прохождению банок в выходе канала и для обождания фрегатов «Павла» и «Констанции» по исполнении чего немедленно отправляюсь в путь».
Козлянинов внимательно просматривал в подзорную трубу дальний горизонт под французским берегом. На море вновь штормило, и Козлянинов снялся с якоря и перешел на видимость рейда Кале. Дальнейшие события он изложил в очередном рапорте Чернышеву: «По отправлении моем от Диля 21 числа апреля, подошед к Кале на вид онаго, я остановился на якоре для принятия дюкесы Кингстон, которая за продолжавшимися крепкими ветрами непрестанно, приехать на мой фрегат не могла. По утешении ж несколько сих ветров, она переехала на фрегат «Св. Павел» и с оным подошед к нам на близость, со всеми находящимися при нем грузами перешла на мой фрегат и ныне находится на оном. Имевшиеся некоторые вещи ее погрузив, как на мой фрегат, так и на фрегат «Св. Павел», немедленно в путь отправился, а сего мая 3 числа пришли в Копенгаген, на рейд, где соединилися с фрегатами «Григорий», «Наталия» и «Констанция», которые пришли сюда прошлого месяца 27 числа».
По пути в Кронштадт, на подходе «острова Борнхольма встретились с идущею для крейсерства нашею эскадрою под командою контр-адмирала Хметевско-го», — делился своими новостями Козлянинов в очередном донесении в Петербург. Обе эскадры подобрали паруса, легли в дрейф.
Нечасто выпадают такие встречи в безлюдном море. Пересеклись курсы боевых товарищей, сослуживцев. Десяток лет тому назад испытали огнем и водой, а потом и медными трубами братское единение Хметевскии и Козлянинов на одном корабле в Чесменском бою. Как не сойтись, не пропустить чарку- другую? Доведется ли свидеться еще раз? Море, стихия своенравная, сантименты для нее пустой звук…
13 мая эскадра Козлянинова завершила последний переход, и флагман рапортовал вице-президенту Адмиралтейств-коллегий: «Ныне же имею счастие донести B.C., что по окончании кампании нашей со всей врученной мне эскадрою пришел благополучно в Кронштадт; команда служителей на всех эскадры моей фрегатах, обстоит благополучно».
Зная, с каким нетерпением императрица ожидает прибытия фрегатов, Чернышев буквально на следующий день доложил об успешном окончании плавания и положил на стол «Всеподданнейший рапорт мая 15. Находившиеся в иностранных местах, отправленные в прошлом, 1776 году с товарами 3 фрегата и один для эскорту сего мая 13 числа под командою флота капитана 1 ранга Козлянинова прибыли к Кронштадтскому порту. С ними также прибыли оставшиеся после бывшей турецкой войны в Ливорне 2 малых фрегата «Павел» и «Констанция».
Взяв перо, Екатерина заученно наложила высочайшую резолюцию: «Разоружить». И тут же вопросительно подняла глаза на Чернышева.
— Все в полной сохранности, ваше величество. Весь присланный багаж доставлен в Зимний дворец…
* * *
А что же дюкеса? Едва фрегаты скрылись из виду, она поднялась на борт стоявшей здесь, у пристани, роскошной собственной яхты. На кормовом флагштоке яхты развевался французский флаг. Для поездки в Петербург герцогиня Кингстон за баснословную цену купила яхту. Зная, что между Англией и Северной Америкой война и американские каперы не тронут судно под флагом дружественной им Франции, она упросила морского министра Франции разрешить поднять на яхте французский флаг.
Солнечным майским днем яхта герцогини отдала якорь на Неве, неподалеку от Зимнего дворца. Не успела она сойти на берег, как ей любезно
