Вся осень прошла в хлопотах. «Святой Павел» готовился к переходу в Глубокую пристань. Оттуда в Севастополь ушли три корабля, первенцев Херсонской верфи: 66-пушечный линейный корабль «Слава Екатерины» и два 50-пушечных фрегата «Святой Георгий» и «Херсон».
Весной, в половодье, Ушаков проводил «Святого Павла» через отмели устья Днепра. Корабль пришлось приподнимать на специальных устройствах- плотах, камелях, чтобы пройти безопасно перекаты и бары в устье Днепра. С мая по август, все лето 1785 года на корабле, у причалов Глубокой пристани, поднимали на борт и устанавливали мачты, наращивали их стеньгами, крепили реи, вооружали и обтягивали такелаж, подвязывали паруса. В то же время «Святой Павел» прирастал огневой мощью, главным средством для нанесения ударов по неприятелю. На талях, через блоки, закрепленные на концах рей, на борт поднимали тяжелые пушки, орудийные станки. Крюйт-камера заполнялась пороховыми зарядами, на батарейных палубах укладывали пирамидками ядра. Приближалась осень, Ушаков поторапливал людей, «Святой Павел» готовился к переходу в Севастополь.
В ту пору произошли важные перемены в верхах. Главнокомандующий войсками на юге России светлейший князь Потемкин-Таврический указом императрицы был назначен Главнокомандующим Черноморским флотом и Азовской флотилией. В Херсоне учреждалось особое «Черноморское Адмиралтейское управление», подчиненное непосредственно президенту Адмиралтейств-коллегий, генерал-адмиралу Павлу I.
«По связям флотов наших, — гласил этот указ императрицы Потемкину, — вы имеете в указанное время доставлять надлежащие рапорты и ведомости генерал-адмиралу».
Императрица пожаловала Потемкину право поднимать кейзер-флаг, символ высшего должностного лица Российского флота, при пребывании на борту корабля. Ему же предоставлялось право присваивать чины до капитана 2-го ранга включительно.
Одним из первых Потемкин назначил капитана 1-го ранга Николая Мордвинова старшим членом Черноморского Адмиралтейского правления. Главным командиром в Севастополе пребывал обрусевший англичанин, контр-адмирал Фома Мекензи. Туда вскоре надлежало отправиться «Святому Павлу» капитана Федора Ушакова.
* * *
Десятый год над просторами Черного моря не слышалось раскатов орудийных залпов. Казалось, умиротворение надолго станет привычным явлением в отношениях двух держав, расположенных на его берегах. На самом деле покой и тишина были призрачными. Россия небезуспешно осваивала небольшую прибрежную полосу от Перекопа до устья Днепра. Турецкие купцы то и дело рассказывали на базарах Стамбула страшилки о крепостях русских гяуров на берегах Днепра, Да и их соплеменники наблюдали из Очакова, с крепостных стен, что в Херсоне не на шутку русские мастеровые взялись за строительство кораблей.
Не могли смириться в султанском дворце с потерей своей вотчины и верного союзника, крымского хана. Правитель ханства, Шагин-Гирей, потомок Чингисхана, был личностью незаурядной. Получив образование в Венеции, владел итальянским, греческим, русским языками, посетив в 1771 году Петербург, очаровал Екатерину II приветливостью и европейскими манерами. Весной 1778 года хан в Бахчисарае потчевал кофейным напитком генерал-поручика Александра Суворова, недавно назначенного командующим Крымским корпусом. Крым тогда еще не был присоединен к России, и Суворов сразу же предупредил подчиненные войска и потребовал «соблюдать полную дружбу и утверждать обоюдное согласие между россиян и разных званиев обывателей… С покорившимися наблюдать полное человеколюбие».
Предупреждая возможную высадку в Крыму десанта, Суворов протянул по всему южному побережью полуострова линию сторожевых постов, ввел сигнализацию между своими войсками и кораблями Азовской флотилии, приказал обучить солдат умению распознавать свои суда от турецких…
В бухте Золотой Рог готовилась к походу к берегам Крыма турецкая эскадра. Великий визирь требовал от главного капудан-паши высадить десант в Крыму.
— В Крыму ждут только нашей помощи. Русская царица держит там продавшегося гяурам Шагин-Гирея. Пора изгнать его из Бахчисарая.
Капудан-паша не забыл прошлые неудачи турецких рейдов в Керчь и Еникале.
— Для полного успеха мы пошлем на разведку в Ахти-Яр эскадру Гацжи-Мехмета. Там самое удобное место длядесанта. Оттуда рукой подать и до Бахчисарая.
— Действуй как лучше, — недовольно согласился великий визирь, — но только не мешкай. Наши братья ждут от нас помощи войсками, а не пустых заверений в дружбе.
В начале июня к Суворову прискакал гонец с южного берега.
— В гавань подле деревни Ахтиярской взошла турецкая армада. Нашего казачка подстрелили турецкие янычары на берегу.
Генерал-поручик без промедления двинул к Ахти-арской гавани шесть батальонов «с приличной артиллерией и конницей и при резервах».
Суворов понимал, что с Портой заключен мирный договор, и первый выстрел — война. Прибыв на место, он сразу же потребовал от флагмана турок Гаджи-Мех-мета найти и сурово наказать убийц казака. В ожидание ответа Суворов объехал по берегу все бухты большой и довольно удобной гавани и сразу оценил ее значение для базирования турецкого флота «яко истинной для стамбульцев гавани*. Наметанный глаз опытного полководца кроме уютной гавани приметил и выгоду своих позиций, на всякий случай, — вход в гавань был довольно узким, а с севера и юга он перекрывался близко расположенными выступами, мысами.
Как и следовало ожидать, после недельного молчания Гаджи-Мехмет прислал льстивое письмо с уверениями в дружбе, но наказывать виновных не собирался.
Суворов остался верным своим принципам, «быстрота и натиск — успех дела». В ночь на 15 июня батальоны начали строить земляные укрепления и возводить брустверы на входных в бухту мысах. Утром на входных мысах, из прорезей брустверов грозно торчали жерла пушек.
Выйдя на палубу, капудан-паша всполошился. Позади его эскадры, перекрывая выход в море, словно по волшебству, за одну ночь выросли русские батареи. В адрес Суворова полетел запрос обеспокоенного Гад-жи-Мехмета, что означают построенные укрепления.
Суворов не медлил с ответом. «Дружески получа ваше письмо, удивляюсь нечаянному вопросу, не разрушили ли мы обоесторонней дружбы. К нарушению взаимного мира никаких намерений у нас нет, а напротив все наше старание к тому одному устремлено, чтобы отвратить всякие на то неприязненные поползновения и чтоб запечатленное торжественными великих в свете государей обещаниями содружество свято сохранить… Итак, мой приятель, из сего ясно можете видеть мою искреннюю откровенность и что сумнение ваше выходит из действий вашей внутренности…»
Едва дочитав письмо, капудан-паша в ярости скомкал его и швырнул за борт. Подобрав полы халата, забегал по юту, то и дело стуча кулаками по золоченому планширю фальшборта. И поневоле его взгляд устремлялся к выходу из бухты. Там на входных мысах грозно чернели жерла русских пушек. Гнев и смятение переполняли его душу.
— Передать всем капуданам немедля прибыть ко мне! Готовить корабль к выходу в море!
Капитан корабля робко возразил:
— Но, достопочтенный ага, — капитан сунул палец в рот и поднял руку, выставив к верху указательный палец, — в бухте полный штиль, паруса нам не помогут.
— Спускай все карбасы и шлюпки, выходим на буксирах! Не пропадать же нам здесь! — Гаджи-Мехмет скривил губы и кивнул в сторону выхода из гавани…
Солнце жаркими лучами золотило полосами морскую гладь, касаясь горизонта, когда последний турецкий корабль медленно, будто нехотя, покидал Ахтиар-скую гавань. По обе стороны от выхода, взобравшись на брустверы, вслед ему весело балагурили, помахивая мохнатыми папахами, канониры и сторожевые казаки…
Простояв еще несколько дней на внешнем рейде, турки несколько раз пытались приблизиться к берегу на шлюпках, под предлогом запастись свежей водой. Но всегда у кромки берега их встречал казачий разъезд и отваживал обратно.
— Все колодцы пересохли, сами без воды маемся, — объясняли они вежливо туркам.
Минула неделя, и турецкая эскадра снялась с якорей и ушла на юг, по направлению к Синопу.
Однако великий визирь не унимался и направил к крымским берегам весь наличный турецкий флот с десантом в несколько тысяч янычар.
— Хоть провалитесь сквозь землю, а янычары должны быть на крымском берегу, — напутствовал визирь капудан-пашу. — Да поможет вам Аллах!
В начале сентября на горизонте неподалеку от Ка-фы замаячили первые паруса. К крымским берегам направлялась армада турецких судов в 170 вымпелов.
Но и в этот рейд турки не застали войска врасплох. Турецкие корабли еще только наполовину вытянулись из-за горизонта, а на берегу в полной готовности их ждали батальоны пехоты и конница. Суворов послал за подкреплением, и спустя сутки на Южный берег Крыма прибыли первые батальоны резервного корпуса князя Багратиона. Не ожидал капудан-паша такой стремительности от русских войск. Сотня с лишним судов маневрировала вдоль побережья, стараясь найти хотя бы маленькую лазейку на незащищенном берегу. Но всюду на берегу стояли наизготовку эскадроны гусар, легкие пушки, пехота. Суворов через сторожевые разъезды следил за каждым движением турецкой эскадры. Турецкий флагман наконец понял, что внезапность ему не подмога, и начал хитрить.
В полдень, неподалеку от Судака, к берегу направились парламентеры. На берегу турецкого офицера попросили подождать, пока не прибудет старший начальник.
Суворов сам принимал парламентера.
— С чем пожаловал голубчик?
Турецкий офицер низко поклонился.
— Капудан-паша просит высокочтимого русского начальника разрешить матросам прогулку на берегу. Экипажи должны размять ноги.
— Али вам берега Анатолии не хватает? — лукаво улыбаясь, спросил Суворов и, не дожидаясь ответа, кивнул толмачу. — Рад бы позволить, но закон не дозволяет. Имею известие, что в Константинополе, откуда вы прибыли, «моровая язва» гостит. Потому без надлежащего карантина сего не могу разрешить.
Спустя неделю к берегу опять направился парламентер.
— Капудан-паша просит разрешить султанским чиновникам наведаться на торговую биржу в Кафе. Узнать, какие там товары и почем стоят.
Ответ Суворова не заставил ждать:
— Торговые люди в Кафу следуют на купеческих судах, потому и султанским чиновникам надлежит того придерживаться.
Отказал Суворов и в третьем случае, набрать на берегу свежей воды, «с полной ласковостью».
На море заштормило, и флагман турок трижды выпалил из пушек. «Эскадре построиться в кильватер для следования в Константинополь». По пути
