От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

— Ваша цель — выбить гяуров из Лимана, стереть с лица земли Херсон и верфи. Тогда русским конец, у них нет флота, Крым наш, Черное море опять подвла­стно султану.

Великий визирь говорил от имени султана, но вы­сказывал и чаяния своих европейских союзников, про­тивников России, — Франции, Англии, Пруссии. Твер­дость намерениям Порты придавало и заверение ее со­юзника на Севере, шведского короля Густава III, на­чать в скором времени войну с Россией. Благо султан уже щедро оплатил шведам эту весомую услугу в пред­стоящей борьбе с Россией.

Покинув Босфор, турецкий флот разделился на две эскадры. Одна, в составе 13 кораблей, 15 фрегатов и 17 прочих военных судов, направилась на север, в сто­рону Лимана, к Очакову. Другая взяла курс к устью Дуная. 18 мая эскадра капудан-паши Эски-Хуссейна вошла в Лиман и, отдав якоря неподалеку от Очакова, заперла выход в море. Появление турок заметили до­зорные дубель-шлюпки. Оной из них командовал дру­жок Веревкина, капитан 2-го ранга Рейнгольд, или, как величали его сослуживцы, Христофор Сакен. Ро­дом из Лифляндии, он, после окончания Морского кор­пуса, верой и правдой служил Отечеству. Его дубель-шлюпка шла концевой и, легкие на ходу, турецкие га­леры бросились вдогонку. Отправив часть экипажа на берег на шлюпке, Сакен смело вступил в бой с непри­ятелем, окружившим плотным кольцом его судно. Одиннадцать против одного. Предчувствуя легкую по­беду, четыре галеры сцепились и пошли на абордаж. Экипаж стоял насмерть, но силы были неравны. И тог­да, как повествует Боевая летопись: «Дав залп по врагу и видя неизбежный захват своего судна турками, Са­кен взорвал дубель-шлюпку, причем потопил четыре турецкие галеры. Погиб Сакен и 43 человека экипажа. Подвиг российских моряков отрезвил турок, которые впредь, даже при численном превосходстве, не риско­вали сваливаться с русскими на абордаж».

Зная о двойном превосходстве над русскими, Эски-Хуссейн 7 июня решил атаковать Лиманскую флоти­лию, ожидавшую турок в пяти верстах от Очакова. Флотилию возглавлял Мордвинов, а в подчинении на этот раз у него состояли два наемных иноземца. Греб­ной эскадрой командовал немецкий принц, француз­ский капитан, недавно произведенный в контр-адмира­лы, Карл Нассау-Зиген. Небольшую парусную эскадру, вместо заболевшего Алексиано, принял под свою ко­манду американец, капитан генерал-майорского ранга, Поль Джонс. К чести обоих военачальников, в начав­шемся сражении они проявили и высокое мастерство, и личное бесстрашие и отвагу.

Первыми открыли беспорядочный огонь с предель­ной дистанции турецкие суда. Подпустив противника на картечный выстрел, русские канониры ответным мощным огневым шквалом сразу охладили наступа­тельный порыв эскадры Эски-Хуссейна. На каждый залп турок русские пушкари отвечали двумя, причем били прицельно, по корпусам кораблей турецкой эска­дры. Заполыхали пожары на нескольких турецких су­дах. Незадолго до полудня одна за другой взорвались и взлетели на воздух объятые пламенем две галеры. Сказалась выучка канониров Лиманской флотилии, которых денно и нощно, четыре зимних месяца, обучал и упражнял капитан бригадирского ранга Федор Уша­ков. Как ни метался Эски-Хуссейн вдоль линии турец­ких судов, призывая своих капитанов дать отпор гяу­рам, исполнить повеление султана, его возгласы проле­тали мимо ушей подчиненных. Капитаны предпочли убраться под защиту крепостных пушек Очакова.

Спустя десять дней капудан-паша вновь задумал нанести удар и сокрушить-таки своих противников. Однако русские флагманы, заметив приготовления на турецкой эскадре, первыми атаковали неприятеля и одержали победу. Бой длился четыре часа, турки не­досчитались двух 64-пушечных линейных кораблей и опять отступили к Очакову.

Убедившись в стойкости русских моряков, Эски-Хуссейн решил убраться из Лимана подобру-поздорову. И на этот раз капудан-паша не избежал потерь. На вы­ходе из Лимана по турецкой эскадре открыли убийст­венный огонь батареи Суворова из Кинбурна, а галер­ная флотилия, вовремя подоспев, окружила неприяте­ля. Брандскугелями, зажигательными снарядами, бы­ло уничтожено пять линейных кораблей, два фрегата и другие суда. Турки потеряли в этом бою четыре тыся­чи убитыми и полторы тысячи пленными. Пленным оказался и 54-пушечный линейный корабль. Потери русских составляли всего 18 человек и 67 раненых.

«Капитан-паша, — доносил в реляции императрице о первой победе на море светлейший князь, — гребною флотилею разбит: шесть линейных кораблей сожжено, два отдались, будучи на мели… В плен взято людей с три тысячи, побито не меньше; наш урон мал. Генерал Суворов много вреда сделал неприятелю батареями».

* * *

Первый летний месяц на Черном море иногда изо­билует неустойчивой погодой. Жаркие дни вдруг сме­няются пасмурностью, небо заволакивают тучи, север­ный, довольно прохладный ветер разводит волну, нале­тают шквалы. Даже в Севастопольских бухтах белые барашки пенят небольшие, но крутые волны по не­скольку дней кряду.

В такие-то дни на шканцах «Святого Павла» всегда можно было видеть младшего флагмана, капитана бри­гадирского ранга, командира линейного корабля, Фе­дора Ушакова. Чуть сутуловатый, крупными шагами мерил он палубу от фок до грот-мачты. То и дело вски­дывая голову, провожал хмурым взглядом несущиеся к югу тучи. «Нынче бы только и выходить эскадре в мо­ре, ветерок-то нашенский, галфинд. Ан нет. Войнович сызнова мельтешит, трусит, а времечко-то уплывает, глядишь, и турки где-нито напакостят», — сердито размышлял в такие минуты Ушаков. Казалось бы, все изготовлено на эскадре. Его корабль, месяц, как закон­чил все работы, да и другие суда вторую неделю приве­ли себя в полный порядок. Он, Ушаков, в предстоящую кампанию определен командующим авангардней, ему подчинены два фрегата. Три недели назад он пригласил к себе на обед обоих капитанов. Командира фрегата «Берислав», капитана 2-го ранга Якова Саблина и ко­мандира такого же, 40-пушечного, фрегата «Стрела», капитан-лейтенанта Михаила Нелединского. Разгове­лись в субботу, выпили по чарке, пригубил и Ушаков, что происходило весьма редко. Беседовали в основном о службе, вспоминали прошлогодние скитания по штормовому морю. Полгода минуло, как в море не вы­ходили, соскучились моряки. Ушаков, как обычно, был немногословен, хвалил выучку экипажей, канони­ ров выделял особо. Командиры нет-нет да и поминали недобрым словом Войновича, засиделись в бухтах, ра­кушками обросли. Ушаков молчаливо соглашался, но резонно отмечал, что так или иначе схватки с турка­ми не миновать, подводил разговор к главному.

— У турок нынче все краше нашего, кораблей ли­нейных да фрегатов более нашего во много раз. Суда-то все на французский манер сооружены, все медью обши­тые, сам то зрел в Золотом Роге. Оттого и ход у них рез­вый по сравнению с нашими тихоходами. Да и пушки у них французами выделаны, медные. Нам-то вроде и де­ваться некуда. — Ушаков с хитрецой поглядывал на ко­мандиров. — А чего у турок и в помине нет? Выучки на­шей, раз. Духа российского — другой раз. Уже, поди, равняемся. Третий раз. — Командир авангарда встал, распахнул балконную дверь, ласковый майский ветерок шаловливо заиграл шелковыми занавесками. — При Чесме у турок то ж и кораблей поболее нашего, и совет­чиков хватало, ан россияне верх взяли. Адмирал Спиридов тому делу зачинщик был. — Ушаков широко развел ладони. — Нынче, полагаю, почнем турка крушить с двух боков. Генеральное же сбить наперво голову,

флагмана сразить. Турки без верховод враз разбегутся.

До позднего вечера обсуждали капитаны, как лучше встретить неприятеля, веру друг в друга вселяли, Уша­ков — в подчиненных, командиры — в флагмана. Нехо­женой тропой в одиночку пробираться трудно. Назрева­ла первая схватка эскадр соперников воткрытом море.

Июньское солнце припекало все жарче, Ушаков на шлюпке наведался кВойновичу. Тот обрадовался:

— Друг мой, Федор Федорович, — бегая глазами, начал разговор Войнович, а Ушаков невольно закашлялся. Видимо, что-то припекло у флагмана эскад­ры. — Невмочь мне, — щебетал Войнович, — одолел меня сиятельный князь, велит в море иттить, а там бо­язно, больно турок силен.

— Волков бояться — в лес не ходить, Марко Ивано­вич, — с ходу ответил Ушаков. — Чего для флот Черно­морский держава ладит? Не парадов для од­ них. — Ушакову пришла на ум пышная прошлогодняя встреча императрицы в Севастополе.

— Все оно так, однако ж, — бормотал Войнович.

«Не мне бы тебя поучать, — с досадой размышлял Ушаков, — но все же придется для пользы дела».

— Думка у меня есть, Марко Иванович, коим обра­зом турка проучить можно для начала.

Войнович недоверчиво посмотрел на Ушакова, а тот продолжал:

— Надобно диверсию авангардии ихней учинить. Токмо так турок на первый раз проучить возможно, а там, глядишь, они и от Лимана отойдут.

— Ты, брат мой, шутить изволишь, — заерзал Вой­нович. — Так как атаковать втрое превосходящего не­приятеля?

— То моя забота, командующего авангардней. На­добно лишь, чтоб эскадра помочь мне оказала, — уве­ренно ответил Ушаков.

Войнович покрутил головой.

— Мудришь, Федор Федорович. — И вдруг махнул рукой: — А впрочем, поступай как знаешь, токмо, чур, на меня не пеняй.

Вскоре Севастопольская эскадра, несмотря на встречный ветер, снялась с якорей и вышла в море, ви­димо, до Севастополя долетели отзвуки пушечных зал­пов из Лимана, где началась схватка с турками.

Да и Потемкин чуть ли не каждый день слал гроз­ные депеши. Даже Суворов не выдержал: «Севасто­польский флот невидим…»

Накануне выхода в море Ушаков издал приказ: «Люди расписаны по местам… Каждый знает свое место и спешит исполнить ему должное… В неприятеля стре­лять только ближними, прицельными залпами. До под­хода на пистолетный выстрел огня не открывать».

Преодолевая встречную волну, лавируя, эскадра медленно поднималась в сторону Лимана. Ветер пере­менился, но море было пустынно. Десять дней, меняя галсы, крейсировала Севастопольская эскадра между Тендрой и Гаджибеем.

В предрассветной дымке 29 июня на шканцы вы­шел Ушаков. Солнце еще не показалось из-за горизон­та, но малиновое зарево уже окрасило половину неба на востоке. Легкий бриз в сторону Тендровской косы ле­ниво перебирал складки парусов.

—   Сигнал на «Стреле»! «Вижу неприятеля на норд-вест!» — донеслось с фор-марса.

—   Отрепетовать сигнал! — приказал Ушаков. Он вскинул подзорную трубу и пересчитывал паруса ко­раблей турок.

—   Передать на флагман: «Вижу тридесять пять вымпелов! Неприятель спускается зюйд-вест!»

Опустив подзорную трубу, Ушаков взглянул на кол­дуны, небольшие ленточки, привязанные к вантам. Они совсем сникли, ветер явно стихал. «Турки уклоня­ются от боя, — размышлял Ушаков. — Покуда нам сие тоже на руку. К Лиману они не стремятся, уже полдела слажено».

С севера доносились глухие отзвуки пушечных зал­пов. Под Очаковом Лиманская флотилия довершала разгром турецкой гребной эскадры, прикрывавшей крепость со стороны моря. Крепость брала в кольцо осады Екатеринославская армия Потемкина. Но Уша­ков ошибался, капудан-паша Эски- Хуссейн искал встречи с Севастопольской эскадрой. У него насчиты­валось 45 вымпелов, и он рассчитывал на безусловный Успех, чтобы развязать себе руки и взять реванш в Ли­мане. Но безветрие пока нарушало его замыслы.

Три дня в безветрие крейсировала Севастопольская эскадра между Тендрой и Гаджибеем, контролируя подходы к Лиману. Турецкий флагман тоже маневри­ровал на пределах видимости, рассчитывая в благопри­ятный момент сблизиться с русскими.

Временами, в штиль, эскадра Войновича ложилась в дрейф. Вечером 1 июля к борту «Святого Павла» по­дошла шлюпка с флагманского корабля «Преображе­ние Господне». На борт взбежал по трапу молодцева­тый капитан-лейтенант, флаг-офицер Войновича, Дми­трий Сенявин.

— Ваше превосходительство, вам письмо от их пре­восходительства, графа Войновича.