От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

Внезапно вся лодка сверкнула пламенем, окуталась дымом. На палубу фрегата посыпались ядра, там на­чался пожар. Раздались проклятия раненых турок. Тем временем бот Патрушева, сделав еще два метких залпа, быстро на веслах уходил от фрегата.

— Навались, братцы, навались, — Афанасий весе­ло посматривал за корму на удаляющийся фрегат, где кричали турки, поглядывая на обмякшие от безветрия паруса.

Выслушав доклад Патрушева, Бредаль расцеловал его и, подмигнув Спиридову, произнес:

— Сочиняй, мичман, сей же час приказ, надобно

молодцов отблагодарить.

В тот же день вечером на флотских ботах и других судах огласили приказ Бредаля:

«Матроса 1 статьи Патрушева за верныя и ревност-ныя к службе Ея И. В. перед неприятелем, добрые по­ступки и для их и прочих смотря на то приохочиванье пожаловал его Патрушева в комплект в квартирмей­стеры и к награждению Ея И. В. милости не в зачет по окладу против матроса 1 статьи, без вычету за 4 месяца выдать денежного жалованья, а бывшим с ним на лод­ке матросам 2 статьи, каждому за два месяца».

В конце июня пятьсот судов Бредаля вышли в про­лив у Гнилого моря Сиваша. Ласси с Бредалем осмотре­ли на лодке окрестности. Ласси хитро щурился на солнцепеке.

—   Хан ждет меня у Перекопа, а мы его прове­дем, — фельдмаршал вскинул руку вдоль уходящей ко­сы, Арабатской стрелки.

—   Наводи-ка, Петруша, наплавной мост из твоих посудин, — продолжал он, — мои солдатики споро пе­ретащат пушки, и двинемся мы в Крым.

Сказано — сделано. Спустя десять дней армия Лас­си двинулась в Крым, а горизонт закрыло распущенны­ми парусами. Запоздало объявилась турецкая эскадра, линкоры, фрегаты, галеры. Открыли пальбу по судам Бредаля, а те отошли на мелководье, и ядра шлепались в воду, не причиняя вреда. К вечеру разыгрался силь­ный шторм, половину лодок Бредаля выбросило на бе­рег. Адмирал приказал снять пушки, соорудить бата­рею на мысу.

Турки бросились было высаживать десант, но кин­жальный огонь отогнал их от берега, и вскоре турецкая эскадра, убедившись в бесплодности своих усилий, уш­ла в море, турки решили отыграться у Азова.

Ласси, отправляясь на встречу спешившему от Пе­рекопа войску хана Фетка-Гирея, посетовал Бредалю:

— Азов без прикрытия должного остался, надобно оборону тамошнюю подкрепить. Доносят мне, турок на море объявился. Заодно и болезных солдатиков у меня прихватить десятка три-четыре, амуницию лишнюю заберешь.

— Добро, — согласился Бредаль и подозвал Спиридова: — Изготовь сей же час приказ. Мичману Рыкунову на первом мортирном боте следовать к Азову, сопро­вождать дюжину лодок. — Бредаль на минуту замолк, размышляя. Путь дальний, плыть в одиночку. — Стар­шим, укажи, пойдет каптри Дефремери.

Оповестив Дефремери и Рыкунова, Спиридов при­нес приказ на подпись Бредалю.

— Молодцом, ловко ты прописал Дефремери на все случаи. Позови его ко мне, а потом пускай на приказе подпись учинит, от нее не отвертишься.

Выйдя от Бредаля, повеселевший каптри читал приказ в канцелярии:

«Неприятелю, каков бы он силен ни был, отнюдь не отдаваться и в корысть ему ничего не оставлять. Впро­чем, имеете поступать по регламенту и по прилежной своей должности, как честному и неусыпному капита­ну надлежит».

Дефремери лихо расписался и пошел, посвистывая, к пристани. Вечером мортирный бот отошел от прича­ла, на выходе его ожидала дюжина лодок.

— Паруса поднять! — кивнул Дефремери боцман­ мату Рудневу и повернулся к недовольному мичману Рыкунову: — Не горюй, мичман, принимай команду, а на лодки передай — весла на воду, пускай в кильватер пристраиваются.

До Федотовой косы отряд добрался благополучно. Вечерело, ветер стих, оглядывая горизонт, Дефремери заметил на юге одинокий парус.

— Не по душе мне эта холстина, — передавая зри­тельную трубу Рыкунову, промолвил каптри. — Пере­дай на все лодки, уходить по-над камышами на вест и пробираться к Азову по способности. Коротка летняя ночь, к рассвету ветер посвежел, только бы и сниматься с якоря, но не спавший всю ночь Дефремери помрачнел.

— Вишь, обложил нас, как медведя в берлоге.

В предрассветной мгле вдали грозно ощетинился пушками линейный корабль, а в обе стороны от него дугой, веером рассыпались парусники и галеры.

—   Не осилить нам такую громаду, — протяжно вздохнул Рыкунов, но его перебил каптри:

—   Значит, так, шлюпки немедля за борт, на них всех раненых, остальным в воду и на берег, в камыши, уходить подалее. — Дефремери говорил громко, вся ко­манда на верхней палубе замерла. — Кто по доброй во­ле, пускай остается. А сей же час канонирам снарядить мортиры и порох на палубу до крюйт- камеры насыпать.

Не прошло и получаса на воде зашлепали веслами шлюпки, держа над водой ружья, уходили к берегу ма­тросы, оглядываясь на осиротевший первый мортир­ный бот. На его борту замерли на мгновение, как бы прощаясь с товарищами, каптри Дефремери, боцман­мат Руднев и безымянный матрос. А турки тем време­нем подошли к боту на пистолетный выстрел и, увидев, что судно опустело, не стреляли.

И вдруг борт русского судна опоясался огневым зал­пом мортир.

— Алла!!! — завопили турки на всех галерах и с яростью бросились к боту на абордаж.

Замерли на берегу матросы, сдернув мокрые шля­пы. Вначале взметнулось над ботом белое облачко по­рохового дыма, следом сверкнуло яркое пламя, и все враз загрохотало…

«И тогда загорелся весь бот, и видели-де, что он, ка­питан Дефремери, упал на том боту в огне, и конча на том боту он, капитан Дефремери, и боцманмат и матрос сгорели, а бот начало рвать».

Так, не сдаваясь врагу, уходили из этой жизни рус­ские моряки, так смыл своей кровью некогда позорное пятно своего прошлого офицер русского флота, француз от рождения, капитан 3-го ранга Петр Петрович Дефремери.

Помянув погибших, продолжали исполнять свой долг моряки. Для Спиридова боевые будни начинались каждодневным напряжением, неделями без сна и от­дыха. К тому же Бредаль, повидав в деле Спиридова, обрадовался, что не ошибся. Распознав в нем истинно­го моряка, опытный адмирал умело направлял молодо­го мичмана не только выверенными галсами, но и стре­мился, чтобы Спиридов почаще следовал нехожеными фарватерами. Спиридов, в свою очередь, внимательно присматривался к опытному командиру. Бредаль имел в распоряжении только малые суда с небольшой артил­лерией, приспособленные для действий у побережья. Однако против большого корабельного флота ту­рок — линейных кораблей, фрегатов, галер — он ис­кусно использовал маневр и постоянно держал непри­ятеля в напряжении.

* * *

Турция, казалось, уже сожалела, что ввязалась в войну с Россией. На Днепре русские овладели крепо­стями Очаков и Кинбурн. Их суда вышли в Лиман, в Крыму терпел поражение хан Фетки-Гирей. А тут еще по договору с Россией вступила в войну с Турцией и Австрия.

В разгар лета у Миниха появились турецкие парла­ментеры, запросили перемирия. Миних вызвал своего расторопного адъютанта, майора Манштейна:

— Снаряжай нарочных в Петербург и в Крым к Ласси. Мы теперь на коне, турки у нас в ногах.

Смолкли на время пушки, заговорили дипломаты. Остерман отряжал на переговоры с турками Петра Ша-фирова и Ивана Неплюева.

Пятнадцать лет назад вице-президент Коллегии иностранных дел Шафиров тянул из «грязи» Остермана, подталкивал по служебной лестнице. Теперь роли переменились, но Остерман выдерживал почтитель­ный тон.

— Османы тебе, Петр Павлович, ведомы не пона­слышке, — начал степенно Остерман, — но нынче они к нам на поклон пожаловали, в Немирове их депутация ждет тебя.

Остерман протянул Шафирову полномочную гра­моту.

— Надлежит нам спросить у них сполна, тут все указано, и на том тебе стоять твердо.

Остерман не столько излагал теперешние нужды России, сколько заботился о грядущем.

— Надлежит нам переделать все прежние договоры с турками, для спокойствия земли Кубани и Крыма, от Дона до Дуная должны к нам отойти, отныне по Чер­ному морю суда наши свободно плавать будут.

Были и другие претензии, но Остерман, упоенный военными успехами, проглядел коварство турок и их подстрекателей французов и англичан.

Протянув канитель два месяца, турки, собравшись с силами, отогнали австрийцев, прервали переговоры и возобновили военные действия.

Следующая кампания на Днепре началась печаль­но. Разразилась чума, и одной из первых ее жертв ока­зался Наум Сенявин. Моровая язва косила людей на ходу. Из ста тысяч от чумы погибло не менее трети.

Ввиду явного, двойного превосходства турок, Ми-них не форсировал Днепр и отошел к Киеву, флотилию по Днепру повел Мамонов, которого в пути тоже срази­ла чума.

В Азовском море турки намертво блокировали мощ­ной эскадрой и отрезали от моря флотилию Бредаля у Федотовой косы. После долгих раздумий Бредаль приказал снять и перевезти на берег все пушки и при­пасы, а суда в конце концов пришлось взорвать, чтобы они не достались врагу.

Армия Ласси, оставшись без поддержки и питания с моря, покинула Крым и ушла на Украину.

Одержать верх над турками без флота оказалось не­возможным. К тому же Австрия, втайне от союзной России, пошла на мировую с турками, а воевать в оди­ночку было бессмысленно.

Так уж получилось, что полномочным представите­лем России на мировых переговорах с турками в Бел­граде оказался ярый недоброжелатель русских, лов­кий француз маркиз де Вильнев. Он сделал все, чтобы Россия осталась «на бобах», несмотря на жертвы, 100 тысяч россиян, потерянных за время войны.

Посол Франции в Стамбуле Вильнев сверх ожида­ния в Париже добился того, чтобы Россия опять лиша­лась возможности содержать в Черном и Азовском мо­рях военный и торговый флот. Жалкие крохи — Азов со срытыми укреплениями — вот и все, что получила Россия. Мечты Остермана развеялись по ветру…

Смолкли пушки, в Азов степями, по суше тянулись обозы с орудиями, амуницией, больными матросами.

Заканчивая свое пребывание в Азове, захворавший Петр Бредаль диктовал донесение императрице, опи­сывая последние будни Азовской флотилии: «Того же числа в ночь работу нашу окончили, мы в степи обры­лись и сделали кругом себя ретраншемент, а лодки притащили к самому берегу, на мель, так что какое б от их неприятельского флота сильное нападение не было, опасности не признавается.

Июня 19-го числа по ордеру генерал-фельдмаршала Ласси отправился сухим путем в Азов, понеже в здоро­вье весьма слаб нахожусь, тако ж и для