тот самый простенький радиотелевизионный приемник, что возвышался на почетном месте в гостиной полицейского Притулатана.
Надо было вставать, но вставать не хотелось. Когда еще доведется полежать на чистых, накрахмаленных простынях. Вымытым, сытым, почти здоровым. В блаженном полузабытьи. Хотя забываться не стоило. Островная Империя открылась новой гранью, не менее загадочной и пугающей, чем та, которой она ощетинилась против остального мира.
После плотного завтрака, борясь со сном, Максим примерно с полчаса наблюдал за мельтешащими на телевизионном экране картинками. Демонстрировались главным образом рекламные ролики. Ими «прокладывались» вокальные выступления каких-то личностей трудно различимого пола и возраста. А может быть, наоборот, вокалом перемежались ролики. Несколько минут передавали новости. Понять толком ничего было нельзя. Какие-то муниципальные выборы, хроника происшествий, прогноз погоды. После опять сладкая патока рекламы и простенького песенного искусства. Ни словечка о том, что творится за пределами Внутреннего Круга. Словно не бороздят загаженные охрянкой воды Гнилого моря смертоносные призраки Белых субмарин, словно не вымирают от лучевой ломки жители материка, и все это так же далеко отсюда, как Северный полюс. Здесь лишь обывательский покой и умиротворенность. Цветут в палисадниках цветочки. Румяные домохозяйки пекут пироги. Добродушные пожилые полицейские оберегают покой граждан от мелких хулиганов и без малейшей настороженности относятся к гостям с той стороны пролива. Детишки, кои во Внешнем Круге допускаются только у дикарей, бегают по утренней зорьке рыбу удить. А голованы притворяются добропорядочными псами, которые не только все понимают, но и даже могут сказать…
Под открытым окном, откуда веяло вечерней прохладой, кто-то принялся шумно чесаться. Максим соскользнул с кровати и осторожно выглянул. Так и есть — Ушастик. Голован опустил лапу, задранную к уху, и произнес:
— Скрипун. Я его прогнал.
Максим взобрался на подоконник, сел, свесив ноги наружу.
— Скрипун — это птица? — спросил он.
— Зверь, — откликнулся Ушастик. — Крылатый… Я тебя знаю, ты Мак Сим.
Максим присвистнул.
— Откуда ты меня знаешь? — спросил он.
— Весь мой народ знает Мака Сима Кам Мерера.
Это была новость почище той, что сообщил Щекн-Итрч об Абалкине. Но, памятуя ответ Щекна на следующий вопрос «журналиста Каммерера», Максим не стал интересоваться, что народ голованов думает о нем. Вместо этого он спросил:
— А твой народ не знает случайно, как мне попасть в центр?
Ушастик фыркнул и помотал лобастой головой. Но это не было отрицанием, потому что после долгой паузы голован сообщил:
— Тебе не надо об этом беспокоится. Об этом уже побеспокоились.
— Кто? — не удержался Максим от следующего вопроса.
— Народ голованов, — сообщил Ушастик и ретировался, оставив в воздухе запах нагретой канифоли.
Максим вернулся в комнату и снова лег. Услышанное надо было осмыслить. Голованы не умеют лгать, посему слова Ушастика следует понимать буквально. Здешние цзеху позаботились о том, чтобы переправить Максима в центр Островной Империи. Интересно, каким образом? Конечно, гораздо интереснее знать — зачем, но голованам бесполезно задавать вопросы о смысле чего бы то ни было. Даже — поступков, не говоря уже о смысле жизни… Ладно, главное — оказаться в этом чертовом центре. Там ответы на многие вопросы. И следы «Черного Дьявола» там затерялись…
Приотворилась дверь, показался сын полицейского, инженер судоремонтного завода Иядрудан.
— Вы не спите?
Максим приподнялся на локте.
— Нет.
— Хотел с вами поговорить.
— Проходите.
Иядрудан боком протиснулся в комнату, опустился на краешек стула, словно гостем здесь был он, а не Максим.
— Вы что-то хотели спросить? — поинтересовался Максим, видя, что инженер не решается начать разговор.
— Да, именно спросить, — проговорил Иядрудан. — Видите ли, плывуны… простите, гости с той стороны у нас большая редкость. Да и расспросить их чаще всего не удается… Просто не успеваем. А нам очень важно знать…
— Простите, — перебил его Максим, — а кому это «нам»?
Инженер смущенно улыбнулся.
— У нас на заводе образовалось что-то вроде дискуссионного клуба. Спорим на разные темы, книгами обмениваемся и всякими слухами. Так вот, нам бы хотелось знать, что происходит там, за проливом. А то рассказывают разные ужасы, а достоверной информации нет…
— Хотите достоверной информации? — Максим сел на постели. — Извольте, только вряд ли она вам понравится…
Солнечный Круг
Покрытые редким снегом вершины невысокого прибрежного хребта — неожиданно в памяти возник Партенит, расставание с Аленой — остались позади, проплыли под фюзеляжем мерно и мощно взмахивающего крыльями летательного аппарата. Максиму с трудом удалось сохранить непроницаемое выражение лица: открывшаяся его взору долина представляла собой огромный… полис?.. город-сад? Да, пожалуй, город-сад. Друзы разноцветных кристаллов — зданий, немногим уступающих высотой земным тысячеэтажникам, — ярко сверкали разноцветьем огней в предрассветных саракшианских сумерках, а окружавшие их темные расплывчатые пятна были, несомненно, растительностью — или садами. Чуть далее, у линии горизонта, маячили контуры совсем уже гигантских сооружений, напоминающих своим видом развернутые на ветру косые паруса. Похоже на энергостанции, и скорее всего — они и есть. Вспомнился Бромберг: «Львиная доля энергии, производимой в Островной Империи, исходит из ее центра…» Вот тебе, Мак, и центр — еще один центр в твоей жизни, однако непохоже, чтобы этот центр можно было взорвать… или как-нибудь еще уязвить. Да и нужно ли?
Увиденное вызывало все большее беспокойство, если не сказать — смятение. Тридцать три раза массаракш, увиденное просто не лезло ни в какие ворота! Он, Максим, представлял проникновение в загадочный центр Островной Империи несколько иначе. Кровь он себе представлял, смерть. Много крови и смерти. И грязи. А вместо этого — вежливые, предупредительные люди, незнакомая, но, очевидно, совершенная техника… рай… благодать. И беспокойство. Нет уж, лучше бы разведки, контрразведки, палачи и флотские офицеры, лучше бы — стрелять, ибо враг есть враг. А прогрессор — это тот, кто четко умеет делить на своих и врагов… Одно дело — с боем прорваться в таинственный центр, и совсем другое — когда тебя туда ведут под белы рученьки, словно лучшего друга. А вот выпустят ли обратно?
Пилот флаера, жизнерадостная молодая шатенка на вид лет восемнадцати и прехорошенькая, нисколько не замечала душевных терзаний своего пассажира. Она то напевала какую-то нехитрую мелодию, то принималась болтать со своим чудо-самолетом. Флаер отзывался на имя «Стрекоза», сообщал погодные сводки, новости и даже рассуждал на отвлеченные темы. И управлялся голосовыми командами, но только отданными голосом хозяйки, юной пилотессы Кемиати. О чем та сразу же и охотно поведала Максиму. Так что угон, в случае чего, исключался. Только с захватом пилота. Но почему-то Максиму казалось, что, захвати он флаер, — и тот сам, без всяких команд со стороны хорошенькой Кемиати и даже вопреки
