Сандро Веронези
Спокойный хаос
Я не могу продолжать. Буду продолжать.
Часть первая
— Там! — говорю я.[1]
Только что мы катались на волнах, я и Карло. Серфинг, как двадцать лет назад. Доски мы одолжили у двух пацанов и тотчас ринулись в высокие, широкие волны — абсолютно нетипичное явление для Тирренского моря, воды которого омывали всю нашу жизнь. Бесстрашный, агрессивный и какой-то старомодный Карло, в татуировках, с развевающимися на ветру волосами и сверкающей на солнце серьгой, свистит и улюлюкает, а я катаюсь прилежно, стильно: держу марку и прекрасно вписываюсь в окружающую обстановку, как всегда. Он разнуздан, я сдержан — но это не мы, это наши эпохи скользят под солнцем на досках и ведут дуэль, как в добрые старые времена нашей юности, когда во время ссор — бунт против государственных устоев — мы запускали друг в друга стулья. Это вам не шуточки. Я бы не сказал, что наше катание захватывающее зрелище: уже и то хорошо, что мы смогли удержаться на досках и не упали в море. Скорее всего, мы показываем, что тоже когда-то были молодыми и какое-то время верили, что некие силы на самом деле могут одержать верх. В то время мы научились делать много такого, что в дальнейшем оказалось абсолютно бесполезным, исполнять лас-конгас[2], вертеть между пальцами монету, как Дэвид Хеммингс в «
— Там! — вдруг вырвалось у меня.
Мокрые, одуревшие от усталости, мы растянулись прямо на песке обсохнуть на солнышке. Ветер обдувает нас. Мы лежим расслабленно, с закрытыми глазами, молчим. Вдруг у меня возникает ощущение, что мы тут лежим, а где-то поблизости происходит что-то непонятное, тревожное. Я сажусь, за мной следом приподнимается Карло.
— Там! — вдруг говорю я, указывая на группу взволнованно мечущихся по кромке пляжа людей в сотне метров от нас.
Одним прыжком мы вскакиваем на ноги (после долгого катания на волнах мускулы хорошо разогреты) и бежим к этой кучке людей. И мобильные телефоны, и солнцезащитные очки, и деньги — все осталось лежать на песке. Неожиданно все вокруг куда-то исчезает, я вижу только эту толпу и слышу крики людей. Некоторые вещи делаешь, не задумываясь.
Все, что последовало за этим мгновением, слилось в молниеносно мелькающие кадры — старик, лежащий без сознания у самой воды, какой-то блондин, пытающийся привести его в чувства, отчаянные крики двух детей: «Мама! Мама!», растерянные лица людей, пальцем указывающих в море на две крошечные головки, затерявшиеся среди волн, и никто, никто не спешит им на помощь. В этот момент я не чувствую ничего, кроме единения с моим братом, я и он, мы единое целое, и я не задаю себе вопрос, что случилось. На фоне всеобщей беспомощности, выделяется взгляд Карло, заряженный мощной энергией, взгляд его голубых глаз ясно говорит, что по какой-то, не подлежащей обсуждению причине, именно мы должны спасти этих двух бедолаг. И в самом деле, мне кажется, что мы это уже сделали. Да, как будто все уже позади, и мы, два брата, только мы среди этого сборища незнакомых нам людей стали героями, потому что мы, водяные существа, наделенные чудодейственной силой тритоны, ради спасения человеческих жизней способны укрощать волны так же естественно, как мы укрощали их ради удовольствия скользить на досках по их вздыбленным гребням, и здесь, на берегу, в этой толпе, кроме нас, никто на это не способен.
Мы бежим в море — и еще на мелководье о нас начинают разбиваться первые волны. Вот мы столкнулись с каким-то странным мужчиной, рыжим, тощим и длинным, как жердь.
Он неуклюже бросает в море короткий канат, а утопающие находятся от него, по крайней мере, метрах в тридцати. Мы пробегаем мимо, он смотрит на нас. Никогда не забуду его глаза, глаза человека, хладнокровно наблюдающего, как умирают люди. Подлым голосом, достойным его взгляда, он пытается нас отговорить:
— Не надо, — шипит он, — вы только утонете вместе с ними.
— Да иди ты на… — рычит ему в ответ Карло и, подныривая под огромную волну, пускается вплавь. Я бросаюсь вслед. Против света вдруг замечаю темные тени, горизонтально скользящие вдоль зеленой стены, которая вырастает прямо передо мной каждый раз, как поднимается и обрушивается на меня волна — это косяки кефали. Рыбы весело скользят по волнам, для них это — серфинг. Сейчас они развлекаются, как мы всего лишь несколько минут назад. С берега казалось, что головы утопающих были рядом, но на самом деле они барахтаются далеко друг от друга, и мы с Карло должны разделиться. Я подаю ему знак, чтобы он плыл вправо, а сам забираю влево. Он снова смотрит на меня и улыбается, и кивает головой, и снова я чувствую себя непобедимым. Мы изо всех сил плывем в заданном направлении. Подплыв поближе к утопающему, я увидел, что это была женщина, и вспомнил двух детей, мечущихся в отчаянии по берегу: «Мама! Мама!» Повинуясь неисповедимой комбинации сил, ее голова то исчезает в воде, то снова появляется на поверхности, кажется, что женщина к этому уже не имеет никакого отношения. Я кричу ей, чтобы она держалась, и стараюсь увеличить скорость, борясь с сильным течением, которое неумолимо относит меня в сторону от нее. Женщину засасывает воронка. Вот я уже в двух метрах от нее и вижу лицо: властные черты и слегка приплюснутый нос, как у Джулии Кристи, но, прежде всего, замечаю, что пелена безумного ужаса застилает ей глаза. Она на пределе, не в состоянии даже кричать, и только всхлипывает. Последние метры я плыву брассом. Ну вот, я рядом с ней. Из глубин ее тела, как из засорившейся раковины, вырывается зловещее клокотание.
— Не бойтесь, синьора, — говорю ей я, — я вытащу вас на бе…
Женщина обрывает меня на полуслове. Почти с быстротой молнии она вонзает мне пальцы в углубление ключиц и погружает меня с головой в воду. Наглотавшись воды, я с трудом выныриваю, кашляю и отфыркиваюсь.
— Успокойтесь, — прошу я, — не надо меня то…
И снова, не дав мне договорить до конца, женщина отправляет меня под воду, и снова я глотаю соленую воду и бьюсь изо всех сил, чтобы выплыть на поверхность и глотнуть немного воздуха, а она как будто только этого и ждет, чтобы опять меня утопить. Я пытаюсь выкрутиться из ее цепких рук, но она не отпускает и ногтями раздирает мне грудь в кровь. Очень больно. С расцарапанным телом я хватаю ртом воздух и отплываю на пару бросков назад. Вся моя сила и восхитительное ощущение неприкосновенности, которое там, на берегу, подстегнуло меня с разбега броситься вплавь, исчезло.
— Не бросайте меня! — захлебывается женщина. — Не бросайте меня!
— Синьора, — уговариваю я, держась от нее на приличном расстоянии. — Так ничего не получится! Вы должны успокоиться.
