Антон решил пропустить мимо ушей это «нам». Он пытался понять идею цикла. «Мужчины без прикрас» – что это значит? Мужчина за письменным столом, мужчина звонит по телефону, мужчина у книжной полки, мужчина за компьютером? То есть в обычной рабочей обстановке? Кому это может быть интересно? Ах, есть одна маленькая деталь? Мужчина без одежды? Только галстук на голой шее? То есть «а король-то голый» – в этом ваша идея?
Они пересмеивались и зажимали друг другу рот рукой. Они все почти уже устроили. Они поймали в самом конце рабочего дня театрального агента, и тот связал их с актером, который согласился позировать. За довольно умеренную плату. Дело теперь за сущим пустяком – за помещением. Нужен нормальный деловой кабинет, никаких выкрутасов. Но все учреждения уже закрылись на субботу и воскресенье. Что делать? И они подумали: нельзя ли воспользоваться его конторой?
– Ты с ума сошла!
Антон подбежал к дверям кабинета и поспешно прикрыл их.
– В моей конторе? Для печати? Чтобы все это потом появилось в порнографическом журнале? А если увидит кто-то из моих клиентов? Пронюхает пресса? Начнется такой скандал, что я разорюсь в два дня.
Сьюзен глядела в окно, раскачивала камеру на ремешке, презрительно улыбалась. Жена-2 опустилась в кресло и сжала виски ладонями, словно пытаясь прийти в себя от постыдного открытия:
– О чем ты говоришь? Какая порнография? Этот цикл делается для женского художественного журнала. Ты слышал, надеюсь, о Венере Милосской, о картине «Завтрак на траве», о Давиде Микеланджело? Или слова «обнаженная натура» для тебя навеки связались с обложкой «Плейбоя»?
– Кэтлин, оставь, – брезгливо сказала Сьюзен. – Я же тебе говорила. Все это бесполезно. Знакомый типаж.
– Энтони, ты меня поражаешь. Кроме всего прочего, неужели ты думаешь, что твою контору кто-то может узнать по снимкам? Что этот образец стандарта и безвкусицы, неотличимый от миллионов других таких же кабинетов, может в чьем-то мозгу связаться именно со страховым бюро «Себеж Инкорпорэйтед», что в номере 2735 на 27-м этаже одного из пятидесяти главных чикагских небоскребов? Наконец, может быть, тебя утешит, что журнал, заказавший Сьюзен цикл «Мужчины без прикрас», находится в Канаде и сюда почти не попадает?
Антон упирался еще минут пятнадцать. Потом махнул рукой. В конце концов, не может жизнь состоять из одной предусмотрительности, рутины, соблюдения контрактов. Нужны время от времени и дикие выходки, и встряски, и приключения, и непредсказуемость. Когда еще дождешься, что тяга к рискованным затеям проснется в жене-2? Не сердиться ему нужно на маленькую заезжую фотоавантюристку, а благодарить ее.
На следующий день он сам отвез Сьюзен в контору, помог поднять и установить лампы, показал все розетки и выключатели. Вернувшись домой, поддался на уговоры детей и сел собирать с ними головоломку. Старинный замок отбивал штурм. Уже была видна башня с развевающимся флагом, шляпа коменданта, зубцы стены. Сын-2-1 рылся в россыпях картонных завитушек, выискивал крупы и головы лошадей. Дочь-2-2 сосредоточилась на голубом: кусочки неба, вода во рву, окна в башнях.
В какой-то момент жена-2 поднялась к ним. Лицо ее было озабоченно.
– Звонила Сьюзен. Она чуть не плачет. Этот актер до сих пор не появился. Телефон его не отвечает.
– Наверное, застрял где-нибудь в пробке. По субботам транспорт бывает невозможен.
– Мне так хочется, чтобы у Сьюзен приняли этот цикл. В ее жизни как раз сейчас такой момент, когда маленький успех просто необходим.
– Все будет хорошо. А ты сама чем занимаешься?
Антон кивнул на открытую бритву в ее руке.
– Это? Я наконец собралась привести в порядок розы. Дети последнее время так носятся по саду, пробегают совсем близко от кустов. Конечно, срезать все шипы мне не по силам, но хоть самые крупные.
Прошел еще час. Битва за замок разгоралась все пуще. Штурмовые лестницы гнулись под тяжестью нападающих. Из-за веселой рощицы справа высунулись новые, уже окутанные дымом пушки.
Жена-2 появилась опять и поманила Антона пальцем. Он давно не видел ее такой смущенной и растерянной.
– Сьюзен плачет, – сказала она, уводя его в коридор. – Этот негодяй так и не появился. Она говорит, что дома, в Нью-Джерси, она бы за пятнадцать минут нашла кого-нибудь среди знакомых мужчин. Но здесь в Чикаго у нее никого нет. Я не помню, чтобы Сьюзен Дарси когда-нибудь плакала.
– Да, не повезло бедняге.
– Она спрашивает, не буду ли я против, если она попросит позировать тебя.
– Меня?!
– А почему бы и нет?
– Но я никогда не учился актерству. Даже в любительских спектаклях не выступал.
– Актерские способности того прохвоста нас меньше всего интересовали. А все остальное у тебя есть. Уверена – ничуть не хуже, чем у него.
– Ты же знаешь – лесть на меня не действует.
– Во-первых – действует. Во-вторых, она говорит, что загримирует тебя так, что ты станешь абсолютно неузнаваем. Что вообще лицо персонажа в данном цикле – второстепенная деталь.
– И ты? Мне очень интересно знать, что ты ей ответила.
– Я сказала, что, конечно, я ничего против не имею. И что весь вопрос в том, согласишься ли ты. Что воспитание у тебя было очень пуританское и родимые пятна ханжества порой всплывают по самым неожиданным поводам. Потом снова пропадают. Как медузы.
– А ты бы могла позировать в чем мать родила перед незнакомым мужчиной?
– Нет. Но это потому, что я тоже ханжа. Гораздо хуже, чем ты.
– Да уж, если вспомнить, сколько месяцев у меня ушло на то, чтобы выпытать тайну чайника…
– Слушай, ты устраиваешь из всего этого какую-то великую жертву. Если для тебя это очень тяжело, то и не надо. Мне просто очень-очень хотелось помочь Сьюзен. Всегда хотелось. Но она такая гордячка. Такого случая больше не представится.
– А ты поедешь со мной?
– Зачем?
– Не знаю. Мне было бы легче.
– Сьюзен может подумать, что я приехала надсматривать за вами. Она обольет меня презрением.
– За последний год я поднабрал лишнего жира.
– Тебя же не на конкурс красоты приглашают. Кроме того, кто-то должен остаться с детьми.
– Вообще, это может быть и забавно. Вдруг передо мной откроется новая карьера.
– Я была бы тебе очень и очень признательна.
– Но ты запомнишь, что я звал тебя с собой?
– Я поставлю говядину в духовку. К вашему возвращению как раз будет готова.
– Помоги детям закончить головоломку. Там осталось ввести в бой последние резервы.
– Будь с ней поласковей. Не шути. Особенно над ее профессией.
Он отмахнулся. Он сунул в карман автомобильные ключи и спустился вниз. В столовой он украдкой опрокинул в рот стопку виски. Он вышел через боковую дверь и пошел к автомобилю мимо свежевыбритых роз. Он старался сохранить на лице выражение денщика, посланного исполнять генеральские придури. Он чувствовал, что ему трудно дышать.
Можно было подумать, что в городе Монреале в тот день прервался нормальный поток пожаров, аварий, демонстраций «за» и «против», убийств, грабежей, политических перетасовок и настала тягостная, лишенная новостей тишь и благодать. Едва «Вавилония» успела подойти к монреальским причалам, как навстречу ей кинулась стая изголодавшихся корреспондентов и операторов.
– Мистер Себеж, как проходит плавание?
– Получили ли вы уже русские визы?
– Планируется ли испытание продукции «Пиргороя» на тамошних животных?
– Продается ли ваша продукция в Канаде?
– Не боитесь ли вы, что, пока вы будете плыть, ваши конкуренты полетят в Москву на самолете и захватят тамошний рынок раньше вас?
Жужжали телекамеры. Подползали со всех сторон микрофоны. Маленькая команда «Вавилонии» – все трое в белых кителях и фуражках – из-за спины капитана подставляли объективам окаменевшие улыбки. На столике перед Антоном стояла пирамида консервных банок.
– …Мы думаем, что русских должна заинтересовать вот эта новинка «Пиргороя». Нет, ее выпуск начался уже год назад, когда мы еще не планировали поездку в Перевернутую страну. Мы просто задали себе вопрос: как должен чувствовать себя владелец собаки, который вдруг – по моральным или диетическим соображениям – стал убежденным вегетарианцем? Ведь в душе его должна начаться мучительная борьба. Он вынужден кормить своего четвероногого друга мясными продуктами, которые – как он верит – ничего, кроме вреда, принести не могут. Вегетарианские консервы для собак – вот что нужно таким людям…
На пирсе тем временем собралась толпа зевак. Пожилая супружеская чета, любопытная ко всему на свете, кроме друг друга – потому что нельзя же быть любопытным к собственному плечу, уху, затылку, – протолкалась вперед. Изогнувшись под тяжестью радиокомбайна на плече, подошел утренний прожигатель жизни – в бахроме волос, в бахроме обрезанных штанов, задумчивый, непризнанный, прыщеватый. Двое детей, прислонившись к ногам матери, кормили друг друга разноцветным мороженым. Их малиново-зеленые языки свивались кольцами вокруг твердых шариков, потом прятались назад полные сладкой добычи.
– …Не считаясь ни с какими затратами, фирма «Пиргорой» готовит для псов-вегетарианцев вкусную и питательную смесь из двадцати различных трав. Нет, мы не выходим в поле с косой, как Лев Толстой, не гребем все сено подряд. Наука торжествует и здесь! Наши исследователи взяли дикого кролика, вскрыли его желудок и по его содержанию определили, какие травки нравятся четвероногим. Из них-то и идет приготовление данных консервов. Конечно, с добавкой витаминов. Конечно, кальций, железо, аспирин, антибиотики…
Пожилой чете надоело смотреть на перегруженную корреспондентами «Вавилонию». Они нагнулись к детям и стали делать вид, будто хотят отнять у них мороженое. Дети, визжа, укрывались за юбкой матери. Мать сняла козырек, прятавший ее лицо в зеленой, пластмассовой тени, улыбнулась. Она была совсем не похожа на жену-3. Ему показалось.
