блокноте. Линь Чжан, глядя на них, только вздыхает и крутит пальцем у виска.
Как легко человек привыкает жить рядом со смертью. Тикающая бомба на запястье уже не кажется мне такой страшной. Опасность даже придает жизни новый вкус и остроту. Но все время хочется оглядываться назад и думать о том, какие прошлые дела и поступки сейчас хотелось бы переделать.
Идем на север вдоль берегов Швеции. Сюда викинги возвращались со своей добычей. В раскопках обнаружены огромные клады монет: франкских, английских, византийских, арабских. Похоже, викинги не знали, что им с ними делать, и хранили, как спортсмены хранят свои призы и кубки.
Некоторые историки считают, что они пускались в свои далекие походы потому, что дома им стало не хватать земли. Мне трудно в это поверить. Ведь они захватывали огромные земли, но никогда не начинали пахать и пасти скот. Они либо становились властителями над покоренными народами, либо возвращались и продолжали свои междоусобные побоища.
Их легенды повествуют о царстве в загробном мире, которым правит отвратительная богиня Хел, похожая на разлагающийся труп. Она повелевает теми бедолагами, которые умерли не в битве, а от старости, болезней или несчастных случаев. Конечно, никто не хотел попасть после смерти в лапы этой богини.
Все же как унизительно идти по утрам к каюте наших пассажирок, смотреть на часы – семь-тридцать, семь-тридцать пять, семь-сорок, а они всё не выходят, стучать, слышать их сонные и недовольные голоса, напоминать им, что пора перевести стрелки…
– Парт-ком, проф-ком, об-ком, рай-ком, дом-ком…
Антон старательно повторял вслед за Меладой самые нужные в Перевернутой стране слова. Их не было в старых книгах, по которым его учил дедушка Ярослав, и ему нетрудно было изображать послушного первоклассника, только-только выучившего алфавит чужого языка. Но в какой-то момент он не удержался и чуть не выдал себя, забормотав сквозь зубы:
– …гусь-ком, полз-ком, молч-ком, торч-ком…
– Стойте, стойте, – засмеялась Мелада. – Это совсем не то. Откуда вы взяли эти слова?
– Наверное, из той книжки, что вы мне дали читать.
Она стала терпеливо объяснять разницу. Потом они заговорили о непереводимых словах. Она рассказала ему, что по-русски нельзя сказать «прайваси». Наверное, потому что нет такого понятия, чувства, явления. Зачем народу иметь в своем языке слово для вещи, которой он не обладает, не знает, не ценит. Зато в английском языке нет слова «сокровенность». Приводимый в словарях перевод secrecy, innermost – совсем не то. Что оно означает на самом деле? Самое дорогое и тайное, хранимое глубоко в душе. То, о чем можно рассказать лишь самому-самому близкому другу. Или любимому человеку. Нет, не исповеднику и – тем более – не психоаналитику. Сокровенность вообще с трудом выживает в разговорах. Хотите выучить это слово? Давайте я напишу вам его транслитерацию. Да, пишется почти как «сокровище». В русских словарях стоит рядом со словом «сокрыть». А в английских «сокровище» оказывается рядом с «предательством». Занятно, не правда ли?
Она посмотрела на часы.
– Время урока истекло… Вам нужно уходить? Нет?… Вы можете еще побыть у постели больной? Тогда можно, я превращусь в ученицу, а вы – в учителя? Есть английские слова, которые я не совсем понимаю. Например, слово «пасс». До сих пор я думала, что это только передача мяча от одного игрока другому в спортивных играх. Или термин в карточной игре. Но недавно я обнаружила, что у слова появилось новое значение. Что-то связанное с отношениями между мужчиной и женщиной. Это так?
Он улыбнулся. Уселся на стуле поудобнее. Она сама не понимает, какую важную тему она затронула. Ответ на ее опасный вопрос может вылиться в целую лекцию. И волею случая она попала на профессора, на доктора пассовых наук. Да, пасс существует в тысяче форм и оттенков. Нет, это слово нельзя перевести как ухаживание, кокетство, флирт. Пасс – это пробный сигнал, предшествующий ухаживанию и флирту. Но в последние годы он так развился и окреп в Америке, что многие пытаются обойтись совсем без ухаживания. Пасс – а потом сразу: «Твоя квартира или моя?» Времени у людей не хватает ни на что.
Да, пасс может быть проделан словом, или интонацией, или взглядом, или касанием. Есть тонкачи, умеющие проделать пасс миганием автомобильных фар. И есть ответные тонкачи, способные расшифровать такой пасс и послать ответный. Придержать дверь в лифте, спросить «Который час?», напеть мелодию из последнего фильма, убрать волосы со лба, зажечь сигарету, подбросить кубик льда в стакан, застегнуть пуговицу, показать фотографию любимой собаки, поделиться бананом – любой из этих невинных поступков может быть превращен в пасс. И дальше уже дело адресата – откликнуться или нет.
– О да, он хранит в памяти несколько блистательных пассов, свидетелем которых ему довелось быть. Однажды его приятель столкнулся на утренней пробежке с очаровательной бегуньей. Он немедленно свернул с пешеходной дорожки, добежал до своего автомобиля, проехал несколько кварталов вслед за ней, обогнал, выбежал ей навстречу еще раз, потом повторил операцию снова и снова. На четвертый раз она рассмеялась – тогда он повернул и побежал с ней рядом. А одна молодая знакомая, работавшая в туристской конторе, никак не могла привлечь внимание своего босса, озабоченного холостяка, вечно напевавшего себе под нос модные песенки – но без всякого пассового оттенка. Однажды он диктовал ей какое-то деловое письмо, глядя на экран компьютера, и она – словно забывшись – набрала припев того, что он напевал полчаса назад. «Я знаю, знаю, никогда в жизни мне уже не полюбить, как я любила в то лето…» Только тогда он впервые заметил ее по-настоящему, и с тех пор они жили вместе долго и счастливо, пока заезжий владелец страховой конторы не послал ей неотразимый пасс – предложил квартиру на берегу Гудзона, руку и сердце.
Или вот однажды его кузен на большой вечеринке подошел к понравившейся ему женщине и сказал: «Ради Бога простите… Но не могли бы вы мне помочь?… Здесь одна моя старая знакомая просто преследует меня… Она знает, что я застенчив и боюсь ее заигрываний на людях… Смотрите, смотрите – опять шлет грубый пасс… Можно, я сделаю вид, что я пришел с вами?… Иначе она от меня не отстанет». Пикантность заключалась в том, что он при этом указывал на свою жену.
Главное свойство пасса – внешняя невинность. От пасса всегда можно отпереться, сказать, что, мол, ничего такого не имелось в виду. Например, подмигивание – это уже не пасс. Это прямое приставание, даже принятие на себя известных обязательств. В принципе, на вас могут подать в суд за нарушение многообещающих подмигиваний. Или обвинить в непристойном поведении. Наверно, искусство пасса так и расцвело, потому что старомодное ухаживание стало таким опасным делом.
– Конечно, легче было бы объяснить на примерах. Ну вот, допустим, я бы захотел послать свой пасс вам. Какие тут, в этой тесной каюте, возможны варианты? Я мог бы поправить подушку и «случайно» коснуться вашей щеки – вот так. И видя, как вы отшатнулись и как «случайно» стерли след моего прикосновения, я бы понял, что мой пасс отвергнут. Или я мог бы начать расспрашивать вас о ваших вкусах. Нравятся вам высокие мужчины?
– Да.
– А я невысок. Значит, мой пасс снова отбит. Тут можно сделать какое-нибудь интимное признание. Например, что трусы из синтетики вызывают у меня раздражение на коже. Не уточняя, на коже чего. И если вы не выразите моментально отвращения или равнодушия к моим кожным проблемам, можно сделать следующий пасс и спросить, как реагирует на синтетику ваш муж.
– Я не замужем.
– Именно на это и надеется отправитель пасса. Но вы понимаете, что, если бы вы хотели отбить мой пасс, нужно было бы сказать что-то вроде: «Слушайте, я ведь не спрашиваю вас о белье, которое носит ваша жена».
– Какое белье носит ваша жена?
– Ого. Мне попалась способная ученица. Я не женат. Овдовел два года назад. Несчастный случай. Когда-нибудь я расскажу вам, как это произошло. Но сейчас не хочется о печальном. Давайте вернемся к теории пассов. Вообще, умение правильно расшифровывать их и правильно реагировать – тоже большое искусство. Особенно для женщины. Особенно если она получает пасс будучи на людях. Или даже на работе. Допустим, она работает в парикмахерской. И ловит на себе масленые взгляды клиента. Который заходит бриться каждый день. И всегда старается сесть в ее кресло. Конечно, профессия парикмахерши дает больше возможностей для ответного пасса. Можно, сбривая усы клиента, оттянуть кончик его носа и сопроводить это прикосновение нежным, укоризненным, никому не заметным покачиванием из стороны в сторону. Или прижать бедром его ладонь, лежащую на ручке кресла. Или, заправляя салфетку ему за воротник, скользнуть пальцами чуть глубже, чем нужно. Или проделать и то, и другое, и третье, и продолжать посылать эти пассы, и придумывать другие, и посылать их тоже, не дожидаясь ответных, не подчиняясь кодексам скромности, забрасывая, затягивая себя и его, как в быстрый танец, как в спуск с горы на санях – все теснее друг к другу от страха, от скорости, от ветра.
От ветра в то лето в городке падали старые деревья, их тяжелые ветви часто рвали провода, и в парикмахерской умолкали фены, холодели сушилки, останавливалось жужжание стригущих машинок, и они с Пегги выходили вместе, как будто случайно, как будто им по пути. Ей никогда не было с ним скучно. Она не верила ему, когда он говорил, что знаки нежности и приязни могут, наверно, тоже надоесть, что их нужно разнообразить, дозировать, дожидаться ответных, набивать цену. Нет, она хотела только так – потоком, одно за другим, улыбкой и касанием, касанием и подарком, обнять за плечи и взмахнуть рукой, взмахнуть рукой и позвонить посреди ночи, а дальше все сначала, то же самое, не бойся, не надоест.
Даже в ту пору, когда все пассы остались уже позади за ненужностью и он, приходя к ней вечером, приносил цветы, она просила, чтобы он оставлял букет в прихожей и вносил ей цветок за цветком в течение вечера, и радовалась каждому по отдельности. Один она ставила в вазочку перед собой, пока они ужинали. А следующий втыкала в волосы, когда они танцевали. А о третий терлась щекой, пока они смотрели телевизор. И эта игра в дарение цветов помогала им заполнить время до ухода подруги, с которой она делила квартиру. Нет, подруга все знала про их роман и ничуть не возражала, и комната ее была отделена коридором. Но все же громкое пение могло бы донестись до нее и помешать готовиться к экзаменам. А Пегги знала за собой эту слабость к пению в последний момент, и немного смущалась, и предупредила его заранее, чтобы он не пугался, если она начнет не стонать, а петь во весь голос. Слух у нее был не очень хороший, но она знала десятки оперных арий и – не смущаясь – перескакивала от «Зачем вы посетили нас?» Татьяны Лариной к «Стрела не так быстра» предательницы Далилы и заканчивала самозабвенным криком Кармен: «Но крыльев ей вам не связать!» Забыв слова, она могла вставлять и отсебятину и где-то фальшивить, но один верный поклонник ее талантов, музыкально бездарный, но импульсивный и отзывчивый, всегда срывался с места на ее пение, даже если она начинала напевать в машине, и мешал Антону следить за дорогой.
Она верила в приметы. Но только в счастливые. Выходя по утрам из дома, она загадывала, кого увидит первой: кошку или белку? Кошка у нее была к удаче, а белка – к нежданной радости.
Если в очереди на автобусной остановке было больше женщин, это обещало встречу со старой подругой, а если мужчин – с приятным незнакомцем. Бегун, повстречавшийся на улице, был к деньгам, а велосипедист – к подарку.
Все ее любили, все ею любовались. Так ей казалось. Квартирная хозяйка оставила раскрытый зонтик в прихожей не потому, что забыла, а именно для нее, чтобы защитить от дождя свою любимую квартирантку. И полицейский пропускал на перекрестке их автобус без очереди, потому что заметил ее в окне. И клиенты валили к ним в парикмахерскую не из-за дешевых расценок, а из симпатии к ней. И в магазине кассирша говорила ей «хелло» по-особому, не как
