администрации было создано в столице комендантом Берлина генералом Берзариным. 10 июня последовал приказ № 2 маршала Жукова, разрешавший образование и деятельность «всех антифашистских партий». На следующий же день Коммунистическая партия Германии во главе с Пиком и Ульбрихтом высказалась за «особый путь для Германии»:
«Мы считаем, что было бы неправильным навязывать Германии советскую систему, ибо она не соответствует нынешним условиям развития Германии. Мы, напротив, считаем, что жизненным интересам немецкого народа… соответствует… путь создания антифашистского, демократического режима, парламентарно-демократической республики, в которой народ пользовался бы демократическими правами и свободами».
Аналогичную позицию заняла Социал-демократическая партия Германии (СДПГ), часть руководства которой - а именно Фехнер, Гротеволь и Гнифке - вскоре высказалась за образование объединенной социалистическо-коммунистической партии, которая и была создана через год под названием Социалистической единой партии Германии (СЕПГ). СВАТ разрешила также образование буржуазных партий - католической ХДС и либеральной ЛДПГ, при условии, что эти партии войдут в единый антифашистский фронт. Такой антифашистский блок был создан 14 июля 1945 г.
В те дни в Берлине были тысячи советских солдат. На развалинах рейхстага, где много дней шли кровопролитные бои, на колоннах разбитых Бранденбургских ворот, на пьедесталах Колонны победы, памятника Бисмарку, поваленной конной статуи кайзера Вильгельма I были нацарапаны, написаны карандашом или краской тысячи русских имен: «Сидоров из Тамбова» или «Иванов прошел от Сталинграда», «Михайлов, бивший фрицев под Курском», «Петров прошел от Ленинграда до Берлина» и т.д. В Тиргартене, вокруг рейхстага, были могилы советских солдат, а на главных улицах, особенно на более оживленных и менее разрушенных улицах Восточного Берлина, повсюду виднелись плакаты: «Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается». Упоминание о «германском государстве» давало многим немцам повод считать, что вскоре будет образовано центральное германское правительство. На перекрестках улиц стояли немецкие полицейские с белыми нарукавными повязками; в городе ходило несколько трамваев и действовали одна-две линии метро. Из других тоннелей метрополитена откачивали воду: они были затоплены по приказу Гитлера, и там погибло много людей.
На главных улицах наблюдалось оживленное движение военного транспорта, а также сотен тачек и тележек, на которых немцы перевозили свои пожитки. Встречались также грузовики с перемещенными лицами. Немцы выглядели покорными, и лишь изредка можно было заметить чей-нибудь злобный взгляд. Большинство из них были заняты на расчистке улиц и ремонте мостовых.
Русские общались с немцами больше, чем этого можно было ожидать. На углах улиц можно было видеть солдат, болтающих с немецкими мужчинами и девушками. Наиболее общительными были мальчишки и пожилые женщины. Мальчишки выпрашивали у русских продукты и сигареты, а пожилые женщины проявляли своего рода материнскую фамильярность. Они махали водителям советских грузовиков, прося подвезти, и грузовики нередко останавливались.
Комендант Берлина генерал-полковник Берзарин представлял собой прекрасный образчик советского генерала[262]. Ему определенно не улыбалась перспектива поделить вскоре Берлин с англичанами, американцами и французами. Он считал, что, раз Красная Армия потеряла тысячи людей в этом ожесточенном завершающем сражении войны, значит, она заслужила весь Берлин. Он находил также, что сделал все возможное в Берлине в невероятно трудных условиях мая 1945 г. и дела уже стали налаживаться. Прибытие других только вызвало бы соперничество и трения и подорвало бы авторитет в глазах немцев…
Во всяком случае, Берзарин не особенно нуждался в союзниках, и меньше всего в англичанах. Сын ленинградского сталевара, старый член партии, он в 1918 г. четырнадцатилетним подростком вступил в Красную Армию, а в 1919 г. воевал против англичан в Архангельске. «Да, - говорил он, - там мне довелось драться с нашими нынешними союзниками. Сперва они задали нам трепку, но позже я понял, какие они хорошие спортсмены, бегали они, несомненно, здорово!» В 1939 г. он участвовал в боях на Халхин-Голе, в 1941 г. командовал армией в Риге и «там принял первый удар немцев. Могу вас заверить: это был весьма сильный удар». Затем он воевал на разных фронтах, и вот «наша армия первая вышла на Одер, и это перед нами немцы наконец капитулировали в Берлине в прошлом месяце».
«Но нам пришлось тяжело, - продолжал он. - Это сражение выиграли наши артиллерия и пехота. Бомбардировщики союзников причинили Берлину большой ущерб, но не имели прямого военного значения. Союзники сбросили на Берлин 65 тыс. тонн бомб, мы же за две недели выпустили по нему 40 тыс. тонн снарядов. Нам приходилось сносить целые дома при помощи танков и артиллерии. Немцы дрались, как фанатики. Юнцы и девчонки бросали в нас ручные гранаты и обстреливали наши танки своими дьявольскими, почти самоубийственными фаустпатронами. По всему Берлину было построено много баррикад. Наконец 2 мая они капитулировали. Значительная часть населения и тысячи солдат укрывались в подвалах и убежищах. Но даже после капитуляции некоторые эсэсовцы и молодежь из «Гитлерюгенд» продолжали стрелять в нас из развалин. Это продолжалось несколько дней. И теперь еще время от времени случаются убийства советских солдат и особенно офицеров, но в общем все спокойно…»
Он утверждал, что в мае 1945 г. Красная Армия спасла Берлин от голода. Приведя цифры, характеризующие постепенное восстановление метро, трамвайных линий, телефона, газовой сети и т.д., он перешел к вопросу о нормированном снабжении. Все жители получали в день по 300 г картофеля, но нормы выдачи других продуктов сильно менялись в зависимости от категории: хлеб - от 600 до 300 г, мясо - от 80 до 20 г, сахар - от 30 до 15 г. Часть продовольствия даже приходилось доставлять из СССР.
«Скоро, однако, - сказал Берзарин, - немцам придется кормить Красную Армию, которая сейчас находится в основном на собственном довольствии, и поэтому мы требуем от крестьян выращивать всего как можно больше». Берзарин собирался разрешить в Берлине «вольную торговлю», что побудило бы крестьян везти продукты в город.
Население Берлина уже насчитывало почти три миллиона, а люди все прибывали. Серьезную проблему представляло медицинское обслуживание: все врачи были мобилизованы, а в Берлине в специальных госпиталях находилось 40 тыс. раненых немцев. Наиболее трудной была, конечно, жилищная проблема: 45% домов в Берлине было разрушено полностью. 35% частично и лишь 15-20%, главным образом в пригородах, осталось более или менее невредимым. Для большинства населения работы не было, и его использовали на расчистке улиц.
Берзарин дал также понять, что советские власти ценили помощь активных антинацистов и что все настоящие антинацисты пользовались большими преимуществами.
«Мы поручаем антинацистам проверять все назначения, особенно в полиции. Полицейских тщательно отбирают, но, несмотря на это, им не разрешается носить огнестрельное оружие, а только дубинки. На низших должностях мы разрешаем оставаться номинальным, неактивным нацистам. Все бывшие нацисты обязаны зарегистрироваться для направления на работу.
Культурная жизнь развивается: в Берлине работают 200 кинотеатров, и мы показываем им советские фильмы. Центром музыкальной жизни является Радиоцентр. Здесь опять выступает оркестр немецкой оперы под управлением Людвига. Школы будут открыты в ближайшем будущем, но все нацистские школьные учебники придется заменить. По-видимому, трудно будет найти достаточное число учителей-антинацистов.
Мы организовали муниципалитет, его возглавляет обер-бургомистр д-р Вернер, и он состоит из 16 отделов: продовольственного снабжения, здравоохранения, промышленности, торговли, административного, просвещения и т.д.».
Берлинский муниципалитет размещался в чудом уцелевшем здании бывшей страховой компании неподалеку от Александерплац. Обер-бургомистр д-р Вернер был худой красивый старик лет 68 в долгополом черном сюртуке, крахмальном воротничке и черном галстуке. Он был богатый рантье, имел собственную виллу в Лихтерфельде; советские войска захватили его за несколько дней до вступления в Берлин и назначили обер-бургомистром[263]. Вернер сказал, что до 1942 г. он жил хорошо и имел большой доход, но затем настали трудные времена, и он похудел на 24 килограмма. Постоянные бомбардировки Берлина измучили его. Теперь он говорит всю правду. Генерал Берзарин «оказал ему большую честь», назначив его обер-бургомистром Берлина. Снабжение Берлина продовольствием - труднейшая проблема, так как нацисты уничтожили все продовольственные склады,
