разнести его дом в щепки. Что же ему делать? Тянуть время. Может, у старухи Марм хватит ума сбегать за надсмотрщиком. Пытаясь сохранять спокойствие, каталист перевел взгляд с матери на ребенка; мальчик молча стоял рядом с Анджей, наполовину скрытый складками некогда богатого, а ныне изношенного платья.
И даже сейчас, невзирая на страх и смятение, отец Толбан остолбенело уставился на мальчика. Ему никогда не приходилось видеть этого ребенка вблизи — Анджа об этом неуклонно заботилась. Да, до каталиста доходили слухи о красоте мальчика — но такого он не ожидал. Иссиня-черные волосы обрамляли бледное лицо с большими темными глазами. Но внимание каталиста привлекла еще одна деталь, помимо необычайной красоты ребенка, — в огромных мерцающих глазах не было ни тени страха. Отголосок боли был: каталист видел на щеке у ребенка след, оставленный рукой Анджи. Следы высохших слез были. А страха не было — лишь спокойное торжество, как будто все происходящее было тщательно спланировано и подстроено.
— Поторопитесь, каталист! — прошипела Анджа, топнув босой ногой. — Я не привыкла, чтобы такие, как вы, заставляли меня ждать!
— П-плата, — заикаясь, пробормотал отец Толбан. С трудом оторвав взгляд от странного ребенка, он повернулся к его безумной матери. Каталиста захлестнуло облегчение: он нашел прибежище в уставе ордена. — В-вы же знаете, полагается заплатить, — продолжил он уже более строго, как будто орденские правила дали ему взаймы силу прошедших веков. — Часть вашей Жизни, госпожа Анджа, и часть Жизни мальчика, если он отправится вместе с вами...
Каталист полагал, что это заставит женщину передумать, — в конце концов, у кого из полевых магов после рабочего дня останется достаточно силы, чтобы отдать столько, сколько каталисты требуют за открытие Коридора?
Если это и заставило Анджу задуматься, то вовсе не так, как того ожидал отец Толбан. Женщина взглянула на ребенка с легким недоумением, как будто лишь сейчас вспомнила о его существовании. Затем, нахмурившись, она вновь посмотрела на каталиста. Отец Толбан скрестил руки на груди, подумав, что дело можно считать решенным.
— Я заплачу, раз уж вы, паразиты, не можете без этого жить! — отрезала Анджа. — Но от мальчика вы ничего не получите! Я заплачу его долю из своей Жизни. У меня хватит! Дайте руку!
Анджа протянула каталисту руку, и тот почувствовал, что уверенность вытекает из него, словно сок из раненого дерева. Отец Толбан взглянул на Анджу — и на миг все исчезло: и грязное лицо, и полубезумные глаза, и потрепанная одежда, и опаленная солнцем кожа полевой волшебницы. Каталист увидел высокую, прекрасную женщину в царском одеянии, женщину, рожденную повелевать и привыкшую, чтобы ее приказы исполнялись. Толком не осознавая, что он творит, каталист взял протянутую руку — и Жизнь хлынула в него с такой силой, что едва не сбила отца Толбана с ног.
— К-куда вам нужно? — слабо пролепетал он.
— В Приграничье.
— К-куда?!
От удивления каталист разинул рот.
Брови Анджи угрожающе сошлись на переносице.
Отец Толбан нервно сглотнул. Затем нахмурился, пытаясь сохранить остатки достоинства.
— Я должен держать Коридор открытым, дабы гарантировать, что вы вернетесь, — мрачно сказал он.
— Значит, держите открытым, — фыркнула Анджа. — Меня это мало волнует. Нам нужно туда ненадолго. Приступайте!
— Хорошо-хорошо, — пробурчал каталист.
Используя Жизнь Анджи, каталист открыл для нее окно во времени и пространстве, один из многих Коридоров, некогда созданных Прорицателями, магами Времени Прорицатели давным-давно исчезли, и вместе с ними сгинуло умение строить Коридоры. Но каталисты, контролировавшие их на протяжении столетий, и поныне знали, как поддерживать существование Коридоров и приводить их в действие; и чтобы Коридор работал, каталист брал необходимое количество Жизни у того, кто этим Коридором пользуется.
Анджа и ребенок шагнули в подобное темной бездне отверстие, разверзшееся в уютном домике отца Толбана, и исчезли. Опасливо взглянув на открытый Коридор, каталист поймал себя на том, что почти всерьез думает: а может, закрыть его и оставить эту парочку там, где они есть? Он вздрогнул и взял себя в руки. Да как он только мог такое помыслить?!
«Приграничье...» — подумал каталист, качая головой. Как странно. Зачем ей этот пустынный, безжизненный край?
В Приграничье нет никаких стражников. Они там не нужны.
Тот, кто явится из мира и войдет в эти неверные, блуждающие туманы, шагнет за Грань. Шагнуть за Грань — значит умереть.
Охранять государство от того, что лежит за Гранью? Но зачем? За Гранью нет ничего. Ничего, кроме царства Смерти. А оттуда никто не возвращался.
Первые же строки катехизиса гласят: «Мы бежали из мира, где властвует Смерть, забрав с собою магию и всех созданных нами магических существ. Мы выбрали этот мир, ибо он пуст. Здесь магия будет жить, ибо здесь ничего нет, и никто никогда не будет более грозить нам. Здесь, в этом мире, Жизнь».
Потому в Приграничье нет стражников. Но есть Дозорные.
Уцепившись за руку матери, Джорам нерешительно шагнул в Коридор; на миг ему показалось, будто его что-то сдавило со всех сторон, очень плотно. Перед глазами словно звезды вспыхнули. Но прежде чем сознание Джорама в полной мере освоилось с происходящим, это ощущение исчезло и искрящийся свет погас. Мальчик оглянулся, ожидая, что увидит комнатушку отца Толбана. Но они находились не в доме у каталиста. Джорам стоял на длинной пустынной полосе белого песка.
Мальчик никогда в жизни не видел ничего подобного. Ему понравилось ощущение нагретого солнцем песка под ногами. Джорам наклонился, чтобы зачерпнуть пригоршню, но Анджа бесцеремонно рванула его с места и размашисто зашагала по песчаной полосе, волоча сына за собой.
Сперва Джораму понравилось идти по песку. Но это быстро прошло. Песок сделался глубже, и идти стало труднее. Мальчик начал увязать в движущихся дюнах, барахтаться и спотыкаться.
— Где мы? — спросил Джорам, тяжело дыша.
— На краю мира, — ответила Анджа, останавливаясь, чтобы вытереть пот с лица и сориентироваться.
Радуясь возможности передохнуть, Джорам огляделся по сторонам.
Анджа была права. За спиной у них начинался мир: то тут, то там из песка торчали травинки. Чем дальше, тем больше их становилось, и постепенно они сливались в пышный зеленый ковер. Высокие темно-зеленые леса несли жизнь мира к фиолетовым горам, чьи увенчанные снежными шапками пики поднимались к ясному голубому небу. А небо, как почудилось Джораму, словно отпрыгивало от гор и разливалось бескрайним безоблачным простором. Взгляд Джорама скользнул по небосводу — и дошел туда, где небо наконец-то обрушивалось и исчезало в туманной бездне, встающей за полосой белого песка.
А затем он увидел Дозорных.
Вздрогнув, Джорам дернул Анджу за руку и указал в их сторону.
— Да!
Вот все, что она сказала. Но в ее голосе звучали такие боль и гнев, что мальчика пробрал озноб — несмотря на то что от прогретого солнцем песка по-прежнему тянуло жаром.
Крепко сжав руку Джорама, Анджа потащила его дальше. Подол изношенного платья волочился за ней, и на песке оставались полоски наподобие змеиных следов.
Каменные статуи Дозорных, тридцати футов высотой, шеренгой возвышались вдоль всего Приграничья, навеки устремив взгляды в туманы Грани. Они стояли на самом краю белого песка, на расстоянии двадцати футов друг от друга, и шеренга эта тянулась в обе стороны, насколько хватало глаз.
Когда Джорам подошел поближе, от изумления у него перехватило дух. Он никогда не видел ничего настолько высокого. Даже деревья в лесу, и те не возвышались над ним так, как эти гигантские статуи. Джорам приблизился к шеренге сзади, и потому ему сперва показалось, что все статуи одинаковы. Все они изображали людей в рясах. Среди них встречались и мужчины, и женщины, но за исключением пола иных различий вроде бы не наблюдалось. Все они стояли в одинаковой позе — словно по стойке «смирно» — и смотрели перед собой.
А потом, когда Джорам подошел поближе, он заметил, что одна статуя отличается от всех прочих. У нее левая рука была стиснута в кулак.
Джорам повернулся к Андже. Он готов был засыпать ее ворохом вопросов — так его заинтересовали эти поразительные статуи. Но когда он увидел лицо Анджи, то проглотил едва не сорвавшиеся с губ слова — так быстро, что прикусил себе язык. Проглотил незаданные вопросы вместе с кровью.
Лицо Анджи было белее, а глаза — горячее, чем белый горячий песок у них под ногами. Безумный, лихорадочный взгляд был прикован к одной из статуй — к той самой, с кулаком. К ней Анджа и направлялась, увязая в песках, но не теряя решимости.
А потом Джорам понял. Понял все, с внезапной сверхъестественной ясностью, свойственной лишь детям, хотя и не смог бы облечь свое понимание в слова. Его захлестнула волна тошнотворного страха, голова закружилась, а ноги обмякли. Джорам в ужасе попытался метнуться прочь, но Анджа лишь крепче сжала его руку. Джорам, тормозя изо всех сил, пронзительно завизжал:
— Анджа! Отведи меня домой! Пожалуйста! Я не хочу! Не надо!..
Но Анджа, судя по ее отсутствующему виду, просто не слышала криков мальчика.
Джорам упал. Анджа потеряла равновесие, споткнулась и приземлилась на четвереньки. Ей пришлось отпустить Джорама, чтобы встать самой. Вскочив, мальчик попытался пуститься наутек, но Анджа настигла его одним прыжком, ухватила за волосы и рванула обратно.
— Не-ет! — неистово завизжал Джорам и разрыдался от страха и боли.
Анджа подхватила мальчика — постоянная работа в поле сделала ее сильной, — сунула под мышку и понесла вперед. Она не раз падала по дороге, но явно не намерена была отказываться от намеченной цели.
Подойдя к статуе, Анджа остановилась. Дыхание вырывалось у нее из груди судорожными толчками. На миг она подняла взгляд на возвышающуюся над ними гигантскую фигуру.
Левый кулак статуи был сжат, а неподвижный взгляд устремлен поверх голов людей на туманы Грани. Казалось, будто в ней меньше Жизни, чем в деревьях в лесу. И все же статуя осознавала их присутствие. Джорам чувствовал это — и чувствовал терзавшую ее чудовищную боль.
Мальчик совершенно выбился из сил и не мог уже ни плакать, ни сопротивляться. Анджа бросила его к ногам статуи, и он замер там, скорчившись, дрожа и закрывая голову руками.
