родителей «мамой» и «папой», но скорее всего, они не являются моими биологическими родителями. Государство платит родителям за воспитание детей, и они получают дополнительную премию, если дети вырастают здоровыми и красивыми. Что и произошло в моем случае, — добавил он, пригладив волосы и удовлетворенно изучив свое отражение в одном из зеркал, которых на адонианском корабле было великое множество. — Мои родители заработали на мне довольно приличную сумму, так что мы в расчете.
— А взаимная привязанность? — неуверенно спросила Дарлин. — Сохраняется ли эмоциональная связь между родителями и детьми?
— В этом нет необходимости, — заверил ее Рауль. — На самом деле это даже вредно. Люди вроде тебя — только не обижайся, дорогая, — страдают от всевозможных комплексов. К примеру, ребенок мог ненавидеть своего отца, но любил мать или наоборот. Эти комплексы приводят к всевозможным сексуальным проблемам, порождающим новые комплексы. У нас нет ничего подобного. Ты была женщиной, запертой в мужском теле. Вспомни, как ты страдала в своем обществе! На Адонии подобная ошибка была бы обнаружена и исправлена уже в двенадцать лет.
Щеки Дарлин пылали. Она не стеснялась беседовать с друзьями о себе и своем прошлом, но ей хотелось, чтобы Рауль говорил потише. Несколько адонианцев, раньше подчеркнуто смотревших в другую сторону, теперь с интересом разглядывали ее.
— А как же нежность? — спросила она, поспешно сменив тему. — И любовь?
— Сентиментальные эмоции, — фыркнул Рауль, махнув кружевным платочком. — Я рад сообщить, что мы по большей части избавились от них.
— По-моему, в твоем случае избавление было недостаточно успешным, — с улыбкой заметила Дарлин.
Малыш, завернувшийся в свой плащ и нахлобучивший шляпу, безмятежно спал. Его голова покоилась на коленях Рауля.
Лотофаг с нежностью взглянул на своего друга.
— У меня есть некоторые изъяны, — со вздохом признал он и снова посмотрелся в зеркало. — К счастью, они имеют внутреннюю природу и не отражаются на внешности. Кстати, о внешности: мне нужно переодеться перед посадкой.
Рауль осторожно переместил своего друга в более удобное положение, уложив Малыша в гнездо, свитое из мягких подушек, и удалился. Он уже дважды переодевался — первый раз перед пересадкой с космоплана на челночный лайнер и второй раз по прибытии на борт лайнера.
Дарлин привыкла к челночным перелетам, где пассажиры в мрачном молчании сидели на своих местах. Им не терпелось приземлиться, покончить с утомительной поездкой и заняться своими делами. У адонианцев все было по-другому. Полет на челноке превратился в вечеринку, в пиршество красок, движения и веселья, щедро сбрызнутое экзотическими духами.
Адонианцы постоянно уходили, чтобы переодеться и привести в порядок свою прическу или поменять парик и привести в порядок свою одежду. На корме устроили роскошный банкет; в носовом отсеке шел концерт по заявкам зрителей. Стюарды разливали шампанское в хрустальные бокалы. На борту челнока имелся бассейн с подогретой водой, массажная комната и сауна, а также несколько комнат для отдыха. Наблюдая, как парочки (иногда по трое или четверо) входят в комнату отдыха, а затем выходят оттуда, раскрасневшиеся и умиротворенные, Дарлин догадалась, что адонианцы не проводят свободное время за игрой в шахматы.
— Люди страшно скучают во время челночных рейсов, — объяснил Рауль, когда вернулся. Он переоделся в лиловый джамп-костюм с золотыми эполетами на плечах, в тон золотистым ботфортам, и мягкий розовый кафтан с рукавами-буфами, украшенный вышивкой и сверкающими блестками.
— Скучают? — воскликнула Дарлин. — Но полет продолжается лишь два часа! Почему бы им просто… не почитать книжку?
Рауль смеялся так сильно, что ему пришлось еще раз выйти в уборную и заново подкрасить веки и ресницы. Вернувшись, он окинул Дарлин пристальным взглядом, в котором читались жалость и сострадание.
— А теперь позволь мне попробовать привести в порядок твою прическу, — сказал он.
Пока Рауль возился над ней, сокрушенно вздыхая и цокая языком, Дарлин рассматривала других пассажиров, пытаясь выяснить, есть ли среди них шпионы. Ей пришлось признать, что это непосильная задача. Постоянные приходы и уходы, переодевания и изменения внешности происходил и так часто, что она, наверное, не узнала бы и собственную мать.
Была ли роскошная блондинка, сидевшая через проход от нее, той же самой рыжеволосой красавицей, занимавшей это место пятнадцать минут назад? Дарлин не могла утверждать с уверенностью. Она смутно подозревала, что эта женщина — вообще не женщина. Ей начало казаться, что Крис был прав. Она совершила ошибку, отправившись в путешествие на Адонию.
Но Малыш был с ними. Проснувшись, телепат доложил Раулю, что никто поблизости даже не думает о Дарлин.
— Неудивительно, с такой-то прической, — пробормотал Рауль. Лотофаг печально посмотрел на Дарлин. В его голосе звучали трагические нотки хирурга, который просит медсестру отключить аппарат искусственного дыхания после неудачной операции. — Я сделал все возможное, но не уверен, что этого будет достаточно.
Посадка продолжалась целую вечность. Челнок опускался медленно и очень осторожно.
— Иначе пассажиры могут расплескать вино, — пояснил Рауль.
Когда двери наконец открылись, адонианцы начали грациозно подниматься, прощаться со своими новыми знакомыми и подтягиваться к выходу, распространяя волны розовых, мускусных и фиалковых ароматов. Немногочисленные инопланетные пассажиры, видевшие себя со стороны точно такими же, как Дарлин, — неряшливыми, безвкусными, подавленными, закомплексованными и конечно же безобразными — оставались на своих местах, горько сожалея о своем решении посетить Адонию.
Однако Рауль не стал мешкать и настоял на том, чтобы Дарлин пошла с ним. Выходя из челнока в обществе прекрасного, блестящего адонианца, она поняла, почему Малыш решил закутаться в плащ. Она с завистью поглядывала на его шляпу с широкими полями.
Плотно сжав губы, остро ощущая недоброжелательные взгляды, направленные на нее со всех сторон, Дарлин Мохини перебросила компьютерный футляр через плечо, взяла потрепанную дорожную сумку и приготовилась к дальнейшим унижениям на таможне.
Сейчас она, пожалуй, предпочла бы получить пулю в лоб.
ГЛАВА 8
Так вкрался в Божью паству первый вор…
Посадка челнока на Пандоре сопровождалась значительно большей тряской, чем на Адонии. Шампанского в полете не подавали; в воздухе витали ароматы дезинфицирующего средства, краски и машинного масла. Разумеется, никаких бассейнов на борту не было — даже туалет казался едва ли не роскошью. Сиденьями служили обыкновенные скамьи с вытертой и потрескавшейся виниловой обивкой. Тем не менее пассажиры не жаловались на неудобства. Все они были солдатами, всем приходилось бывать в гораздо худших местах, и кроме того, на борту находится полковник, сообщивший своему адъютанту, что «эта посадка мягкая, как детская задница, по сравнению с десантными операциями, которые я проводил, когда служил в силах специального назначения».
Услышав это, другие пассажиры — двое лейтенантов и двое рядовых — не осмеливались жаловаться. Они потирали ушибленные копчики и страдали молча.
На самом деле Джамилю тоже очень хотелось почесать копчик, но он знал, как должен вести себя настоящий полковник. За годы службы в армии он видел много такого, о чем предпочел бы забыть.
Когда челнок совершил посадку, в распахнутый люк хлынул ослепительный солнечный свет. Единственная стюардесса весьма привлекательной наружности, чутко реагировавшая на все желания и потребности Джамиля во время полета (что вызвало мрачную зависть у лейтенантов и язвительное веселье среди рядовых), объявила, что пассажиры могут покинуть судно.
Рядовые и лейтенанты дружно посмотрели на Джамиля. Полковник был вправе выйти первым и заставить их ждать, если таково будет его решение. Но Джамиль улыбнулся и небрежно помахал рукой.
— Идите вперед, джентльмены, — распорядился он. — Мы с капитаном подождем.
Рядовые и лейтенанты поспешно разобрали свой багаж, сложенный в заднем отсеке, и бочком пробрались к выходу мимо полковника и его адъютанта. Облегчение, написанное на их лицах, было столь явным, что Джамиль невольно улыбнулся.
Крис, переодетый капитаном с адъютантскими аксельбантами, встал со своего места рядом с Джамилем и отступил в сторону, чтобы дать «полковнику» пройти.
— Капитан, проверьте, ждет ли нас служебная машина, — приказал Джамиль.
— Слушаюсь, сэр, — отозвался Крис и пошел к выходу.
— Капитан! — рявкнул Джамиль.
Киборг повернулся к нему. «Полковник» протянул ему свой саквояж.
— И выгрузите остальной багаж, хорошо?
Крис заморгал, но быстро оправился от потрясения.
— Слушаюсь, сэр, полковник, ублюдок несчастный, — прошептал он. — Смотри не привыкни к этой роли!
Джамиль ухмыльнулся, поддернул обшлага кителя и пошел в носовой отсек, чтобы скоротать несколько приятных минут в беседе со стюардессой. Через иллюминатор он мог видеть, как Крис выносит багаж и складывает его у трапа, потихоньку поджариваясь в лучах знойного пандорского солнца. Пока Джамиль обменивался шуточками со стюардессой, киборг надзирал за выгрузкой большого контейнера, где хранились «аудиовизуальные материалы», которыми полковник собирался воспользоваться в своей предстоящей лекции.
«Похоже, там жарко, как в печке», — подумал Джамиль. Киборг потел в своем тяжелом мундире, стоя возле трапа и ожидая, когда его начальник соблаговолит принять рапорт.
Джамиль позволил себе еще немного расслабиться в прохладной, уютной кабине. Он поговорил с пилотами челнока и выпил бокал холодного апельсинового сока. Стюардесса написала для него на бумажке номер своего телефона. Наконец Джамиль поблагодарил ее и пилотов и спустился по
