И я опять подумал, что ослышался. Так, еще вчера – мне доверяли только как ребенку: на городскую булку шесть копеек. Или тринадцать, чтоб для литра молока. А тут мне поручают, представляете?! Не просто рыбу. Да еще живую. А на сумму два и тридцать шесть!
Это было сумасшедшее доверие!
Я понял сразу: рыба – еще есть! Начиная с самого хвоста. Не рыбьего, естественно, а очереди. Хвост натурально выпадал уже наружу. И его все задевали, пешеходы, это ж центр, там место оживленное. Хвост дрожал, и извивался, и топорщился, и уходил то влево, то куда. Я пристроился, как будто бы прижился. И сразу же недетская забота: чтобы мне хватило, вот и все! Я должен оправдать, какой я взрослый!
Когда прошло там… Сколько, я не знаю, я оглянулся: сладостное чувство! За мной позанимало уже столько, что ладно, мне не хватит. Предположим. Но – чтоб целому хвосту?! А я-то раньше! В общем, в очереди мне скучать не приходилось.
Мы хвостом немножко повиляли, пока нас не втянуло в магазин. Так дрейфовал я в сторону прилавка…
Я выстоял! Я подошел к нему!
Вот, продавец! В клеенчатом переднике, в воде. В белом колпаке, на нем креветка.
Между мной и продавцом – большой аквариум. А в нем, завороженный, наблюдаю: сама она, моя живая рыба! Она купается, скользит – и не кончается!
Не скрою: то был исторический момент! Сжимая в кулачке все деньги в доме… Меня от счастья – просто распирает: вот сейчас! Вот сейчас я наконец-то стану взрослым!..
– Мальчик! – я очнулся. – Что тебе?
Казалось, что мне? Если мы стояли за одним. Конечно, рыбу! Но у них еще ассортимент, вполне широкий: рыба карп и рыба толстолобик. Ассортимент резвился под водой.
– Ты что, глухой?
А кулачок мой накрепко зажат, чтоб, не дай бог, не выпала копеечка. И я благоговейно:
– Мне живой… А все равно какой! Но только чтоб на два и тридцать шесть!
Она:
– Ага!
На глаз словила, уложила на весы – а по деньгам выходит рубль десять. Сразу две, на глаз, – ого, пятерка! Может, эту? А там же рыба разная, как люди. Опять на глаз – четыре сорок шесть! Ну что сказать? В этот день глаз был не на ее стороне!
На весы метнула пятую, десятую. Ловила, заморилась, вся в воде. В колпаке с креветкой, в этом фартуке. Меня всего трясло от возбуждения! Она ловила их практически вручную. Переполошила весь аквариум. Но той, что бабка мне велела, – все никак! И где-то через рыб не помню сколько, перегнувшись через водоем, так доверительно:
– Мальчик, мальчик, ты не прав!
Почти что шепотом.
А я же… Хоть я и был немножечко отсталый, ну чуть-чуть, в своем развитии, но по слогам читать уже умел. И вот, как оказалось, не напрасно! Углядев табличку на стене, я эту тетку тут же вразумил:
– «По-ку-па-тель всег-да прав!»
– Ыххх! – она выдала в сердцах. Но крыть ей нечем: я же покупатель! И рукой нырнула в свой аквариум. Мощно заявляя о себе, рыба колотилась, как в припадке… – Три пятнадцать! – бросив на весы. Смахнув обратно. Судя по всему, ей было плохо. Тут ее лицо пришло в движение, и она едва ли не взмолилась: – Давай я дам, какую уже дам!
Очередь мной стала тяготиться, вздыхать, переминаться с ноги на ногу…
А я ж послушный, в общем, несгибаемый. И чтоб ослушаться мне бабку – я и в мыслях! «Вот тебе два тридцать шесть – купи на все!»
Продавщица искушала как могла:
– Ой, подумаешь, сказала ему бабушка!
Но я за компромиссы не цеплялся. И тогда она берет меня в советчики:
– Ну тебе уже какую, я не знаю! Может, эту? – как партнеру по сотрудничеству.
– Лучше эту! – и я тыкал в проплывающую.
Она швыряла на весы. Нет, не она!
Не эта.
И не та.
Она так растерялась, по-серьезному: в ее жизни я присутствовал впервые! И вот тут ей, продавщице, на подмогу… А знаете, в очередях СССР были «наблюдающие очередь». Из активисток, склочного пошиба. Они сами шли, с хвоста. Чтобы пасти. Чтоб со стороны никто не сунулся. Наблюдают-наблюдают и… Пристраиваются. Чтоб себе вне очереди – хвать! И отвалить. А свежий наблюдатель тут как тут…
Она со всех сторон меня обгавкала. И, чтобы продавщице подыграть:
– Мальчик, часом, ты того, не идиот?!
Но я с блеском отпарировал:
– Ни часом, ни минутой, ни секундой! «Покупатель всегда прав!» – уже на память…
Очередь нагуливает ярость. Но пока насупленно молчит. Тут продавщица натурально извелась и, блуждая взглядом, вопрошает:
– Товарищи! – товарищи прислушались. – Чей это ребенок, не дай бог?! – но во мне никто не признавался. – Я щас кончусь раньше этой рыбы!
И вот тут ее прорвало, эту очередь, как дамбу, как плотину. И она уже, по полной озверев… Хотя прошло… Каких-то полчаса. Но напор стихии я держу:
– Мне чтоб рыбу… Чтоб на два и тридцать шесть!
Стоял я насмерть!..
Она перешерстила весь аквариум.
Неужели я ни с чем вернусь домой?!
Я же так хотел быть взрослым! Обломилось…
Мои раздумья прерывает крик:
– Есть! Мальчик! Два и тридцать шесть! – она вопит. – Очнись, ты слышишь?!
Очередь вздохнула облегченно.
Бабка знала: есть такая рыба!
И я при всех разжал свой кулачок.
Но я ж не знал, чем это обернется…
Домой я возвратился уже взрослым: живая рыба – это вам не булка.
А скажу, что я, когда родился, моим родителям… Вот, первая несправедливость в моей жизни: родился я, а подарили им. На день рождения. Детские весы, такие маленькие. Для новорожденных, выгнутым совком. Германия, а значит, точный вес. И назывались «Kinder-210».
Поначалу
– Бетя, что вы ходите? Себе дороже, Бетя, для чего?!
– Дело принципа… – вздыхала моя бабка. – А дело принципа – живет и побеждает!..
Ну и вот. Бабка, наловчившись перевешивать, уложила рыбу вдоль… А не хватает. Не хватает ровно двести граммов! На тоже ровно двадцать шесть копеек! Уложила поперек – не может быть! И по головке гладит толстолобика, и так, и перетак – а недовес! Мы, затаив дыханье, наблюдали. Нацепила в доме все очки, сосредоточилась. Но толстолобик показаний не менял! А это ж «Kinder», немцы, точный вес…
Бабка тут же, боевая:
– Ахтунг, ахтунг! – в честь весов, что родом из Германии. – Нашего ребенка обманули!
И мы привычно стали собираться…
Вся семья, уже мы в полном сборе: значит, бабка, мама с папой, я и рыба – мы выдвинулись в сторону «Живой». Качать права!
Бабка всю дорогу нас подбадривала:
– Ох, я представляю, что щас будет!
