В годы Французской революции 1789-1993 годов во Франции не построили ни одного долговечного сооружения. Это была эпоха временных построек, в основном деревянных, которые, конечно, просуществовали очень недолго. Эпоха использовала наработки прежнего, пытаясь их переосмыслить в «революционном» духе, но не создавала ничего своего.
На площади Бастилии, на руинах старой крепости, воздвигли павильон с надписью: «Здесь танцуют». Площадь Людовика XV была названа площадью Революции и обезображена триумфальными арками «в честь побед, одержанных над тиранией», статуями Свободы, фонтанами с эмблемами.
На месте конной статуи Людовика XV в центре площади установили гильотину.
В Париже появились скульптурные памятники «Возрожденная природа» и «Слава французского народа».
А вот при Наполеоне Париж продолжали перестраивать, как это делалось при королях. При Наполеоне Париж серьезно перестроили. В круговерти кривых средневековых улочек прорубали новые широкие авеню, построили два моста. Средневековый, хаотично растущий город сделался хотя бы частично регулярным, построенным (вернее, перестроенным) по единому плану.
Важнейшая часть «правильного» города — огромная парадная площадь, основное назначение которой — напоминать о могуществе империи. Площадь Конкорд (Согласия) — прекрасный пример подобного имперского пространства.
Площадь Людовика XV (позже площадь Согласия) возведена в Париже в 1753-1775 гг. (Ж.А.Габриель). Наполеон ничего не перестроил на ней. Он только «украсил» площадь вывезенным из Луксора гигантским обелиском, прославляющим фараона Рамзеса II.
Теперь широкие проспекты связывали не «королевские» и не «революционные», а «имперские» сооружения: Лувр и Тюильри с площадью Согласия. Отсюда новый проспект Елисейские Поля вел к западной окраине города, на скрещение несколько ведущих в город дорог.
Улица Риволи (1801 г., Шарль Персье и П.Ф.Л. Фонтен), ведущая от площади Согласия к Лувру, была заполнена типовой застройкой.
При этом архитектурные формы приобрели особую пышность и торжественность, а масштабы строительства — грандиозный размах. Неоклассицизм времен Наполеона I получил название ампир (франц. empire — «империя»). Он должен был символизировать величие и могущество державы, созданной генералом Бонапартом.
Бонапарт стремился превратить Париж в эдакий «второй Рим», столицу громадной и чуть ли не вечной империи.
Приемы античного зодчества использованы в архитектуре Триумфальной арки, Биржи, церкви Мадлен, фонтана на площади Шатле.
Нередко античные памятники просто копировали. Триумфальная колонна на Вандомской площади (1806-1810 гг., архитекторы Жан Батист Лепер, Жак Гондуэн) повторила форму Колонны императора Траяна.
Триумфальная арка на площади Карусель (1806-1807 гг., архитекторы Ш. Персье, П.Ф.Л. Фонтен) — уменьшенная копия знаменитой Триумфальной арки императора Септимия Севера. До 1815 г. арку венчала бронзовая колесница Победы, увезенная с фасада собора Сан-Марко в Венеции.
Фонтан Победы на площади Шатле (1806-1808 гг., Ф.-Ж. Бралль (1750-1832), главный инженер службы водоснабжения Парижа) установлен в память побед, одержанных Наполеоном Бонапартом.
Фонтан Победы известен также как «Пальмовый фонтан». Построенная в 1806 году колонна украшена пальмовыми листьями, между которыми выбиты названия наполеоновских побед в Италии, Египте и Германии (Лоди, Пирамиды, Маренго, Ульм, Данциг). Венчает колонну богиня Победы, творение Луи Симона Буазо (1743-1809).
Монумент является характерным образцом наполеоновского ампира («стиля Империи»), сочетающего в себе черты классической архитектуры императорского Рима с вошедшими в моду египетскими мотивами.
Многие отмечают, что сталинские павильоны и фонтаны ВДНХ напоминают облик фонтана и его декор.
Громадье планов императора, стремившегося превратить Париж в столицу мира, помешало их осуществлению. Некоторые монументы были закончены только в период Июльской монархии и Второй империи. Наполеону Бонапарту не хватило нескольких лет, Сталин оказался удачливее.
Такова и Триумфальная арка, которую строили с 1806 по 1836 год, или арка Звезды (от ее подножия отходит 12 улиц).
Эту арку после Аустерлицкого сражения в 1806 году Бонапарт распорядился соорудить на парижском холме Шайо в честь военных побед, одержанных Францией. 50-метровый памятник воинской доблести строился 30 лет по проекту архитектора Шальгрена. Арку окружают сто гранитных тумб (в честь «ста дней» правления Наполеона), соединенных между собой чугунными цепями.
Получается: Наполеон Бонапарт строил столицу СВОЕЙ империи. И одновременно продолжал традицию эпохи Просвещения. Его империя опиралась на эту традицию, была воплощением Разума, и это давало моральное право «нести Просвещение» всем остальным народам Европы.
Вполне очевидно, что по крайней мере в одном отношении Наполеон был продолжателем королевской Франции: он продолжает рассматривать Францию как культурного лидера Европы. Вся его архитектурная политика — это визуализированная претензия на лидерство в Просвещении.
Его Империя — логическое развитие идей этого лидерства: Франция, по его представлениям, на штыках его солдат несет Европе свет Просвещения. Напомню, что в обозах Великой армии, вторгшейся в Российскую империю в 1812 году, везли два изваяния Наполеона в тоге и венке римского императора, со свитком в руках: символ Наполеона, дающего России свободу (предполагался манифест об упразднении в России крепостного права).
Наполеон с его политикой — только продолжение тех амбиций, которые вынашивались Францией с 1648 года. Если бы во Франции сохранялась королевская власть, война за лидерство в Европе тоже была бы неизбежна — вопрос, когда именно и в каких формах.
Возможно, без революции 1789-1794 годов и без порожденного ею Наполеона войны начались бы не в 1792 г. и были бы менее грандиозными по продолжительности и масштабу. Но и только.
Какое бы значение Наполеон ни придавал пропаганде и созданию своего культа личности, его политика стояла на четырех «китах»:
1. Сохранение результатов революции.
2. Создание правового государства.
3. Подъем экономики.
4. Имперская политика.
Наполеона упрекают в том, что он стал «могильщиком революции». Действительно, от утопической части революции он последовательно отделывался.
Не успев стать императором, он прекратил демагогические вопли об опасностях, угрожающих революции и народу, о врагах и заговорщиках. С 1 января 1806 г. он отменил «революционный» календарь.
Наполеон восстановил отношения с церковью. Хотя и на совершенно других основаниях. «Общество, — говорит он, — не может существовать без неравенства имущества, а неравенство имущества не может существовать без религии. Голодный человек не мог бы терпеливо переносить того, что рядом с ним другой утопает в излишестве, если б не существовало власти, говорящей ему, что так угодно Богу».
Прагматический подход, в котором Наполеон очень походил на Вольтера с его «если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Если теория мироздания Лапласа, в которой не было места Богу, его и не устраивала, то именно потому, что Бог нужен был ему для управления.
Он всегда был на стороне положительных, установленных вероисповеданий, видя в них нечто вроде «прививки оспы, удовлетворяющей стремление человека к чудесному и гарантирующей его от шарлатанов». Он говорил: «Попы лучше, чем Калиостро, Канты и все немецкие фантазеры!» Заметим — философ Кант был для него ничем не лучше, чем авантюрист Калиостро, объявлявший самого себя вечным, бессмертным и «волшебным» существом.
Но сам Наполеон отнюдь не был религиозен. Он даже прямо заявлял: «Я — никто! Я был мусульманином в Египте, а здесь я буду католиком для блага народа. Я не верю в религии!»
Святая правда: Наполеон говорил республиканцам, что враги французской свободы — это роялизм, феодализм и религия.
А в первый же год своего консульства, в речи, сказанной перед миланским духовенством, он уже говорил, что, по его мнению, католическая религия одна только в состоянии доставить настоящее благополучие правильно устроенному обществу и утвердить основы хорошего правительства.
Он высказался при этом и против философии XVIII века, и против революции, преследовавшей католицизм, и заявил, что ни одно общество не может существовать без морали, а хорошая мораль невозможна без религии!
В его представлении религия и государство должны быть тесно связаны между собой. Но эту связь представлял совсем не как Людовики. Для тех папа римский был не ниже королей, его власть существовала параллельно с королевской.
Наполеон же таких вещей не терпел. Он превратил католическое духовенство во Франции в своего рода «священную жандармерию», часть государственного механизма. Он даже сам издал «органические статьи католического культа». А когда он сделался императором, то по его приказанию был составлен для школ новый катехизис, в котором власть императора возводилась почти в степень религиозного догмата.
В катехизисе, составленном тогда с одобрения кардинала-легата Капрера для употребления во всех церквах французского государства, был такой вопрос: «Какие особенные обязанности наши относительно императора нашего Наполеона I?»
В перечислении обязанностей находятся и военная служба, и горячие молитвы о его здоровье. «Почему обязаны мы исполнять эти обязанности относительно нашего государя?» — «Потому что Бог в высшей степени милосерден к нему в мире и войне и, создав его по своему подобию на земле, поставил его правителем у нас. Потому, если мы уважаем и служим императору, то мы чтим и служим самому Богу!» «Нет ли особенных побудительных причин, по которым мы должны усилить свою преданность нашему императору Наполеону?» — «Да, потому что он тот, которому в тяжелых обстоятельствах Бог дал прозреть и восстановить святую религию отцов наших».
Такой вот катехизис. Остается согласиться с крупным германским историком: «С нахальным лицемерием пустил он в дело религию для своих целей: он, который ежедневно попирал ногами божественные и человеческие права. Ту самую религию, которую он поносил и от которой отрекался на берегах Нила, когда ему нужно было прикинуться магометанином! В этой душе тирана все было делом расчета, самолюбия, лжи и своекорыстия»[42].
Наполеон не верил в пользу политической демократии. На его глазах именем политической свободы и равенства совершалось столько преступлений, что и более упертый человек мог бы в них усомниться. К тому же для чего провозглашались утопические идеалы? Наполеон считал, что эти идеалы выдвигались теми, кто хочет прийти к власти. Каждый, кто добивался власти, вел себя как обладатель абсолютной истины и брал свободу только для себя и для кучки единомышленников и приспешников. А свободу всех остальных давил.