Наполеон - спаситель России

«Трудно себе представить ожесточение обеих сторон в Бородинском сражении, — говорит «История лейбгвардии Московского полка». — Многие из сражавшихся бро­сали свое оружие, сцеплялись друг с другом, раздирали друг другу рты, душили один другого в тесных объятиях и вместе падали мертвыми. Артиллерия скакала по трупам, как по бревенчатой мостовой, втискивая трупы в землю, упитанную кровью. Многие батальоны так перемешались между собой, что в общей свалке нельзя было различить неприятеля от своих. Изувеченные люди и лошади лежа­ли группами, раненые брели к перевязочным пунктам, покуда могли, а выбившись из сил, падали, но не на землю, а на трупы павших раньше. Чугун и железо отказывались служить мщению людей; раскаленные пушки не могли вы­держать действия пороха и лопались с треском, поражая заряжавших их артиллеристов; ядра, с визгом ударяясь о землю, выбрасывали вверх кусты и взрывали поля, как плугом. Пороховые ящики взлетали на воздух. Крики ко­мандиров и вопли отчаяния на десяти разных языках за­глушались пальбой и барабанным боем. Более нежели из тысячи пушек с обеих сторон сверкало пламя и гремел оглушительный гром, от которого дрожала земля на не­ сколько верст. Батареи и укрепления переходили из рук в руки. Ужасное зрелище представляло тогда поле битвы. Над левым крылом нашей армии висело густое черное об­лако дыма, смешавшегося с парами крови; оно совершенно затмило свет. Солнце покрылось кровавой пеленой; перед центром пылало Бородино, облитое огнем, а правый фланг был ярко освещен лучами солнца. В одно и то же время взорам представлялись день, вечер и ночь». Ветеран напо­леоновских войн генерал Ж. Рапп выразился с солдатской прямотой: «Мне еще не доводилось видеть такой резни» [141].

Страшны были потери обеих армий, хотя цифры все называют разные. Потери французов, по данным инспек­тора при Главном штабе Наполеона Денье — 49 генералов и 28 000 солдат и офицеров, из них 6550 убитых и 21 450 раненых. Эти цифры были засекречены по приказу маршала Бертье: в бюллетене Наполеона говорилось о поте­рях в 8-10 тысяч. Данные Денье впервые опубликованы в 1842 г.

У разных современных историков цифры колеблются в вилке от 40 до 58 тысяч человек, то есть 27-40% всего на­личного состава. Точных цифр мы уже не узнаем, потому что большая часть документации Великой армии погибла при отступлении (если и не была фальсифицирована). Погибло и 47 генералов (по другим данным — 49). Русские войска потеряли от 38 до 58 тысяч человек и 23 генерала. В их числе и Багратион, смертельно раненный ядром. Че­рез два дня он умрет, спрашивая: сдали Москву или нет?!

— Москву отстояли, — соврут Багратиону.

— Слава Богу! — С этими словами, осенив себя крестом, Багратион откинулся на подушки и умер.

До сих пор рассуждают и спорят, кто же все-таки выи­грал сражение?

Выиграли французы, потому что в ночь на 26 августа русская армия тихо снялась и ушла. Страшное поле оста­лось за французами. Характерно, что французы очень по­верхностно осмотрели доставшееся им место сражения. По глухим полупризнаниям очевидцев, оказали помощь не всем даже французским раненым. Русских раненых не добивали, но и помощи им не оказывали. Стон с Бородин­ского поля слышался еще три дня.

На самом поле Бородина Наполеон произнес некую лукавую формулу: «Французы были в этом сражении до­стойны победы, а русские стяжали себе право называть­ся непобедимыми». Впрочем, эту фразу передают очень по-разному. Чаще всего выглядит она таким образом: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобе­димыми... Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано (французами. — Н.Б.) наиболее до­блести и одержан наименьший успех»[142]. Фразу эту почти одновременно привели два русских историка... в начале XX века. Они скомпоновали ее из разных высказываний Наполеона.

Первоисточники не передают подобной фразы Напо­леона именно в таком виде, но отзыв в редакции Михневича широко цитируется в современной литературе.

Или в такой форме: «Бородинское сражение было самое прекрасное и самое грозное, французы показа­ли себя достойными победы, а русские заслужили быть непобедимыми»[143]. Это тоже написано через 60 лет после событий.

Сам же Наполеон отчаянно врал. Начал он уже в пись­мах к жене, императрице Марии-Луизе: «Мой добрый друг, я пишу тебе на поле Бородинской битвы, я вчера разбил русских. Вся их армия в 120 000 человек была тут. Сраже­ние было жаркое: в два часа пополудни победа была наша. Я взял у них несколько тысяч пленных и 60 пушек. Их по­теря может быть исчислена в 30 000 человек. У меня было много убитых и раненых».

Но ведь никаких «тысяч пленных» Наполеон тут не взял: пленных было всего около 700 человек. А письма к Марии-Луизе были тоже своего рода маленькими «бюллетенями», рассчитанными на широкую огласку.

Маршалы же пребывали скорее в недоумении. Мюрат говорил, что не узнавал весь день императора. Ней гово­рил, что император забыл свое ремесло.

Врал Наполеон и в своих записках на острове Святой Елены в 1816 г.:

«Московская битва — мое самое великое сражение: это схватка гигантов. Русские имели под ружьем 170 тысяч че­ловек; они имели за собой все преимущества: численное превосходство в пехоте, кавалерии, артиллерии, прекрас­ную позицию. Они были побеждены! Неустрашимые ге­рои, Ней, Мюрат, Понятовский, — вот кому принадлежала слава этой битвы. Сколько великих, сколько прекрасных исторических деяний будет в ней отмечено! Она поведает, как эти отважные кирасиры захватили редуты, изрубив канониров на их орудиях; она расскажет о героическом самопожертвовании Монбрена и Коленкура, которые нашли смерть в расцвете своей славы; она поведает о том, как наши канониры, открытые на ровном поле, вели огонь против более многочисленных и хорошо укрепленных батарей, и об этих бесстрашных пехотинцах, которые в наиболее критический момент, когда командовавший ими генерал хотел их ободрить, крикнули ему: «Спокойно, все твои солдаты решили сегодня победить, и они победят!»

Уже через год, в 1817 году, Наполеон рассказал о еще бо­лее блистательной победе над еще более многочисленным врагом: «С 80 000-й армией я устремился на русских, состо­явших в 250 000, вооруженных до зубов и разбил их».

Тогда же, сразу после битвы, Наполеон провозгласил ее победой, но так... довольно уклончиво. Он произвел в графы московские Нея и преуменьшил свои потери раза в 4 или в 6.

Выиграли русские, потому что французы не смогли до­биться своих целей. Русская армия не была разгромлена. В сумерках 25 августа она стояла молчаливо и грозно. На следующий день она готова была продолжить бой.

Но Кутузов вовсе не считал, что надо продолжать сра­жение. Он берег жизни русских солдат больше, чем сами русские солдаты. Резервов у него не было, кроме тех са­мых ополченцев с пиками. Тогда за нежелание бросить их в бой Кутузова осуждали. Согласны ли с этим осуждением мы, потомки уцелевших?

А к Наполеону уже подошли подкрепления — свежие дивизии Пино и Делаборда (около 11 тысяч человек). Это при том, что численность армии Наполеона до начала сра­жения оценивалась в 160-180 тысяч человек[144].

Кутузов принял очередное непопулярное решение от­ступать. Насколько непопулярное, говорит такой факт: 2 сентября русская армия прошла через Москву и вышла на Рязанскую дорогу (юго-восток от Москвы). Кутузов об­ратился к войскам с классическим:

— Здорово, ребята!

Армия молчала. Солдаты шли, отвернув лица от ко­мандующего. В первый и последний раз ему не кричали «ура». Спустя месяц солдаты кланялись в пояс, просили прощения.

Французские историки считают итогом сражения по­следующее отступление русской армии и оставление Москвы. Но Кутузов дал Бородинское сражение против своей воли. Он не ставил целью сражения остановить На­полеона и удержать Москву.

В наше время полагается считать, что он был просто великим реалистом: и хотел удержать Москву, но пола­гал, что отступление и сдача Москвы неизбежны. Но мы не знаем, действительно ли Кутузов считал такой большой ценностью оборону Москвы.

Кутузов объявлял Бородинское сражение своей побе­дой. В своей реляции Александру I он писал: «Баталия, 26-го числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место бата­лии нами одержано совершенно, и неприятель ретировал­ся тогда в ту позицию, в которой пришел нас атаковать»[145].

Александр I объявил о Бородинском сражении как о победе. Князь Кутузов был произведен в фельдмаршалы с пожалованием 100 тыс. рублей. Всем бывшим в сраже­нии нижним чинам было пожаловано по пяти рублей на каждого.

Кутузов же повторил то, что делали и до него под Ви­тебском, потом под Смоленском. Он послал казаков жечь костры, а утром 27-го отступать с великим шумом. Напо­леон поверил и пошел за казаками, как бы преследуя всю армию. Кутузов же увел армию со Смоленской дороги на Рязанскую и увел ее от места столкновения с неприятелем. Наполеон потерял русскую армию. Со страхом наблюдали его маршалы и генералы, как Наполеон катается по земле, психует и прыгает, обзывает Кутузова «старой северной лисой» и «паршивым обманщиком».

Кутузов же в деревне Фили в 4 часа дня 1 сентября собрал военный совет. Большинство генералов хотели нового генерального сражения с Наполеоном. Вот тогда Кутузов и оборвал заседание, произнеся свое крылатое: «Погубим армию — и будет погублена Россия. А пока цела армия, живы Москва и Россия». Он заявил, что приказыва­ет отступать. Тогда ему и не кричали «ура».

Наполеон же 3 сентября стоял на Поклонной горе, смо­трел на громадный город, почти покинутый жителями. Он ждал, что Москва принесет ему красивые ключи на поду­шечке. Не дождался.

Только вечером, устав ждать, основные силы Наполеона вошли в город вечером тремя колоннами (Фили, Дорогоми­лово, Лужники). Наполеон остался на ночь в Дорогомилове. В эту ночь в городе вспыхнули первые разрозненные пожа­ры в Китай-городе и Яузской части.

А русская армия, сопровождаемая полчищами бежен­цев, еще утром прошла через Дорогомилово, Арбат, Яуз­скую улицу — и по дороге на Рязань.

3 сентября Наполеон прибыл в Кремль. А пожар охва­тил весь Китай-город. 4-5 сентября Наполеон вынужден был бежать из Кремля и вернулся в него только 6-го — ког­да пожар, уничтожив три четверти города, стих. Еще горе­ло, еще дымилось, но главное уже было сделано.

У нас сильно преувеличивают число беженцев из Мо­сквы. У некоторых авторов получается так, что в городе вообще почти никого не осталось. В действительности, по одним данным, население Москвы сократилось только с 270 000 до 215 000 человек. По другим, в городе оста­валось не менее 80 тысяч человек.

Французы заняли полупустой город, и в нем тут же вспыхнули пожары... Причины этих пожаров остаются до сих пор не известны и вызывают споры. Поджигали сами французы? Более чем вероятно. Поджигали русские? Ско­рее всего, поджигали. Во всяком случае, в Смоленске мно­гие жители и правда поджигали свои дома, уходя вместе с армией. Как заявлял Загоскин, «мы никому не уступим чести московского пожара!» [146] Почему не могли в Москве? Город загорался сам, потому что был брошен жителями?

Очагов пожаров было много, скорее всего, действовали все причины.

В огне чудовищного пожарища сгинули 6496 из 9151 жилых домов, 8251 лавок и складов, 122 из 329 храмов (без учета разграбленных). В огне погибли