Наполеон - спаситель России

Первыми узниками Бастилии стали граф де Даммартен, которому удалось бежать, и коннетабль де Сен-Поль. В 1476 г. в Бастилию ввергли несчастного Жака д'Арманьяка, герцога де Немура. Герцога обвинили в за­говоре против короля Людовика XI, держали в железной клетке, пытали и в конце концов обезглавили.

Самый загадочный узник Бастилии — «железная маска», (homme au masque de fer) (около 1660-1670 гг.). Кто он такой, до сих пор остается неразгаданным. Одно из наибо­лее вероятных предположений — мнение Вольтера, усма­тривавшего в нем незаконного сына Анны Австрийской, притязаний которого на престол Людовик XIV мог спра­ведливо опасаться.

На самом деле маска на узнике была не железная, а шелковая, и он мог расхаживать по всей крепости, но ни с кем не мог разговаривать.

Не менее яркий узник — Алессандро Калиостро: то ли величайший авантюрист, то ли загадочное бессмертное существо, лично общавшееся с Марком Аврелием и Юли­ем Цезарем.

Побывали в крепости и другие знаменитости, а Воль­тер даже дважды: в 1717 г. за сатиру в адрес герцогини де Верри и в 1726 г. из-за истории с шевалье де Роганом.

О режиме содержания в Бастилии рассказывали не­вероятное количество разных ужасов. Заключали в Ба­стилию без суда и следствия, на основании королевский записки о заточении, или все тех же карт-бланшей.

Заключенных содержали в цепях. И в ручных и в нож­ных. За малейшую провинность, тем более за попытку побега их заточали в темный и мрачный погреб. Не менее ужасное место находилось под крышей каждой башни: в жаркие дни крыша раскалялась от солнца, сводя с ума несчастного арестанта. Срок пребывания под крышей или в подвале зависел исключительно от коменданта крепости. А «все знали», что ее последний комендант Лонэ — необы­чайно черствый, жестокий человек.

Если хоть половина из этих ужасов была бы правдой, Вольтер не пережил бы и одного заключения. А он и после двух не утратил ни здоровья, ни вкуса к жизни.

Во всех легендах о Бастилии совершенно не упомина­ется еще одно: крепость служила складом оружия и поро­ха. Порох хранился в тех самых подвалах, которые молва заполняла толпами изможденных закованных узников.

Все эти сказочки очень напоминают истории про ужа­сы и зверства царского правительства, творившиеся якобы в Петропавловской крепости. Никаких свидетельств этому никогда не было найдено, но упорные слухи ходили.

Друтя аналогия: в разгар венгерского восстания 1956 го­да толпа штурмовала здание Городского комитета правя­щей партии. В Будапеште давно говорили о том, что из этого здания есть выход в подземелье, где томятся поли­тические узники. Но никаких тайных ходов в захваченном доме найти не удалось, а сотрудники Горкома даже под страхом смерти клялись, что ничего об этом не знают. Не смог помочь и архитектор здания, доставленный на место события. Тогда привезли буровые машины. Целую ночь толпа не расходилась, с волнением наблюдая, как в раз­личных точках просверливается пространство вокруг. При этом сотни людей слышали из-под земли стоны и мольбы о помощи, предупреждая буровиков об осторожности. Но ни подземной тюрьмы, ни заключенных так и не нашли...

Бастилия, к которой мчались до 30 тысяч строителей светлого будущего, представляла собою длинное массив­ное четырехугольное здание, обращенное одной стороной к городу, а другой — к предместью, с 8 башнями, обширным внутренним двором и окруженное широким и глубоким рвом, через который был перекинут висячий мост. Все это вместе было еще окружено стеной, имевшей одни только ворота со стороны Сент-Антуанского предместья. Дом коменданта и казармы солдат находились во втором, на­ружном дворе. Крепость защищали 32 швейцарца Салис-Самадского полка и 82 инвалида — весь ее гарнизон.

Официальная история рассказывает о «штурме Ба­стилии» в таких выражениях: «Но в руках правительства оставалась грозная крепость — тюрьма Бастилия. Во­семь башен этой крепости, окруженной двумя глубоки­ми рвами, казались несокрушимой твердыней абсолю­тизма. С утра 14 июля толпы народа ринулись к стенам Бастилии, комендант крепости приказал открыть огонь. Несмотря на жертвы народ продолжал наступать. Рвы были преодолены: начался штурм крепости. Плотники и кровельщики сооружали леса. Артиллеристы, пере­шедшие на сторону народа, открыли огонь и пушечны­ми ядрами перебили цепи одного из подъемных мостов, народ ворвался в крепость и овладел Бастилией»[23].

Можно привести много не менее красочных описаний. Это лучше других только живописанием того, как ремес­ленники использовали профессиональные познания для сооружения лесов.

Но не было этого всего. Не было. Как не было густого порохового дыма, пальбы пушек, трупов на мостовой, так изящно изображенных на картинах Жанине и Уэля (и мно­гих других).

Начать стоит с того, что активных «штурмовиков» насчи­тали не более 800, остальная толпа только стояла и смотре­ла. В числе активных были, кстати, и двое русских — братья Голицыны с энтузиазмом лезли в первые ряды.

По описаниям очевидцев, среди зрителей были и дво­ряне, и прогуливающиеся дамы, и гвардейцы. Штурм? Нет... просто «революционный народ» стал стрелять по крепости. Гарнизон ответил несколькими выстрелами. Убитых не было, но раненые появились и среди стреляв­ших, и среди зевак. Тогда ряды активных «штурмующих» пополнились, но многие зеваки предпочли удалиться от греха подальше.

«Революционный народ» потребовал сдать крепость. Комендант Бастилии маркиз де Лонэ отказался. Около часу дня «революционные массы» придвинулись вплотную к крепости, грозили оружием и ругались. Де Лонэ пре­красно знал, что крепость сражаться не может, что осады она не выдержит из- за отсутствия запасов воды и что ни­какой помощи из Версаля не пребудет. Верный присяге, маркиз решил взорвать Бастилию.

Но в то самое время, когда он с зажженным фитилем в руках хотел спуститься в пороховой погреб, два унтер-офицера Беккар и Ферран бросились на него, отняли фи­тиль и заставили созвать военный совет гарнизона. В сущ­ности, гарнизон Бастилии взбунтовался.

Военный совет? Это был скорее митинг, на котором все решало число поданных голосов и громкость крика. Поч­ти единогласно было решено сдаться. Был поднят белый флаг, и спустя несколько минут по опущенному подъемно­му мосту Гюлен и Эли, а за ними огромная толпа проникли во внутренний двор Бастилии (стрелять по цепям моста не было ни малейшей нужды).

Зверства «старого режима»? В Бастилии не нашли ни ка­меры пыток, ни орудий пыток, ни прикованных скелетов, ни страшных казематов под крышей и в подвалах. А вот зверства со стороны революционеров были. Несколько офицеров и солдат были убиты на месте, еще несколько «революционный народ» «судил» и тут же повесил.

Что любопытно — революционный народ немедленно стал сжигать и растаскивать архив Бастилии. До нашего времени сохранились от силы 2-3% всех документов. Кому и зачем было это надо? Вот, право, интересный вопрос...

Один из ключей от Бастилии де Лафайет отослал перво­му президенту Соединенных Штатов Джорджу Вашингто­ну: он был знаком с ним как с одним из главных организато­ров Американской революции. Ключ до сегодняшнего дня хранится в бывшей резиденции президента Маунт-Вернон (Mount Vernon): ее превратили в музей.

Бастилию объявили символом «старого режима», а что «старый режим» так вовсе не считал — революционеры по­лагали не важным. Крепость ритуально уничтожили — как в Средние века ритуально уничтожались гербы и символы опальных феодалов.

До 16 мая 1791 года продолжалось разрушение крепо­сти. Большая часть камня Бастилии пошла на строительство моста Конкорд. Из этого же камня делали миниатюрные изображения Бастилии и продавали как сувениры.

Уничтожили «символ королевской власти» — получили символ революции: образовалась обширная пустая пло­щадь. На провеваемом ветрами пустыре установили рево­люционную табличка с надписью «Отныне здесь танцуют».

«Старый режим» давно собирался снести Бастилию. Архитекторы планировали поставить на площади памятник Людовику. Теперь, конечно, памятник должен был изобра­жать кого-нибудь другого. Предлагали воздвигнуть памят­ник Бонапарту. Но генерал Наполеон Бонапарт предложил построить на этом месте фонтан в виде колоссального сло­на с башней. Такого слона не построили, но некоторое вре­мя здесь возвышалась деревянная модель этого памятника. Это тот самый слон, в котором ночуют бездомные дети в романе В. Гюго «Отверженные» — в эпизоде с Гаврошем.

В настоящее время на месте снесенной крепости на­ходится площадь Бастилии — место пересечения десятка улиц и бульваров с подземным узлом парижского метро из трех линий и новой Парижской оперой.

Чем дальше от события, тем больше оно расцвечива­лось различными подробностями, все больший масштаб и все большую значимость приобретало взятие Бастилии. Начиная с 1880 года годовщина взятия Бастилии, 14 июля, празднуется французами как национальный праздник. Французский вариант 7 ноября.

Большое значение в этой пропаганде играла пресса.

Роль прессы

Во время Французской революции 1789-1794 гг. (или 1799?) произошло становление политической печа­ти и зарождение прессы в современном понимании это­го слова. Роль и значение газет и журналов возросли до такой степени, что уже никто не представлял себе того положения, в котором пребывала печать до Революции.

Вот какое объяснение слова «газета» приводит Камиль Демулен: «При старом режиме периодический листок, ко­торый сообщал о погоде. А сегодня журналисты — обще­ственная власть. Они разоблачают, декретируют, управ­ляют удивительнейшим образом, оправдывая или осуж­дая. Каждый день они поднимаются на трибуну: они среди тех, чей голос слышат 83 департамента. За 2 су можно слушать этого оратора. Газеты каждое утро сыплются, как манна небесная, и, подобно солнцу, ежедневно выходят освещать горизонт».

Важность печати была понята всеми политическими партиями. Все выдающиеся деятели Французской рево­люции редактировали газеты. Их журналистская работа была тесно связана с политической деятельностью.

Перед революцией шло стремительное оживление пе­риодической печати. Газеты продавались на улице, име­лись в большинстве кафе, а кафе насчитывалось в Париже перед революцией 1800.

К 1789 году мысль о свободе печати проникла глубо­ко в сознание общества, и необходимость ее для развития прессы никем не оспаривалась.

Если в 1788 году во всем королевстве насчитывалось 60 периодических изданий, то с 14 июля 1789 года по 10 ав­густа 1792 года появилось свыше 500 различных газет.

Накануне революции наиболее распространенной была «Парижская газета», имевшая тираж около 10 тыс. экз. Как правило же, тираж колебался от 300 до 500 экз. Боль­шинство газет выходило 2-3 раза в неделю. Обычно рас­пространялись брошюры из нескольких номеров газет, но с 1789 года с ростом тиража и числа газет революции их стали продавать и отдельными номерами.

Печать сыграла важную роль в борьбе за свержение монархии. Печать стала серьезнейшим оружием в борьбе за установление якобинской диктатуры.