а то, что кроме идеи они еще и получают жалованье, так должны же на что-то жить, отпустив мужей творить достойные дела, терпеливые женщины народа кельби!
– А ведь много их, а, Рафи?
– Да и людей кельби немало, – хихикает, пряча улыбку в складках клетчатой куфии, Рафи Бен-Уль- Аммаа.
– Эт-точно, – ответно усмехается Антигон. – Пехоту они, ясное дело, придержат на потом; кидать ее на фалангу – все равно, что принести в жертву, а Лисимах не настолько богобоязнен. Пехота будет стоять и ждать, как при Гавгамелах. До тех пор, пока конные лучники не растреплют фалангу.
– Они не дождутся, – спокойно вставляет в краткую паузу смуглый низколобый таксиарх, на вид то ли эллин-островитянин, то ли финикиец.
– Ты прав, Амилькар! Дарий тоже когда-то сделал ставку на стрелы. Думал, его катафрактарии удержат гетайров Александра. Не удержали. Впрочем, – сам себя оборвал Манофталм, сердито хмурясь, – что ж это я? Все ведь обговорили…
Но словам тесно в замкнутом рту, они рвутся на волю.
– Хвала Зевсу, – Антигон воздел руки горе, ненадолго отпустив поводья, – что Птолемей испугался. Приведи он свою пехоту, нам было бы куда труднее…
Стратеги и таксиархи кивают. Они полностью согласны.
Египетская фаланга – это достаточно серьезно. К тому же, окажись тут Сотер, врагов было бы не семьдесят пять тысяч, что, в общем, терпимо, поскольку у отца и сына копий и мечей не меньше, а раза в полтора больше. И это было бы весьма прискорбно, поскольку сражаться все равно бы пришлось, невзирая ни на что…
Кивает и Вар-Ицхак, осторожно фыркая.
Ему одному здесь, не исключая обоих царей, старшего и младшего, известно, во что обошлось отсутствие Птолемея. Три четверти талантов чистого золота, много вина и две бесценные жизни преданных людей, которыми пришлось пожертвовать. На золото плевать, а вот людей жаль; впрочем, идя в ведомство Вар-Ицхака, они знали, на что шли…
Исраэль Вар-Ицхак, создатель и бессменный руководитель устрашающей пол-Ойкумены секретной службы Монофталма, прячет в кольцах бороды сумрачную гримасу.
Ему все-таки вопреки всем доводам разума жаль тех, кто никогда не вернется из Египта. Это были лучшие из лучших, способные совершить невозможное. Даже сам он, посылая их в неизвестность, не мог надеяться, что ребята найдут подходы к царевичу Керавну, более того, станут его доверенными лицами. А они нашли. И стали. Что говорить, специалисты высокой пробы, таких становится все меньше. И когда еще найдется гений невидимой работы, подобный хотя бы тому же Йэсиэлю Бейт-Лахмскому, он же Аттий Ликид, он же Имр-уль-Кайти, он же Клитий из Мемфиса? Не говоря уж о Ясоне Черном, известном так же, как пелузийский Ликург…
И все же они погибли не зря. Птолемей остался в дураках.
И это радует лохага Исраэля.
У начальника Антиноговой разведки свои счеты с фараонами страны Кеми. Слишком много крови легло между неким пер'о, давно уже отжившим, и предками Вар-Ицхака, чтобы потомки легко и просто прощали долги…
Заставляя находящихся на холме прервать раздумья, в отдалении запели трубы противника. Громоподобно ревущие, они казались на расстоянии всего лишь источниками еле слышного гула, похожего на жужжание шмелей.
Построение в боевые порядки подходило к концу.
Обратив взгляд в сторону своих войск, Антигон прищурился и восторженно прицокнул языком. Вульгарно, грубо и радостно, как обычнейший гоплит откуда-нибудь из Ахайи, где и слыхом не слыхано о правилах учтивости, и люди живут в незатейливой простоте эпохи Гомера.
– А наши-то, а? Слов нет!
И свита молчанием подтвердила правоту царя.
Ибо не под силу смертному описать простым языком красоту и четкость построения синтагм, на четыре пятых состоящих из ветеранов, не нуждающихся в особых командах…
Восторги же поэтов, выраженные вычурными образами, превращают истинную, неброскую прелесть слаженной, сияющей железом и бронзой мощи в сладенький сиропчик из тех, которыми искусные повара поливают праздничные пироги.
Если нет слов, лучше молчать.
– Ну, довольно! – прервал наконец молчание старший базилевс. – Пора по местам. Надеюсь, никто ничего не забыл? Ты, Амилькар?
– Мардийская конница выполнит свой долг, царь!
– Ты, Калликратид?
– Фаланга готова к бою, царь!
– Ты, Арриба?
– Стрелки не подведут тебя, царь!
– Прекрасно. Сам я встану вместе с фалангой. Нужно же тряхнуть стариной напоследок. Ты, Вар, при мне, как всегда!
– Повинуюсь, царь!
– Отправляйтесь… Деметрий! Ты – останься.
Подождал, пока кавалькада, рассыпаясь на ходу, спустилась с холма. Ударив пятками коня, приблизился к сыну. Цепко ухватил за плечо, прикрытое бесценным плащом, равным по стоимости целому состоянию. На мгновение замер.
– Послушай, сыночек! – Никто, услышав, не поверил бы, что говорит Антигон, так много нежности светилось в негромком голосе.
Царям нельзя проявлять слабость, поэтому и отправил отсюда Монофталм свидетелей, хоть и близких, а все же лишних людей. Вар – не в счет, ему и без слов известно все. Или почти все. И юноша, привычно сдерживающий приплясывающего коня чуть позади Деметрия, тоже не в счет. Он – неслуживый; он – друг и родственник.
– Сынок, я думаю, мы победим. Знамения хороши, количество войск равно, а качеством мы намного превосходим их. Скорее всего они сделают ставку на легкую конницу. На лучников. Лучники могут быть опасны. Поэтому я прошу тебя: не подведи. Ты слышишь?
– Верь мне, папа! – сдавленно вымолвил Полиоркет, изнывая от пронзительно-недетской любви к этому громадному старику, столь неудачно пытающемуся скрыть свое беспокойство за него, Деметрия.
Задача поставлена и уяснена. Силами отборной конницы должен Деметрий нанести лобовой удар по катафрактариям* союзников, отбросить их и вклиниться между двумя фалангами, сметая и прогоняя прочь конных лучников, которые, несомненно, сделают все, чтобы не позволить фаланге перейти в атаку на фракийскую пехоту.
Если это будет сделано чисто, победа неизбежна. Как при Гавгамелах.
– Я справлюсь, папочка! – безуспешно пытаясь сдержать слезы, улыбнулся Деметрий.
Трижды глубоко втянув воздух, Антигон распрямился и кивнул.
– Верю. И вот еще что…
Сейчас живой глаз старшего царя был холоден, как лед, и страшен, как лава, текущая по склону вулкана.
– Селевк поставил во главе катафрактариев Антиоха. Запомни: Антиох не должен уцелеть в этом бою. Понимаешь? Он не нужен мне… Не нужен нам с тобою пленником, и беглецом не нужен тем паче. Пусть он падет с честью. Понял?
Деметрий кивнул.
Отец прав. По слухам, Антиох достойный муж, они с Полиоркетом почти ровесники, но это ничего не значит. Нет у властителя Вавилона других наследников, и если Антиох падет, азиатским торгашам придется искать преемника своему любимому Селевку. А люди Вар-Ицхака уже работают в нужном направлении, и если род Селевка оборвется, наивероятнейшим кандидатом на вавилонский престол станет он, Деметрий.
