генерал. – И с тех пор ни-ни. Только с негритянками. А тут эта курва… – не сдержавшись, он сочно выругался по-ерваальски. – И я хочу видеть, как эта штафирка, ее муж, пришлет мне картель. – Булат зубов плотоядно сверкнул. – О! Можете поверить, мой мальчик, я пристрелю этого борова во благо в первую очередь ему самому. По крайней мере, он навсегда избавится от своих ведьм…
Засим трубный глас его, привыкший без напряга перекрывать грохот бортовых батарей, подугас.
– Хотя, друг мой, не отрицаю и некоторой пользы, от сих стервей проистекающей. Взгляните, экая закавыка гарцует!
Арчи взглянул.
Приближалось пиво.
Много пива.
Холодного темного пива в серебряном ведерке со льдом.
– Какова фемина? Я готов любить ее, как дочь! – провозгласил фингалоносец, одергивая лампасы. – А вы?
– Это моя невеста, – буркнул Арчи.
– О! Отличный вкус! – одобрил генерал.
И тактично пшёл вон.
А Филочка, грациозно присев рядом, уже выкладывала из ведерка пузатенькие, густо запотевшие бочата. Гладкое бедро ее, позолоченное идеальным загаром, невзначай коснулось полуиспепеленного плеча напарника, и Арчи едва не пустил слюнку.
Прикосновение такой ножки, по чести сказать, вогнало бы в дрожь и пингвина. А штабс-капитан не был пингвином. Отнюдь. Штабс-капитан был вервольфом. Существом тонким и деликатным, умеющим ценить прекрасное. В силу чего ему сделалось не по погоде холодно, волгло и даже не до пива.
Ему захотелось трахнуть майора Бразильейру.
Сейчас же.
В сущности, Арчибальд Доженко бабником не был.
Напротив, с наивных отроческих рассветов, когда смутные сны начинают принимать внятные и даже чересчур зримые очертания, доминирующей стороной его натуры была трепетная, можно даже сказать, восторженная романтичность, предполагающая прогулки с очаровательницами при неполной луне, вздохи на скамейке, томные взгляды и робкие пожатия нежной ручки в горестную минуту прощания. Ничего больше. Но что он мог поделать, если они все жаждали совершенно иного, гораздо более конкретного? Требовали сперва намеками, затем – открытым текстом, а будучи упорно не понимаемыми, переходили в атаку, не останавливаясь перед прямым физическим насилием. Гнались буквально по пятам. Поодиночке, попарно, сворами, стаями, словно оголодавшие волки за опрометчиво вышедшим в лес погуляти козликом.
Арчи долго старался блюсти себя.
Застигнутый врасплох, он сопротивлялся изо всех сил.
А бываючи повержен навзничь, плотно закрывал глаза и подчинялся: не драться же, в самом деле, с девчатами, виновными только в том, что он им, кажется, нравится…
Понемногу он привык.
Вошел во вкус.
Кое-чему научился.
Разок даже вервольфнул на самом пике.
Но больше таких изысков себе категорически не позволял, хотя волшебное созданье настойчиво требовало. Пришлось оное создание в срочном порядке терять, поскольку слушать страстные завывания типа: «Еще, еще, мой зверь! У! Сделай это еще раз, мое животное!» – было свыше всяких сил.
А на шестнадцатилетие мама Тамара подарила сыну толстую, безумно интересную и обильно иллюстрированную книгу, залпом прочитав которую Арчи не без удивления узнал, что, оказывается, является не кем-нибудь там, а самым настоящим гетеросексуалом.
После чего комплексы как рукой сняло.
И понеслось.
И сбоев не случалось.
Ни в дортуаре монастыря преоблаженной Параскевы Стыдливицы, под завистливыми взглядами сестер- дуэний, ожидавших очереди с песочными часами в руках.
Ни на спине многогорбого верблюда, хозяйка которого внезапно потребовала сделать это здесь и сейчас, пригрозив в противном случае забыть дорогу к логову Микроба, укрытому в черных ерваанских ущельях.
Ни даже среди торосов и айсбергов Карфаго, когда вокруг завывала льдистая пурга, а основной задачей было свершить подвиг любви, не вылезая из тройного тулупа и как можно быстрее, чтоб не отмерзло.
Видит бог, штабс-капитан честно заработал свой орден…
И кто бы, ребята, подумать мог, что именно здесь, на Багамах, где волны лепечут признания нежному песку, где томный бриз осыпает легчайшими поцелуями кудри юных пальм и в лунные ночи под страстное пение цикад способна встать торчком даже мочалка, ему, Арчибальду Доженко, впервые пристроят динамо?!
Невероятно! Уже почти две недели, с момента официального представления в кабинете Ваэльо Бебруса, штабс-капитан по легенде числился даже не просто женихом, но без пяти минут законным супругом воплощенного совершенства, пребывал при оном совершенстве практически неразлучно, спал под одним одеялом – и при всем этом, простите за выражение, сосал лапу.
Фиалковоглазая фея, ласково улыбаясь, отражала все атаки.
И открытый штурм, и правильная осада, и хитроумные подкопы с завидным постоянством завершались полнейшим фиаско. А даже если и не полнейшим, то все равно обидно, да?
Впрочем, службу ведьмочка знала.
В предписанную роль она вошла без затруднений, и сторонний взгляд, бесспорно, не сумел бы отличить личный состав штурмгруппы «Валькирия» от пары влюбленных до посинения молодых идиотов, стоящих на самом пороге вступления в законный брак…
– Ку-ку, малыш! Твоя девочка принесла тебе холодненького пива, – проворковала Фила, слегка взъерошила штабс-капитанские вихры и тотчас озаботилась: – Ой, как ты обгорел, чижик. Опять мазью не помазался? Не-хо-ро-ший мальчик! Непослушный!
Строго надула губки. Поднесла бутылочку.
– А ну-ка, пей! Быстренько!
Арчи сделал глоток и скончался.
Когда же, отшипев и отшворчав, кучка паленой органики восстала из пепла, вновь обретя способность мыслить, желать и чувствовать, лучистый взор бронзовокожей ундины наполнился нежным лукавством.
– Ты соскучился без меня, заинька? А я соскучилась! – Гибко изогнувшись, Филочка чмокнула Арчибальда в нос и в близлежащих кустах яростно заскрежетала зубами притаившаяся в рассуждении понаблюдать бомборджийская послица. – О чем ты говорил с этой миленькой старушкой?
Заросли, всхлипнув, зашуршали прочь.
– А зубы у нее вставные, – насплетничала беспощадная майор Бразильейру. – И бюст силиконовый. Ага! А нам с тобой, кузенька, вот что принесли… Правда, здорово?!
– М-м? – заинтересовался Арчибальд, разглядывая спорхнувшую на коврик открытку. – М-м-м…
Благородные готические буквы, золотом впечатанные в царственный пурпур искрящегося на солнце пластика, извещали, что Ее Сиятельство владетельная графиня Япанча-Бялогурски почтительнейше просит монсеньора
Арчи прислушался к себе. Эмоций не было.
Филочка меж тем млела в восторге.
