Сельва умеет ждать

– Утрись!

Бережно приложив к лицу благородную ткань, сотник исполнил приказ.

– Теперь говори.

Глаза Ккугу Юмо застыли, как лед, и попрозрачнели, как ветер. Текст, составленный мудрым Кпифру, главным речеговорителем Подпирающего Высь, был затвержен наизусть, и посланцу позволили уйти не раньше, чем, трижды выслушав, убедились: хитро увязанные бусины слов не будут ни утеряны, ни перепутаны в дороге.

– Устрашителю границы, усмирителю ущелий, восседающему справа от великого владыки, Повелителя Нгандвани, этот самый Повелитель, тот, кто ныне, впредь и вечно будет властвовать на Тверди, в чем не может быть сомнений, потому что так велели лучезарный Тха-Онгуа и Большой Отец Могучих, обитающий над Высью, шлет свое благоволенье…

Какое-то время изицве бесстрастно внимал.

Сдержанный и скупой на речи, он не любил прелюбословия. Сотник, конечно, ни в чем не виноват, но, окажись тут сам речеговоритель Кпифру, Засуха-на-Сердце, безусловно, приказал бы его высечь: болтун, украсивший себя крестом Могучих и сменивший честное имя Ктту на нелепую кличку Реджинальд, подавал дурной пример молодежи. Здесь, в горах, Ситту Тиинка не посмотрел бы и на то, что поганец Кпифру – любимчик Могучих.

– …пусть, услышав это слово, – нараспев продолжал Ккугу Юмо, мерно раскачиваясь взад-вперед, – устрашающий границу соберет отважных импи, самых лучших и надежных, а собрав, пускай ведет их к нам в столицу, ибо очень нужно войско нам в столице…

Изицве вздрогнул.

– Что? – переспросил он. – Повтори кратко!

Глаза индуны оттаяли, налились испугом. Сломать гладкий текст, красиво уложенный самим речеговорителем Кпифру? Доверить своему косноязычию послание Подпирающего Высь? Сумеет ли он передать его истинный смысл, не исказив сути?

Но командир смотрел на него строго и требовательно, а командира сотник боялся, да и уважал более всех, обитающих на Тверди, включая и Подпирающего Высь, и даже Могучих, Пришедших из Выси, поскольку не Подпирающий и не Пришедшие, а именно изицве Ситту Тиинка отличил Ккугу Юмо, выделил его из прочих импи и дал несколько важных и сложных заданий, убедившись же в отваге, верности и сметке избранника, сделал его не десятником и даже не полусотником, а сотником первой сотни.

Всего лишь шаг отсюда до Правой Руки Начальника Границы, и пусть изойдет холодным потом Ккугу Юмо, если хоть на миг умедлит исполнить ясный приказ благодетеля!

– В Большой Хижине довольны великим, – заговорил сотник, вдумываясь в каждое слово и удивляясь их связному звучанию; на его вкус, получалось не хуже, а даже лучше, нежели у речеговорителя, и, похоже, изицве придерживался того же мнения. – Сам Подпирающий Высь хлопал в ладоши, узнав, что горцы дгаа смирились и стали друзьями людей нгандва. И вторично хлопал в ладоши Подпирающий Высь, узнав, что люди дгаа, живущие в Межземье, отныне платят дань Сияющей Нгандвани. Теперь Подпирающий Высь хочет, чтобы великий покинул усмиренные горы и вернулся в столицу, ибо на южных окраинах беспокойно. Там бродят шайки смутьянов, не чтящих ни Сияющую Нгандвани, ни даже Могучих. Подпирающий Высь уверен: его Правая Рука легко уничтожит бунтовщиков. Вот что слышал Ккугу Юмо в Большой Хижине!

– Это все?

– Это все, что сказал Подпирающий Высь. Но Ккугу Юмо, исполняя желание великого, подружился со служителями Высокого Порога. Ккугу Юмо угощал их холодным пивом. И слушал.

– Дальше…

– Многие напуганы. Говорят, что на юге, за Ууррой, бродит М'буула М'Матади, который раньше звался Канги Вайакой и был Левой Рукой Подпирающего Высь. Говорят, что Тха-Онгуа вывел его из позорной ямы, и голос Творца повелел ему изгнать с Тверди Могучих. Говорят, что он убил нескольких Могучих, а одного из них водит на поводке. И еще…

– Ну, ну, – поощрил изицве, – продолжай.

– Кое-кто говорит так: уже близок день, когда М'буула М'Матади перейдет Уурру и убьет Подпирающего Высь вместе со всеми советниками, потому что они служат не Творцу, а Могучим, которым нет места на Тверди. – Сотник помолчал. – О великом изицве у Высокого Порога не говорят вовсе.

– Теперь все? – подождав некоторое время, спросил Ситту Тиинка.

Бледные, в потеках грязи, скулы индуны напряглись.

– Ккугу Юмо не имел приказа великого, – тихо сказал он. – Но Ккугу Юмо подумал, что так будет правильно. Он вымазал лицо грязью, ходил по улицам и угощал пивом живущих в пыли. Почти все простолюдины хвалят Могучих за щедрость и боятся их. О М'буула М'Матади говорят мало, но никто не говорит плохо. Бесед о великом изицве Ккугу Юмо услышать не довелось. Но Подпирающего Высь, – сотник опустил голову и понизил голос до шепота, – чернокостные не любят.

– Вот как? – переспросил Ситту Тиинка. – Почему же?

Щеки Ккугу Юмо порозовели. Он понимал, что наговорил уже на три показательных казни. Но командир, похоже, не станет казнить его немедленно, как велит закон. А ведь каждый Высокий, промедливший с казнью низшего, оскорбившего Подпирающего Высь, становится соучастником преступления…

В этот миг индуна как никогда обожал своего командира, в котором, слава Тха-Онгуа, не ошибся!

– Болтают разное, – сказал он куда бодрее прежнего. – Но не любит никто. Что взять с негодяев?

– И они не боятся произносить такое? – Глаза Ситту Тиинки блеснули.

– Нет. У них ведь лица в грязи. Как узнать таких при встрече?

Засуха-на-Сердце помолчал.

– Теперь я понимаю, – задумчиво произнес он, – почему мой верный сотник явился к своему изицве таким грязным.

Индуна протестующе вскинулся:

– Ккугу Юмо мылся! Каждый раз, придя с улицы, он тщательно мыл лицо и руки! Но дорога была долгой, самоходная повозка дышала сажей, а оол поднимал тучу пыли…

И осекся.

Великий изицве хохотал.

Мало кому доводилось видеть хотя бы улыбку на бесстрастном лице Засухи-на-Сердце. Даже когда он был всего лишь не по годам серьезным юнцом Ситту из Кшаари. Но сейчас он словно отсмеивался за все прошедшие годы, а может быть, и впрок – звонко, весело. И Ккугу Юмо вдруг хихикнул, сперва тоненько, неуверенно, затем громче и наконец тоже захохотал в голос, закатывая глаза, хлопая себя по коленям и не умея остановиться.

А потом Ситту Тиинка сказал:

– Все, – и лицо его сделалось спокойным.

Ккугу Юмо замер, больно прикусив язык.

– Иди, – продолжал изицве. – Впрочем, стой. Сегодня многие будут расспрашивать тебя…

– Ккугу Юмо никому ничего не скажет!

– Нет, – мягко возразил Засуха-на-Сердце. – Ккугу Юмо скажет, что в Большой Хижине нами довольны. И хотят, чтобы мы оставались здесь. Крепили дружбу с мирными горцами. Усмиряли немирных. Помогали мохнорылым переселяться. Ты меня понял?

Сотник кивнул, онемев от восторга. О! Несравненный изицве предложил ему, недостойному индуне, разделить с собой уже не три, а пять мучительных казней, положенных за искажение воли Подпирающего Высь. Такое доверие!

– Хорошо, – завершил Начальник Границы. – А теперь отдыхай. Нынче вечером на пиру ты сядешь не с сотниками. Твое место рядом со мной. – И после короткой паузы добавил: – Только не забудь умыть лицо.

Когда полог закрылся, выпустив из хижины шатающегося от счастья индуну, Засуха-на-Сердце еще раз позволил себе улыбнуться. Он был доволен. Когда настанет время назначать Правую Руку, ему не придется долго искать. От добра добра не ищут…

Значит, о великом изицве в столице не говорят? Это очень хорошо.