Спустя некоторое время Агнес де Вуазен, поразмыслив, сказала так:
— Сдается мне, ваше величество, в дела ваши и помыслы закралась горестная ошибка. Уверены ли вы, что человек этот предлагал вам СПАСТИ жизнь королевы Альенор?
— Что же еще он мог предлагать? Речь шла о выкупе!
— Вы уверены, что он сказал «выкупить»? Может быть, он имел в виду «купить» или даже «продать», а это уже нечто совсем иное.
И поскольку в этот час Мелисента пребывала в состоянии расслабленном и желала творить добро, а Агнес де Вуазен во всякий час была готова ко злу, то коварство и злобный умысел незнакомца разгадала именно Агнес.
— Беги! — вскричала встревоженная Мелисента. — Если этот негодяй действительно задумал погубить Альенор Аквитанскую, то успей остановить его!
Агнес бросилась бежать…
Минуло несколько дней. И вот в Париже повстречались Мелисента Иерусалимская и Альенор Аквитанская — слава Богу, живая и невредимая.
И рассказала Мелисента королеве Альенор о дурацком случае с незадачливым наемным убийцей.
— Вообразите себе, ваше величество, — смеясь, проговорила Мелисента, — этот дурачок представил себе, будто я пойду на совершенно бессмысленное, лишенное всякой цели и выгоды убийство! Неужто вы поверили, что это я его к вам подослала?
Альенор разразилась жизнерадостным смехом.
— Никогда! — горячо заверила она. — Ни я, ни вы ни разу в жизни не позволили себе такой бестолковости, как убийство, не имеющее никаких политических выгод!
— Помилуйте, какие у меня до вас политические выгоды?
— Равно как и у меня!
И обнявшись, точно две подруги, эти королевы смеялись до упаду.
Наемный же убийца был изобличен и предан позорной казни, ибо пытался он отравить и королеву, и придворных ее.
Но больше всего потешило Альенор само предположение, будто Мелисента могла пойти на преступление из чистого желания зла, не имея в виду никакой выгоды.
И весьма жалели эти две королевы, что по воле судьбы не могли действовать в паре, ибо оказались вылеплены из одинакового теста.
42. О том, как умерла королева Мелисента
— Отчаявшись получить помощь от Европы, погрязшей в убийствах, переворотах и дрязгах, Мелисента со своей фрейлиной, новым шутом (которого именовала в память прежнего Райаном), несколькими дамами из Византии (те явились к папе плести интриги против Мелисенты, однако с тем же нулевым успехом), телохранителем и еще несколькими воинами, а также с Балдуином отправилась на Восток.
Она видела, что Запад прогнил, что европейские короли не окажут ей помощи, что объединенный христианский Восток никого не интересует. Она размышляла. Теперь уже идея объединения с Дамаском не казалась ей нереальной.
В принципе, в последний год своей жизни Мелисента все больше склонялась к идее объединенного и мощного Востока. В ПРИНЦИПЕ. Ей нужен был мир. Мир — и власть. Ради этого она готова была даже перейти в ислам.
Тем более, что тевтонцы окончательно деградировали, а госпитальеры поддались новой ереси, пришедшей из Болгарии, стали носить вместо крестов восьмиконечные звезды, с глупо-счастливыми улыбками проповедовали всеобщую любовь и решительно упразднили у себя христианство.
По стране блуждали папы и лжепапы. Процветали убийства.
Как-то раз в раю встретились папа Римский, лжепапа Римский, а также трое убийц, из которых двое убили папу, а один — лжепапу. Они были взаимно подосланы этими двумя друг к другу. По велению ангела, терпеливо выслушавшего их рассказ, все пятеро простили друг друга и, обнявшись, направились вверх по цветущему лугу — туда, где ждала их Божья Любовь.
На могиле лжепапы впавшие в ересь госпитальеры написали: «Родился католиком, умер в истинной вере».
Словом, найти понимание у франков Мелисента отчаялась. И потому решила она отдаться в руки воинов ислама, войти в переговоры с моим отцом и вместе с ним создать объединенное могучее государство на Востоке.
Когда впереди показались бедуины, шествие остановилось. Все стали переглядываться в смятении. Одна только Мелисента улыбнулась и проговорила:
— Вот и хорошо.
Ибо ее решение перейти в ислам крепло с каждым мгновением.
— Ваше величество, — осторожно обратился к ней телохранитель, — это бедуины. Они захватят вас в плен. Думаю, нам лучше скрыться. Или, если угодно, я могу вступить с ними в бой. У нас еще остался греческий огонь.
Мелисента глянула на него. Жаль, подумалось ей, не стать этому человеку рыцарем.
— Нет, — сказала она, — мы пойдем по дороге.
Бедуины умеют читать малейшие приметы. Они отличают след правоверного от следа франка, след мужчины от следа женщины, след простолюдина от следа знатной особы. Это искусство называется кийафа. Им не составило ни малейшего труда обнаружить, что среди путников находится королева Иерусалима.
И захватили бедуины весь караван и связали всех, кроме женщин, а Балдуин дал слово рыцаря не обнажать оружия, и ему оставили его рыцарский меч. И королева гордилась своим сыном и подтвердила: да, он не нарушит слова. Ибо верила она в твердую добродетель Балдуина и в его добрые намерения.
///
И потащили их по пустыне, и впервые увидела Мелисента пустыню. И поразила ее пустыня, ибо бесстыдны эти земли — все открывают, что только в них ни обитало, ни умирало и ни сохранялось.
Они миновали несколько разоренных поселений в оазисах и остановились в одном из них. То был лагерь бедуинов. И попыталась Мелисента найти общий язык с шейхом, умоляя того отправить человека в Дамаск, дабы переговорить ей с эмиром. Однако суровому шейху не по душе было слушать женщину и велел он ей замолчать и смирно сидеть на земле среди прочих пленников.
Еще несколько раз начинала Мелисента разговор. Ибо нравились ей эти воины и понимала она, что может выйти толк, если объединить их под знаменами Дамаска и двинуть на развратный, прогнивший Запад.
Но никто не желал преклонить к ней слуха.
Телохранитель видел все это и помалкивал. Потом придвинулся чуть ближе к Мелисенте (всех пленников поставили на колени посреди оазиса и окружили) и спросил еле слышно:
— Вы будете уходить?
— Да, — сказала Мелисента. — Ничего другого мне не остается. Эти хваленые пассионарии такие же тормоза, как и тевтоны.
— Вы уверены, что хотите уйти?
— Да. Пора. — И повернулась к Агнес. — За тебя, наверное, внесут выкуп. А может быть, тебя заберут в Дамаск. Но так или иначе передай латинским королям: Мелисента ушла, проклиная их нерешительность, себялюбие, презрение к делу Христову на Востоке, слабоволие, кровожадность и тупость.
— Я запомню это, ваше величество, — хладнокровно молвила Агнес де Вуазен.
Мелисента еще раз огляделась по сторонам, а затем быстро просунула руку за кожаный доспех своего телохранителя и вытащила снаряд с греческим огнем.
Все произошло слишком быстро. Мелисента сунула снаряд за пазуху и там раздавила. Пламя мгновенно охватило ее с головы до ног и, превратившись в живой факел, она сгорела на глазах у остальных пленников и бедуинов.
Аллах никогда не поверит, что человек принял подобную смерть добровольно и потому не сочтет ее самоубийством и непростительным грехом. Он решит, будто вышло все это случайно. Поэтому у нас считают, что Мелисента сохранила надежду спасти свою душу. Латинские же франки полагают, будто она погубила себя навеки.
Могилу Мелисенты иногда показывают бедуины — они закопали ее бренные останки на краю оазиса, там, где чернота плодородной земли еще пятнает золотые пески. Это небольшая груда камней, наваленных как попало. Могила кажется заброшенной, однако это не так.
Один стихотворец из Дамаска, которого я знала в детстве, часто сиживал на этой могиле и разговаривал с одной халилей. Эта халиля, или демон, подслушивала разговоры небожителей и потом пересказывала их тому поэту, а он слагал стихи. Он утверждал, будто халиля и была Мелюзиной, королевой франков, которая сожгла себя заживо. Впрочем, он был не в своем уме, и мало кто ему верил. Теперь он уже умер.
Вернемся к смерти королевы Мелисенты. Все были настолько ошеломлены, что поначалу растерялись. Потом шейх плюнул, не боясь потревожить джинна, и выругал истеричную бабу.
И в этот миг явился гонец из Дамаска — ибо мой отец мгновенно вызнал, что Мелисента находится в руках бедуинов и прислал за нею своего человека. Он думал отрезать королеве язык и держать ее у себя, тем самым обезопасив. Впрочем, предполагал он, возможно, у нее хватит здравого смысла действовать с ним заодно. Но в любом случае, он вовсе не желал оставлять ее в рабстве у бедуинов. Но гонец из Дамаска застал лишь обугленный труп…
А душа королевы стояла тут же, никем не замеченная, и в растерянности глядела на совершенное ею. И поначалу никак было ей не отлепиться от тех людей, которых оставила она по собственной воле. Видела она, как несколько воинов решили перейти в ислам и были немедленно освобождены. Видела, как бедуины разбирают плененых женщин, делая их своими наложницами. Смотрела, как посылают в Европу гонца для сбора денег на выкуп христиан-пленников. Среди тех, кто пожелал выкупиться, была и Агнес. Впрочем, ее судьба королеву не беспокоила — такая красивая и находчивая девица вряд ли пропадет, даже
