минуту… заснул. Не дождавшись, когда поднимется на ноги этот нестрашный враг, носатый боксер удивился такому развитию событий, тихонечко приблизился к спящему комочку и сострадательно стал его разглядывать. Вдруг щенок зевнул, на секунду открыл глазенки, увидел чудище с Южного полюса и… дружески завилял хвостиком. Еще раз зевнул и снова погрузился в сладкий сон…
На следующий день – у меня очередная репетиция в театре. Я пришел часа за два до начала. Вылепил себе огромный нос, причесался «а-ля пингвин», попробовал его походку – коротенькими шажками, – прижал локти к своему туловищу и стал жестикулировать только нижней половиной рук. Получилось нечто похожее на движение ласт… Добавил фырканье, осудительный взгляд, быстро сменяющийся на любопытствующий, попробовал морщиться – словом, пытался скопировать, как мог, милого пингвиненка…
Бедный, он никогда не смог бы понять, что стал соавтором роли, которая принесла мне широкую известность среди московских театралов. Спасибо тебе, милый мой малыш! Началась репетиция. Свои пингвинские находки я вынес на сцену и… получил активное одобрение. Все расспрашивали, где это я подсмотрел такого оригинального человечка. Никто не верил, что прототип – представитель животного мира. Спектакль имел большой успех. Знаменитый артист Владимир Яковлевич Хенкин подарил мне торт с надписью из крема: «Старость перед молодостью пас». Оказалось, что Владимир Яковлевич мечтал сыграть эту роль, но, увидев в ней меня – молодого артиста, резвого, подвижного, да еще в сложном рисунке с физической нагрузкой, – решил, что в его солидном возрасте трудно реализовать свою мечту…
Чего греха таить – я гордился тортом от самого (!) Хенкина. Но согласен с ним не был: он мог и должен был сыграть свою мечту, предложив свое решение. Разве нельзя было играть дядюшку Рабурдэна этаким «рамоли» с одышкой, еле передвигавшимся и очень стареньким, но активно хитреньким притворой. В исполнении Хенкина это не могло не быть убедительным, не могло и не быть смешным…
А самое главное во всей этой счастливой для меня творческой истории – подсказка гениального Алексея Денисовича Дикого! Спасибо, дорогой мой дядя Леша!
Здесь уместно вспомнить слова мудрого немецкого педагога прошлого века Адольфа Фридриха Дистервега: «Плохой учитель преподносит истину, хороший учитель ее находит»…
Воспоминания возвращают меня к тому времени, когда состоялась моя первая в Театре имени Станиславского режиссерская работа – постановка пьесы Максима Жежуры-Калиновского и Льва Устинова «Правда об его отце» под художественно-педагогическим руководством А. Д. Дикого.
Пьеса рассказывала об усилиях послевоенной немецкой молодежи в перевоспитании, а затем и привлечении на свою сторону фашиствовавших сверстников. В этом спектакле чуть ли не первые свои большие роли сыграли тогда еще молодые Евгений Леонов и Евгений Шутов.
Как всегда, я получал духовное, творческое наслаждение от общения с Алексеем Денисовичем. Но все же главным уроком в этой, очень для меня полезной работе стали высокая принципиальность и независимость в своих суждениях и трактовках моего Учителя в беседе с всеправной фигурой начальника Главного управления репертуарного комитета. Время было «веселое», с ароматом вагонов с решетками и неплохо организованным туризмом в сторону северных «курортов».
…Спектакль сдан. Обсуждение его происходило в кабинете больного туберкулезом упомянутого большого начальника. Начальник одаривает нас руководящими идеологическими сентенциями, сидя за своим письменным столом. В двух креслах для собеседников – друг против друга – А. Д. Дикий и директор театра Василий Осипович Гвелисиани – неудавшийся в прошлом артист театра имени Моссовета. В дальнем углу – я и помогавший мне в режиссуре Лев Елагин. Самым дорогим «перлом» начальника было требование «убить» самого отрицательного молодого немца, а не показывать, как он, политически прозревший, вступает в ряды молодежного союза, демократического и прогрессивного, осудившего эпоху Гитлера. Убить – и все тут!
Дикий спокойно, внимательно слушал речь. Директор лихорадочно (упаси Господи не успеть записать нетленные мысли) фиксировал все указания большого «знатока» театрального искусства. «Знаток» закончил «разгромное» исследование спектакля, утомленно откинулся на спинку «трона» и замер в ожидании реакции противной стороны…
Директор сложил блокнот, положил его в портфель, ручку-самописку прицепил чуть дрожащей рукой к нагрудному кармашку и, заметно побледневший, обратился к Дикому:
– Алексей Денисович, катастрофа! Замечания не простые, а политические. Что делать?
Дикий задумался и после солидной паузы тихо ответил:
– Ищите замену.
Директор быстро достал спрятанный блокнот, взял в руку ручку-самописку и с готовностью на любые меры для «спасения» спектакля спросил:
– Кому?
Не задумываясь, Дикий ответил:
– Себе!
Всеобщее замешательство…
Покидая кабинет идеологического босса, Алексей Денисович обернулся и очень по-доброму сказал:
– Свитнев! Упаси вас Бог повторить при ком-либо все, что Вы рассказали нам. Ведь могут не понять, что вы шутите…
Спектакль шел без каких-либо переделок – под личную ответственность Дикого – и с успехом!
Где бы ни встречались эти два гениальных актера: на заседаниях, на улицах разных городов, в павильонах киностудий, в ресторанах или гостиницах – везде, не сговариваясь, падали друг перед другом на колени. Потом через несколько секунд, не сказав ни слова, вставали и расходились…
В Харькове коленопреклоненных (прямо на тротуаре) двух гениев пригласили в отделение милиции и оштрафовали за нарушение общественного порядка. Штраф был уплачен, и снова задержанные опустились друг перед другом на колени, но на сей раз – после объяснения мотивировки своих «коленопадений», как выражения высочайшего восхищения талантом каждого. Штрафы были им возвращены, на милицейских машинах «нарушители» были доставлены в гостиницу, за что сопровождавшие их получили на память о приятной встрече автографы: «Народный артист СССР, лауреат Сталинской премии Амвросий Бучма» и «Народный артист СССР Алексей Дикий» (пятикратный лауреат Сталинской премии).
Я как-то спросил:
– Дядь Леша, почему вы были ко мне так внимательны? Почему ко мне так хорошо относились?
Он ответил:
– Во-первых, знал, что у тебя нет родителей. Мне нравилось, что ты пошел на фронт. Но в основном я тебя уважал и любил, и сейчас люблю за то, что ты не записывал за мной мои мысли, как другие. И ты спорил со мной. Вот главное: ты со мной спорил. Мне это очень нравилось…
Дикий в постели. Совсем больной. Он обречен и знает об этом…
Медицинской сестре, приходившей делать уколы, каждый раз говорил:
– Я вас прошу, не надо. Бросьте. Идите домой. Я режиссер. Я хочу знать, что такое смерть…
В последние дни он был обложен сочинениями Льва Толстого. Перечитывал, ругал, называл Толстого фарисеем.
– Он обманул меня!
Его последние дни – удивительные: отказаться от уколов, терпеть адскую боль и ругать Толстого! Что это?
Еще о Диком.
1950 год. Только что вышел на экраны страны второй фильм «Сталинградской битвы» режиссера Иванова.
Ресторан Дома актера. За круглым столиком восседала постановочная группа спектакля «Правда об его отце»: авторы пьесы, композитор Исаак Осипович Дунаевский, режиссеры Лев Елагин с Евгением Весником и художественный руководитель постановки народный артист СССР, великий артист и режиссер Алексей Денисович Дикий.
В разгаре творческих споров к столу подошел небольшого росточка человек с клинообразной интеллигентной бородкой и горящими глазами, несколько взбудораженный употребленными граммами бодрящего национального русского напитка.
– Вы – Дикий? – спросил взбодренный.
Алексей Денисович утвердительно кивнул головой.
