Вадим стоял по-бойцовски крепко, вперед плечом.
– Бросьте ваньку валять, Яков Блуд, или не знаю, как вас там…
В зеленоватом лице Гробовщика на долю секунды мелькнули испуг и изумление, он судорожно сцепил пальцы и устремил на Вадима тяжелый, неподвижный взгляд. Видимо, Вадим грубо нарушил правила этого кабинета. Обыграл его хозяина, этого «тараканьего царя», теперь надо не дать ему опомниться.
– Яша Блуд… – усмехнулся Вадим – Блуд – это «кровь», у вас говорящая фамилия, маэстро… Поэтому «блуд на крови» – ваше любимое занятие. Вам было что-то нужно от меня, так к чему все эти танцы? Если хотите разговаривать, сейчас же приведите сюда мою девушку. Я должен увидеть ее! Вам понятно?
Блуд снова опустился в кресло, мерцая черными, переливчатыми, как антрацит, глазами, и потер ладони одна о другую, и Вадим сверхчувствием влюбленного понял, что тот не знает о Лике и пробует скрыть свое недоумение.
– Разумеется, – проговорил он, – но сначала вы выполните наше условие. Нам нужен коридор…
– Только после того, как увижусь с ней.
Блуд поморщился с досадой:
– Что вы торгуетесь, как баба на базаре? Мы отпустим вас сразу же, разве что попросим проводить по живописным местам…
– Зачем вы хотите попасть в коридор, если вас туда не приглашают?
– О, это давняя история. Вы понимаете, что это значит – быть первым?! Первородство есть превысший дар Бога. С первыми детьми родители всегда очень жестоки, и мы, духовные первенцы, близко знакомы с жестокостью мира… Но мы успели сыграть на опережение и разделить мир Мечом Разделения. Ваша раса ослабла в пороках и распрях и больше не может владеть Камнем Царств, Стелой Откровения. Отдайте нам коридор, и мы заменим вас в священном карауле у Камня.
– С какого бодуна? – медленно зверея, спросил Вадим.
– Потому что мы, именно мы – первые в глобальном лидерстве наций. Пока на пятки нам жмет желтая раса, но они скоро отстанут.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно! Мы строим новую иерархию мира, гигантскую пирамиду, но высота ступени будет зависеть от личного участия в нашем общем деле как отдельных особей, так и целых наций. Разумная селекция, отбор, соответствующее рангу воспитание… наиболее ценным в биологическом плане особям мы это гарантируем. И мы никого не отринем, все найдут свое место на ступенях гигантской пирамиды, которую воздвигнем мы… Несогласные сойдут в небытие под усыпляющий дождь.
Не скрою, нам очень нравятся ваши женщины, некоторые способны существенно улучшить породу, но мы не позволим им рожать… Ведь кровь передается от матери, а кровь – весьма упрямая вещь…
– И вы уверены, что Бог утвердит ваш людоедский порядок? – Ледяная злость наполнила Вадима.
– Какой Бог? – усмехнулся «кабальеро». – А, тот самый, старичок на облачке? Не волнуйтесь, мы снова дадим вам Бога, и все поклонившиеся ему найдут свое место на ступенях нашего Храма.
Они были одни в комнате. На размышление даны секунды: грохнуть пресс-папье в маслянистые, обсыпанные перхотью кудри витии или задушить? Вадим запоздало ощутил, как его пальцы входят в горло Блуда. Он легко оторвал от пола тельце в черном сюртуке и потряс, как тряпичную куклу. Черная шляпа колесом покатилась в угол. Подошвы заскребли по паркету. Резкий удар по голове ослепил Вадима, как вспышка магния, и выключил сознание. За портьерой прятался охранник. Он очнулся почти сразу, чувствуя ломящую тупую боль в отбитом затылке. Его снова ударили в грудь, в живот, так что он почти захлебнулся кровью.
Оправляющий одежду Гробовщик поставил носок туфли на белокурую голову Вадима. Слабая усмешка тронула его фиолетовые губы. Он сделал знак охранникам, и Вадима поволокли по коридорам, уже не церемонясь. По ступеням тащили за ноги, соскребая кожу с позвонков, кровяня затылок. По запаху лекарств и особой напряженной тишине он понял, что попал в медицинский бункер. С него сорвали одежду и швырнули на высокий хирургический стол. На шее, запястьях и щиколотках щелкнули зажимы. Люди, зашитые до бровей в желтые комбинезоны, кололи онемевшее тело иглами, опутывали проводами, приклеивали датчики ко лбу, ключицам, средостению. Тело вздрагивало и дрожало под ударами электрического тока. Горели волосы. Тошнотворный дым забивал легкие. Почти зажившая рана в боку вскрылась. Вскоре он перестал что-либо чувствовать. Сколько прошло времени, он не знал, не помнил, тупея от монотонного дрожания стрелок и гудения приборов. Мозг пульсировал в такт сигналам светодиода. Подменный мертвый голос, равнодушный и бесстыдный, тайно живущий в глубинах сознания, без промедления выдавал его тайны, впуская убийц в священные тайники памяти и любви. «Да – нет» и снова «да – нет», «был – не был». Проверка завершилась. Мозг распадался от тупой взламывающей боли. Животное желание жить еще заставляло биться сердце.
Постепенно сознание прояснилось. Он должен был непрерывно думать, мыслить, чтобы удержать убегающую память и закрепиться в мире Яви. Лежа на пыточном столе, он вспомнил звездное небо и, едва уцепившись, вызвал его в воображении.
Мягко покачивался воз, груженный сеном, а он лежал на спине и, закинув руки за голову, всматривался в ночное небо, опрокинутое озеро с косяками мерцающих серебристых рыб. Лежа на возу, он вдруг догадался, что звезды – это атомы какого-то гигантского существа, жизнь которого необозрима и безначальна, как бесконечно время… Это было его собственное открытие, обрывок таинственных знаний, тихий шепот Ангела-Покрова. «Время по-гречески Хронос, а по-русски – Хорс. Срок – если читать по кругу. И Время – круг, хоровод созвездий… Они бродят, как привязанные кони вокруг Коло, Полярной звезды. Время – коло кол… колокол вечности, отбивающий удары».
Мысль оборвалась, он все глубже уходил в Навь, не успев исповедать свою любовь перед милосердным и печальным ликом спящего Хорса – Времени Времен.
Крупные звезды на синем бархате ночи. Влажное дыхание близкого леса. Ночной ветер, стужащий лоб. Боль и тупая ломота в отбитом теле напомнили о жизни. Вадим очнулся. Его волокли на растянутом брезенте и, дотащив до машины, затолкали на заднее сиденье. Машина тронулась и с места в карьер набрала скорость. Вадим слабо пошевелился и приподнял голову. Ночь светла, значит, он все еще на Севере… За рулем восседал Махайрод, по бокам дремала охрана.
– Очнулись, коллега? Молодцом! Мы едем в один древний женский монастырь, – Саблезубый причмокнул от сладострастия, – монастырь семидесяти княжон, вам должно быть это интересно, если вы имеет понятие о гематрии – науке священных чисел. Наука чисел и искусство воли – вот ключи, что открывают все двери… Семьдесят княжон! Грандиозное заклание несостоявшихся цариц… Вы конечно же читали Библию, Книгу Судей? Нет! А ведь это так близко к вашим интересам… Так-с, припоминаю… Семьдесят царей с отсеченными пальцами на руках и ногах! А? Каков масштаб деяний Адонаи? Магия, черная ли, белая, ценит кольцевое оформление. Династический путь русских царей Романовых от Ипатьевского монастыря до Ипатьевского дома – тоже мистический круг… Ипат – это Яфет, родоначальник арийского племени. На досуге я люблю играть в мозаику священных букв и чисел… О, если бы когда-нибудь мне удалось сложить слово «Вечность». А вот вы уже одной ногой в вечности… Простите за неуместный каламбур…
Пленник издал долгий звук, похожий на шипение и клекот, пытаясь разлепить разбитые губы.
Махайрод понял по-своему этот лишенный силы вопль:
– Боитесь смерти, коллега? Напрасно… Смерть нежна! Она как вино на губах – выпить и забыться… А у вас еще есть немного времени! Перед смертью вы успеете узнать, как наказывали провинившихся в плотском грехе монахинь в одном из северных монастырей нашей матушки-Руси. Грешен, люблю страшные историйки. Каменный мешок – очень просто и дешево, а главное – без пролития крови, в ней оставалась неповрежденной вся животная душа. Кровь не должна проливаться на землю, от этого всходят цветы памяти. Монастырь этот назван Горицы. Некогда это живописное местечко полюбилось самому Иоанну Грозному, и он частенько ссылал в Горицы не угодивших ему невест и жен. Здесь похоронена царица Марфа, мать убиенного младенца Дмитрия. Слезами пленниц царской крови омыты его казематы и кельи. Ну а для грешниц – гранитные челюсти. Так-то, драгоценнейший коллега. Ах, бедные монашенки, они не могли даже кричать, что гораздо больнее. Они умирали безгласно, ритуально, чтобы не вспугнуть Ангела смерти. Мне приходилось видеть, как резник на кошерной бойне отворяет бычку кровь. Двое, а то и трое помощников зажимают животине горло. Если теля успеет мыкнуть, то для жертвы он уже не годится… То же и с народами, редко кто сопротивляется…
