созвать детей и внуков и послать за патером. Патер пришел несколько запыхавшийся и недоумевающий, но потом зажгли свечи, гномы начали стучать молоточками, ангел начал шептать, собравшиеся пели, жевали печенье, и казалось, что все в порядке… Век пихты не бесконечен. Уже перед карнавалом выяснилось, что придется доставить тетке новое огорчение: дерево со страшной скоростью роняло иглы, и все видели, как слегка хмурится лоб тетки во время вечерних песнопений. По совету одного действительно выдающегося психиатра была предпринята попытка небрежно, вскользь намекнуть тетке о возможном окончании Рождества, поскольку на деревьях уже начали распускаться почки, что повсеместно рассматривается как признак весны, а в наших широтах с рождественской порой принято связывать всякие зимние представления. Искусный в такого рода делах дядя предложил как-то вечером спеть «Все птички прилетели» и «Приди, весна, скорее», но при первых же звуках первой же песни тетка сделала настолько мрачное лицо, что пришлось немедленно переключиться и затянуть «О, милая елка!». Три дня спустя моему брату Иоганну поручили предпринять легкую попытку разбора елки, но не успел он протянуть руку и снять одного гнома, как тетка испустила такой вопль, что пришлось приладить гнома на старое место, зажечь свечи и с несколько излишней поспешностью, но зато очень громко затянуть песню «Тихая ночь, святая ночь»… И тут все с ужасом констатировали, что моя тетка сошла с ума и воображает, будто у нас до сих пор сочельник. Дядя созвал семейный совет, на котором просил пощадить чувства тети и посчитаться с ее необычайным состоянием, после чего снарядили новую экспедицию, дабы сохранить мир, по крайней мере, на время вечернего торжества. Пока тетка спала, все украшения сняли со старого дерева и перевесили на новое, и состояние тетки продолжало оставаться удовлетворительным… Четыре елки успели уже осыпаться, но ни один из вновь приглашенных врачей не подал ни малейшей надежды на исцеление. Тетка стояла на своем… Несколько очередных, очень нерешительных попыток прекратить торжества или пропустить хотя бы один вечер были встречены такими воплями, что пришлось, наконец, оставить всякую мысль о подобном богохульстве. Ужаснее всего было, что тетка требовала присутствия всех родных и близких. К их числу относились также патер и внуки. Даже ближайших членов семьи с большим трудом заставляли приходить вовремя, а с патером дело обстояло совсем плохо. Несколько недель он еще безропотно терпел из уважения к старой прихожанке, но потом заявил дяде, смущенно покашливая, что дальше так не пойдет. Правда, само торжество длится недолго — каких-нибудь тридцать восемь минут, но даже и эту краткую церемонию невозможно проделывать каждый день, утверждал патер: у него-де есть и другие обязанности — вечерние встречи с коллегами, заботы о спасении души своих прихожан, не говоря уже о субботних исповедях… К счастью, по соседству удалось отыскать старого прелата, вышедшего на пенсию. Этот достойный старик с величайшей любезностью незамедлительно предоставил себя в распоряжение дяди Франца и согласился ежевечерне присутствовать на торжестве… Мой находчивый кузен Иоганн, который поддерживает прекрасные отношения со всеми деловыми кругами, отыскал бюро по сохранению свежих елок при фирме «Зедербаум» — весьма солидном предприятии, которое уже почти два года сберегает нервы моим родственникам. Спустя полгода фирма «Зедербаум» выпустила абонемент на поставку елок по сниженным ценам и предложила всякий раз заранее устанавливать силами специалиста по хвойным иголкам доктора Альфаста срок годности елки, так чтобы уже за три дня до того, как старая елка окончательно выйдет из строя, доставлять новую и без спешки украшать ее… Тем временем вечерние торжества в доме дяди приобрели отпечаток бездушности почти профессиональной.
Все собираются под елкой или вокруг елки. Входит тетка. Зажигают свечи. Гномы начинают стучать молотками, ангел шепчет: «Мир, мир», потом исполняют несколько песен, жуют печенье, немного болтают и, зевая, расходятся с пожеланием «весело провести праздник»… Мой кузен Иоганн и его зять Карл попытались нарушить строгую дисциплину, ссылаясь на различные болезни, деловые встречи или прибегая к другим, столь же прозрачным уловкам. Но здесь дядя оказался крайне неподатлив: с железной твердостью он настоял, что только в самых исключительных случаях члены семьи могут предъявлять справки и получать краткосрочные отпуска. Дело в том, что тетка замечала отсутствие любого человека и принималась плакать, правда, тихо, но без остановки, что наводило всех на страшные мысли… [Дядя Франц] был первым, кому пришла в голову чудовищная мысль посылать вместо себя на ежевечерние торжества какого-нибудь актера. Он отыскал безработного бонвивана, который две недели подряд так хорошо изображал дядю, что даже собственная жена не заметила подмены. Дети тоже ничего не заметили. И только один из внучат вдруг закричал в промежутке между двумя песнями: «А на дедушке дешевые носки!» — и с торжеством задрал штанину бонвивана. Сцена вышла крайне неприятная для злополучного актера, семейство тоже было потрясено, и, чтобы избегнуть дальнейших осложнений, все — как это уже не раз бывало в подобных обстоятельствах — дружно затянули новую песню. Когда тетка легла спать, личность актера была тотчас же установлена. И это послужило сигналом к полной катастрофе… После разоблачения бонвивана произошел форменный бунт, результатом которого явилось следующее соглашение: дядя Франц выразил готовность нанять за свой счет небольшой ансамбль для подмены его самого, Иоганна, моего зятя Карла и Люси, причем решено, что кто-нибудь из четверых обязательно должен присутствовать на семейных торжествах собственной персоной, чтобы держать детей в страхе. Прелат, по счастью, до сих пор еще не открыл обмана, который вряд ли можно назвать словом «благочестивый». За исключением тетки и детей, он единственное подлинное лицо в этой игре. Разработан точный план, известный всей родне под названием плана спектакля, а благодаря тому, что один из членов семьи должен каждый вечер присутствовать лично, актерам обеспечен, так сказать, выходной день. Кроме того, замечено, что актеры весьма охотно посещают торжества и не прочь подработать… И все действительно идет очень гладко… Между тем прошло почти два года — долгий срок. Я не мог отказать себе в удовольствии пройти во время вечерней прогулки мимо дядиного дома, где нельзя уже искать естественного гостеприимства, с тех пор как там собираются каждый вечер посторонние актеры, а сами члены семьи предаются сомнительным удовольствиям на стороне. Был прохладный летний вечер, когда я вышел пройтись. Завернув за угол, в каштановую аллею, я услышал песню «Сверкает лес под Рождество». Проехавший мимо грузовик заглушил последние слова, я тихо подкрался к дому и заглянул в окно между неплотно задвинутыми занавесками. Сходство актеров с родственниками было настолько разительным, что я не сразу мог разобраться, кто из них лично осуществляет руководство на этом вечере — это у них так называлось… Тетка, казалось, была счастлива от души: она болтала с прелатом, и лишь позднее я узнал зятя Карла — единственное, если можно так выразиться, реальное лицо. Узнал я его по тому, как он выпячивал губы, задувая спичку… По-прежнему благонадежны моя тетка и прелат. Они весело болтают друг с другом про доброе старое время, хихикают, судя по всему, очень довольны собой и прерывают разговор лишь тогда, когда надо затянуть очередную песню. Короче — праздник продолжается»
«Типичный пример стратагемы 21». Этими словами обратил мое внимание на приведенный здесь в сокращении рассказ немецкого писателя, нобелевского лауреата Генриха Бёлля (1917–1985) «Не только под Рождество» автор детективов родом из Тайваня, живущий ныне в Швейцарии, Чу Вэньхуэй.
21.11. Отпроситься по нужде
Разбойник Бай Чжэн по прозвищу Железное Древко в придорожном кабачке затевает ссору с молодым торговцем Ван Вэньюном. Перепуганный до смерти Ван Вэньюн старается умилостивить Бай Чжэна, который теперь набивается ему в приятели и всячески уговаривает того взять его к себе в компаньоны. Ван Вэньюн хочет отвязаться от надоедливого собеседника и поэтому подносит ему чарку за чаркой. Наконец, через некоторое время Бай Чжэн говорит: «Видать, я изрядно выпил и не прочь бы поспать». Ван велит трактирщику принести подушку. Однако недоверчивый и во хмелю Бай Чжэн говорит:
«Положу-ка я голову тебе на колени. Вот немного высплюсь, и отправимся вместе торговать». Перепуганному Вану ничего не остается, как согласиться. И вот он сидит, а голова ненавистного Бая покоится у него на коленях. Наконец, Ван обращается к слуге, с которым рассчитывался: «Я хочу тебя кое о чем попросить». — «Вы желаете уйти?» Ван возразил: «Да нет, просто живот схватило. Положи-ка пока его голову к себе на колени, иначе я за себя не отвечаю». Слуга поспешно ответил: «Что вы, что вы. Я подменю вас». Теперь на сцене мы видим, как Ван взваливает себе на плечи корзину и, крадучись, выскальзывает за дверь. И вот он поет: «… Я избежал мести тигра и спас свою жизнь…» Немного погодя просыпается Бай и спрашивает: «Братец, теперь можно и уходить. Но что это! Видать, он воспользовался уловкой «цикада сбрасывает чешую», и только его и видели. Но я доберусь до тебя, скотина. Как ты позволил ему уйти!» Слуга стал оправдываться: «У него прихватило живот, и он поспешил в отхожее место…» Бай тотчас устремляется в погоню, настигает Вана и убивает его. Так стратагема 21 используется героем пьесы конца юаньской эпохи (1271–1368) неизвестного автора «Корзина с киноварью» («Чжуша дань») [полное название «Корзина с киноварью и дождевые пузыри» («Чжуша дань ди шуй фу оу цзи»), поскольку перед смертью Ван призывает в свидетели преступления дождевые пузыри перед храмом]. Киноварь, единственное неядовитое соединение ртути, считалась в Древнем Китае ценным снадобьем, служащим для многих целей. Известный случай сокрытия бегства под предлогом приключившейся нужды произошел в 206 г. до н. э. [см. «Ши цзи», гл. 7:
Сокрытие бегства под предлогом посещения укромного места случается не только в Китае, о чем свидетельствует следующая заметка из газеты
21.12. «Куда вы спрятали барышню Линь?»
«[Баочай] заметила пару бабочек цвета яшмы, каждая величиной с маленький круглый веер, они то взмывали вверх, то прижимались к земле. Это было
