Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2

самому стать центром Поднебесной, угрожая своей мощью Чу и Чжао. Если Чу усилится, то оно примкнет к Чжао, а если Чжао усилится, то оно пойдет на сближение с Чу, а когда это произойдет, Ци обязательно встревожится. Если Ци будет обеспокоено, то оно непременно обратится [к Цинь] с подобострастным посланием, пришлет обильные подарки с целью послужить Цинь. А когда Ци сблизится с вами, то и Хань и Вэй будут в ваших руках».

Чжао-ван на это сказал: «Я уже давно намерен сблизиться с Вэй, но это княжество очень изменчиво, и поэтому я не смог этого сделать. Посоветуйте, как мне с ними сблизиться?» Фань Суй ответил: «Вы можете отправить вэйскому правителю ценные подарки и скромное послание с изъявлением готовности служить ему. Если это не даст результата, то уступите правителю Вэй какие-то земли, чтобы этим расположить его. Если и это не поможет, то поднимите войска и ударьте по нему». Ван сказал: «Я старательно последую вашим советам». После чего пожаловал Фань Сую звание кэцина (старший сановник из числа пришлых ученых мужей (бинькэ)) и назначил его советником по военным делам» [Сыма Цянь. «Ши цзи», гл. 79: Исторические записки, т. 7. 1996, с. 217–223]. В дальнейшем правитель Цинь оставил походы на отдаленные места. Вместо этого он использовал, как пишет Хо Юйцзя в своей книге Чья рука уложит оленя? (Пекин, 1994), «разногласия между шестью враждебными государствами и их страх перед Цинь». Цинь неизменно удавалось подкупать высокопоставленных сановников во враждебных княжествах, которые затем умудрялись либо внести раздор между правителями и способными военачальниками (см. стратагему 33), что вело к опале последних, либо усыпить бдительность властей. Нападая всякий раз на близлежащее государство, Цинь своей дипломатией добивалось того, чтобы возможные союзники подвергшегося нападению княжества сохраняли нейтралитет. Особенно это касалось наиболее удаленного от Цинь, расположенного близ моря государства Ци, которое при правителе Цзянь-ване (264–221 гг. до н. э.) сорок лет жило в мире, полагая, что сможет, беспечно «сидя на горе, наблюдать за борьбой тигров» («цзо-шань гуань ху-доу»). Ци просмотрело, как в итоге один тигр вышел победителем. И Ци неожиданно осталось в одиночестве, в 221 г. до н. э. безропотно подчинившись Цинь.

После беседы с Фань Суем циньский властитель в первую очередь обособил непосредственно прилегавшие к его княжеству государства Хань и Вэй, которые постоянно нападали на него с единственной целью — присоединять к себе все больше земель. За первые десять лет претворения стратагемы соседнему с Цинь государству Хань пришлось понести большие потери (Фу Лэчэн, Полное изложение китайской истории, т. 1. Тайбэй, 1973, с. 10).

Затем Цинь обратилось против государства Чжао, нанеся ему поражение в битве при Чанпине (см. 22.7), от которого Чжао уже не смогло оправиться. Своей продуманной с «крайней стратагемной прозорливостью» (как пишет Су Чжэшэн в шанхайской газете Литературное собрание [Вэньхуэй бао] от 22.06.1984) стратегией Фань Суй указал путь ко все большим территориальным приобретениям циньского государства. Последующий создатель единой державы император Цинь Шихуан-ди (259–210 гг. до н. э.) «с учетом новых условий продолжал следовать стратегическому курсу «дружбы с дальним врагом и борьбы с ближним врагом», благодаря чему за время с 230 по 221 г. до н. э. сумел присоединить к себе все оставшиеся государства» (Прогрессивная роль Ши Хуана в [китайской] истории. Нинся, 1974, с. 101). «Цинь воспользовалось стратагемой Фань Суя и разбило союз шести лежавших к востоку государств», — пишет пекинский исследователь стратагем Ли Бинъянь и продолжает: «Вначале завоевывается Хань (230 г. до н. э.), потом Чжао (228 г. до н. э.), затем Вэй (225 г. до н. э.), потом Чу (223 г. до н. э.) и затем Янь (222 г. до н. э.). А в 221 г. до н. э. наконец присоединятся и Ци, тем самым происходит объединение Китая».

По своему содержанию стратагема 23 вовсе не является изобретением Фань Суя. Еще в период Весен и Осеней (770–476 гг. до н. э.) к ней прибегал первый китайский гегемон (баван), циский государь Хуань-гун (правил 685–643 гг. до н. э.) и его первый советник Гуань Чжун (ум. 649 г. до н. э.), а еще в конце второго тысячелетия до н. э. — Цзян Тай-гун (см. 17.10). Однако следует признать, что именно Фань Суй дал чеканное выражение для стратагемы 23 (Хэ Маочунь, Ши Сяося. Дипломаты сменяющихся китайских династий. Пекин, 1993, с, 118). Посредством облеченной им в слова стратагемы Фань Суй «сыграл громадную роль в объединении страны циньским государством», — пишет Лу Тайвэй в Китайской молодежи (Пекин, 22.08.1998, с. 8). Но данная стратагема «не только оказала огромное влияние на отношения между семью китайскими государствами того времени, но и оставила глубокий след в истории китайской дипломатической мысли», замечает Пэй Монун в пекинском иллюстрированном журнале Всемирное знание [ «Шицзе чжиши хуабао»] (№ 22, 16.11.1989, с. 29). Похоже, стратагема 23 продолжает действовать и в наши дни. Когда на первом году обучения в Пекинском университете (1975–1976) я попросил одного китайского сокурсника разъяснить мне смысл стратагемы 23, он почему-то замялся. Наконец, он сказал, что его разъяснение мне не понравится, «поскольку оно касается внешней политики вашей страны».

23.2. Три мира Мао и четыре модернизации Дэна

Непосредственно после окончания Второй мировой войны Китайская Народная Республика проводила политику первоочередного сотрудничества с Советским Союзом и следования советскому образцу. Мао для такой политики нашел выражение «держаться одной стороны» («ибяньдао»). Однако в начале 60-х годов произошел разрыв, а в конце 60-х дело дошло даже до вооруженного конфликта [на острове Даманский (Чжэньбао-дао)] у реки Уссури. Между США и Китаем к тому времени уже почти двадцать лет царило полное молчание. Китай осознал, что оказался в опасном окружении.

В этом затруднительном положении Мао выдвигает теорию трех миров. «Третий мир» составляли некогда бывшие европейскими колониями страны Азии, Африки и Латинской Америки. «Второй мир» составляли входящие в сферу американского или советского влияния страны Западной и Восточной Европы, а также Канада, Австралия и Япония. «Первый мир» состоял из сверхдержав, США и СССР, которые, с китайской точки зрения, рассматривали весь земной шар как свое прикрытие в борьбе за мировое господство. Основное глобальное противоречие китайцы видели тогда в противостоянии третьего и первого мира. Посредством диалектического анализа (см.: Харро фон Зенгер, Введение в китайское право («Einfuhrung in das chinesische Recht»). Мюнхен, 1994, с. 230 и след.) Мао Цзэдун установил противоречия между третьим миром, с одной стороны, и вторым наряду с первым, с другой, и, естественно, внутри первого мира, то есть между США и Советским Союзом. На этих противоречиях и следовало сыграть.

Пользуясь всеми этими противоречиями, Китай собрал вокруг себя многие страны третьего мира, что способствовало принятию в 1971 г. Китая в ООН с одновременным исключением оттуда Тайваня. Затем Китай решил использовать противоречия между вторым и первым миром, например, между Францией и США, и по возможности привлечь на свою сторону также страны второго мира. Что же до первого мира, то граничащий непосредственно с Китаем Советский Союз представлялся более существенной угрозой, чем США. Теперь речь шла об «использовании имеющихся между оспаривающими друг у друга мировое господство сверхдержавами разногласий, выборе подходящего момента, улучшения отношений с одной из сверхдержав и изоляции более всего угрожающей безопасности Китая сверхдержавы в лице Советского Союза», как писал Цзян Линфэй в статье о «находчивости и приемах Мао во внешнеполитических делах» (Всемирное знание (Шицзе чжиши хуабао). Пекин, № 24, 1993, с. 8). Для Мао, в соответствии с глобальным основным противоречием «третий мир против первого мира», первый мир являлся главным врагом. Но первый мир представлял ныне не некое единство, а состоял из двух сверхдержав: США и Советского Союза, чьи отношения, несмотря на некую общность интересов, были отмечены острыми противоречиями. Мао различал обе сверхдержавы по угрозе, которую они представляли для Китая, и соответственно по разному относился к ним, причем на первый план выдвигалась борьба с «главной силой противоречия» (Цзян Линфэй), которой в рамках противостояния «США — Советский Союз» являлся СССР.

Тем самым дело дошло до челночной дипломатии, до поездки Никсона в Китай и установления дипломатических отношений между Китаем и США. Советский Союз, таким образом, оказался между двух огней: Китаем и США. «Благодаря улучшению отношений с США», иначе говоря, союзу с дальним врагом, Китай сумел приструнить ближнего врага, Советский Союз, а кроме того, как пишет Цзян Линфэй, «создать условия для проведения Дэн Сяопином после смерти Мао (1976) курса четырех модернизаций».

Стратагема 23 прослеживается до сих пор в осуществляемой с 1978 г. программе модернизации социализма. В ходе осуществления этой программы, утвержденной на третьем пленуме ЦК КПК одиннадцатого созыва в декабре 1978 г., Китай переживает самый продолжительный отрезок мирной, созидательной жизни со времен первой опиумной войны (1840–1842). На этом этапе, который продлится и в XXI в., главным противоречием считается «модернизация в противостоянии с отсталостью» (см. 18.7). Для преодоления этого важнейшего и сдерживающего противоречия Китай вновь стремится завоевать расположение дальних соперников вроде США и европейских стран, чтобы с помощью технической и финансовой поддержки этих дальних союзников преодолеть нынешнего ближайшего врага, а именно отсталость у себя дома.

23.3. Изоляция великого хана [кагана; кит. «кэхань»]

На севере Китая в середине первого тысячелетия племенной союз тюрков (кит. туцзюэ) создал мощное государство [тюркский каганат (Тюрк эль)], во главе с великим ханом — каганом [на ту пору Шэту (правил 581–687), прозывавшийся Ышбара-хан (кит. искаж. Шаболюэ вместо Шаболо)], который вынужден был также дать имя хана еще четверым выходцам из родовой знати. Младшего же брата, с которым каган не ладил и который не обладал большим весом, звания хана он не удостоил. Хотя эти представители родовой знати имели собственные дружины и вотчины, однако подчинялись кагану, располагавшему существенно большей военной мощью.

В период раздробленности Китая (420–589) северные китайские династии подносили правителю тюрок богатые дары, чтобы тот помогал им в их междоусобных войнах. Когда же объединитель страны (589) под властью суйской династии (581–618) император Вэнь-ди (541–604) перестал подносить дары тюркам, те, возмутившись, напали на Китай. Здесь и сказал свое слово Чансунь Шэн [551–609].

Чансунь Шэн был послан в 579 г. династией Северная Чжоу (557–581) к тюркам. Благодаря его умению стрельбы из лука многие тюрки подружились с ним, желая овладеть этим искусством. Более чем годовое пребывание у тюрок позволило ему выведать все разногласия, существовавшие среди местной знати. Он знал, что там «можно легко внести раздор» [ «и кэ ли-цзянь»], как пишет Вэй Чжэн (580–643), составитель официальной хроники династии Суй («Суй шу»). И Чансунь Шэн посылает на высочайшее имя докладную записку, где говорит, что, по его мнению, время для военного противостояния тюркам еще не пришло. Однако не оказывать им никакого сопротивления — это значит потворствовать врагу. Затем он описывает внутренние трения в верхушке тюрок и предлагает — согласно все той же династийной хронике Истории Суй: «Нынче выгодней дружить с дальним и нападать на ближнего», т. е. нужно изолировать кагана, заключив союз с более слабыми претендентами на власть. Ханы стали бы подозревать друг друга, и тем самым удалось бы нейтрализовать их. А за десять лет суйская династия сумеет при благоприятных обстоятельствах напасть на тюрок с большими видами на успех.

Император внял советам Чансунь Шэна и весьма преуспел впоследствии (см. также 17.37).[328]