его своей курткой и уложил на груду мусора — мальчишка не сопротивлялся и почти сразу засопел. Тимка, помедлив, снял свою куртку и неловко накинул на плечи Кати. Та кивнула, отошла к Толику и начала устраиваться рядом.
Мальчишки отошли к большому пролому в стене. Найдён устроился на камнях, показал рядом с собой Тимке. Тот сел, свеисл ноги наружу. Хотелось спать, ужасно хотелось. И в то же время Тимка понимал, что не уснёт сейчас.
— Скоро уже светать будет, — Найдён потянулся. Тимка спросил:
— Тебе… тебе их совсем не жалко?
— Зверьков? — спросил Найдён и сплюнул вниз. Раньше за ним такого не наблюдалось. Он покосился на Тимку изпод упавшей на глаза чёлки. — Я их честно предупредил. Скажи, Тим, что такого я сделал неправильного? Очистил землю от девяти будущих уголовников, торговцев наркотой и подонков. Те из них, кто не подонок, на такое дело не пойдут. Эти пошли. Suum quique. Каждому своё. Потвоему, зачем они приходили? Поиздеваться над беззащитными девчонкой и пацанёнком. Покуражиться. А потом убить и закопать в мусор. Благо, искать ник-то не станет. А их станут. И найдут, и меня радует мысль о том вое, который поднимется в их домах — построенных на деньги от продажи наркоты русским ребятам, — и Найдён засмеялся легко и весело. — А по-том менты будут рыть землю носом и найдут сатанистов, которые с радостью возьмут на себя это дело. И вот — бух! — два убитых зайца. Девятью звериками меньше — и сколькими-то сатанистами тоже.
— Я боюсь тебя, — сказал Тимка честно. Найдён положил руку ему на плечо и тихо возразил:
— За тебя — и за любого из наших — я умру, не задумываясь. Пойми, Тимка, — он убрал руку и потёр глаза, лицо, — я если и сделал что-то плохое — то только с точки зрения мира, в котором зло ненаказуемо. Ты привык, что врагов карают какие-то силы — армия, спецслужбы… А если враг — вот он, и ни армия, ни спецслужба не могут его покарать? Мы должны дать такой вот дряни разорвать в клочья себя, своих друзей, свою страну? Только потому, что сволочи не написали закона, позволяющего убивать сволочей? Только потому, что сволочи покрывают сволочей? Не будет этого… И ты знал, на что идёшь.
— Знал, — честно сказал Тимка, вспомнив свои слова, сказанные дяде, что он ведёт войну. — Но мне страшно.
— Нам всем страшно, но это наша земля, — сказал Найдён и поднял руку вверх. — Смотри, вон Полярная Звезда.
20. УЛИЧНЫЕ СОЛДАТЫ
Тимка проснулся от холода. От того, что Найдён поднялся и ушёл. До этого они улеглись спина к спине на той же самой куче мусора, сунув руки в карманы, а тут сзади потянуло стылым ветерком, и Тим сел, обхватив себя за плечи.
Город попрежнему шумел, хотя и меньше, как-то затаённей. Катя и Толик спали под куртками. Снаружи был виден туман и встающее над ним солнце. Тимка зевнул, передёрнулся и встал. Сделал было пару шагов к выходу, но остановился и начал смотреть на Катьку. Понимал, что она может проснуться, и он будет выглядеть глупо. Но всё равно стоял и смотрел.
Какая она красивая… Конечно, всё, что на ней надето, не стоит одной кроссовки некоторых Тимкиных одноклассниц. И они перекосились бы(и перекашивались!), пройди такая даже просто мимо. Странно, подумал Тимка. Я ведь и раньше видел таких девчонок… да и ребят. Но никогда не смотрел им в глаза. Не фыркал, как некоторые, не норовил спихнуть в лужу или просто оттолкнуть с дороги, но не смотрел, не удоставивал вниманием. А вчера, когда они шли сюда, Катькины глаза отражали звёзды. Тимка начал вспоминать, видел ли он раньше такое, потом помотал головой, решительно стащил майку и, осторожно прикрыв локоть и часть спины девчонки (она практически обе куртки потратила на брата), вышел на лестницу, а оттуда — наружу.
Найдён разминался. Без долгих слов Тимка занял место спарринг-партнёра, как бы этим подчёркивая, что о вчерашнем забыто… нет, не так. Что он принял и понял вчерашнее. Принял и понял именно сейчас, когда стоял над Катькой и — каким-то уголком сознания! — представлял себе, что вчера с ней сделали бы.
При мысли об этом он сам готов был убить тех девятерых ещё раз.
Найдён кинул его раз, ещё раз, припечатал по уху так, что в голове зазвенело… Тимка, рассердившись, собрался и врезал Найдёну в солнечное — удачно. Тот, распрямившись, улыбнулся и кивнул:
— Неплохо… Куда майку дел?
— Согрелись, по крайней мере, — проворчал Тимка, не отвечая на второй вопрос. — Что делать будем?
— Ларёк пойдём ломать, — серъёзно ответил Найдён. Тимка пожал плечами:
— Пошли.
— О как, — Найдён поднял бровь, подцепил с куста свою майку. — Пошли одеваться…
… Адрес запомни, — повторил Найдён ещё раз. — Это за пустырём, там не ошибёшься. Приходите вечером туда, не бойтесь, вас там не тронут, а переночуете поудобней.
— Спасибо, мы придём, — кивнул Катя, протягивая Найдёну его куртку. Но смотрела она при этом на Тимку, который влезал в свою. Толик дёрнул сестру за штанину, что-то прошептал. Она засмеялась: — Он спрашивает, вы нас не бросите?
— Конечно, нет! — вырвалось у Тимки, и Найдён отвесил ему подзатыльник — сильный и резкий. А сам сказал:
— Приходите по этому адресу. Пошли, ну?
— Могли бы денег им дать, — буркнул Тимка снаружи.
— Мы не Армия Спасения, — отрезал Найдён…
…Дневной город был не очень похож на вечерний и ночной. Людей было больше, но казалось, что меньше. Они почти так же спешили, но на их лицах не было азарта — только скука, и Тим понял: они не хотят идти на работу, потому что не любят её, а просто зарабатывают на ней деньги ради вечера пятницы и вечера субботы. И от понимания этого становилось почти так же скучно, как им, этим людям. Хотя солнце светило, и было тепло, и зеленели деревья — всё равно становилось скучно.
Найдён широко шагал чуть впереди, и Тимка не спрашивал, куда они идут. Не потому, что было не интересно, а просто потому, что понял: тут не надо спрашивать. Придём — и он всё объяснит. Или покажет.
Нырнув в какой-то переулочек, мальчишки вышли к большой — в смысле, высокой и длинной — серой стене без окон. Вдоль неё шла асфальтированная тропинка, а впереди слышался шум.
— Это университет, — коротко сказал Найдён. И через несколько шагов добавил: — Подыгрывай, но молчи.
Тимка кивнул и подумал об Ирке и Толике. Как они сейчас крутятся возле какогонибудь магазинчика. Но больше об этом думать он не стал, потому что тропинка свернула на большую площадь с фонтаном в центре. Возле стеклянных дверей с табличками над входом стояли, переходили от кучки к кучке, переговаривались не меньше сотни парней и девчонок в возрасте 15–20 лет. Тут и там виднелись свёрнутые знамёна, транспаранты, качались плакаты. Было шумно и царила атмосфера ожидания. Разговоры шли о музыке, о девчонках, изредка — об учёбе.
Найдён походкой никуда не спешащего, но заинтересованного человека — как будто не он минуту назад спешил, как на пожар! — прошёлся туда-сюда и причалил к группе человек из двадцати, стоявшей и сидевшей рядом с фонтаном. Поболтал в воде рукой, сощурился на солнце, и Тим поразился тому, как изменилось его лицо. Беспризорник! Ни вчера. Ни завтра. А в сейчас есть только тёплый денёк и лёгкое любопытство…
— Э, — кивнул Найдён, — чего тут у вас?
Он ни к кому не обращался специально и даже не слишком настаивал на ответе — чувствовалось по тону. Но кто-то бросил:
— На митинг идём.
По двум беспризорным мальчишкам скользнули взглядами сразу несколько человек и отвернулись, только кто-то перевесил пейджер вперёд от заднего кармана джинсов. Найдён хмыкнул:
— Хомячков защищать?
— Антифашистский, — снова снизошли до ответа.
Найдён преобразился. Вытаращил глаза, толкнул Тимку локтем:
— Антифашистский! Слыхал?! — и подошёл вплотную к тем, кто держал плакаты: — Э, пацаны! Мы с вами! Мы тоже фашистов ненавидим!
— Во ещё, — пробормотал кто-то, — делиться… — но его оборвали:
— Да ладно, пусть идут, чего…
— Да конечно пойдём! — возбуждённо говорил Найдён. — Антифашистский — это вещь… А чего это написано? — он остановился возле прислоненного к бортику бассейна плаката с яркой надписью. — За… про… прошедший… год… — с трудом прочитал он. — Это, — он толкнул Тимку. — Давай, чего тут, может, возьмём…
— Это мой, — сказал кто-то, но Найдён отмахнулся:
— Да лааана… Чего там, э?
— За прошедший год фашистами в России убито 38 иностранных студентов из… — и Тим довольно бойко, но тоже сбиваясь, зачитал список из названий десятка стран.
Найдён слушал младшего товарища, приоткрыв рот. Почесал висок и, осторожно оглядевшись, понизил голос, обращаясь к ребятам, заинтересовавшимся происходящим:
— Э… Ну это, пацаны… А вы чего… Эти? Колумбийцы? Или негры?
Вокруг захохотали. Вопрос Найдёна мог бы показаться издевательством, если бы не простодушный вид беспризорного и его щироко распахнутые глаза. Ощущая своё полное превосходство, студенты были настроены добродушно.
— Да не, при чём тут это? — сказал кто-то из них. — Русские мы…
— Во! — Найдён опять приоткрыл рот. — А чего ж вы за них типа вписываетесь? — он нагнулся к плакату и прочёл: — Мь… янма… О, блин, имечко… Тоже негр?
Хохот усилился. Рыжеволосый парень с «хвостиком» сказал:
