Риск.Молодинская битва.

Когда стрелы отступивших уже не долетали до стены, стрельцы взялись за дело, посылая меткие болты в запо­рожцев. Следом встали к стрельницам и лучники, чтобы не мучились бедняги, которых все одно засосет болото, а упокоили душу свою мгновенно. Еще можно было нано­сить урон пятившимся казакам из самострелов, но Шика остановил стрельцов:

— Хорош, будет с них.

У него зародилась мысль выпытать кое-что у запорож­цев Дашковича. Подозрительным ему показалось, что нет на гати ни одного татарина. Крикнул зычно:

— Православные, чего это басурманы одних вас насмерть послали? Неужто не ясно вам?

Промолчала казачья ватага. Не задело, выходит. Ши­ка тогда свой главный козырь, как он считал, выложил:

— Вас даже Ахматка-поганец и тот на произвол судь­бы бросил. Где он?! Нет! То-то! Неужто совсем безмозглые у вас башки?

— Ты не лайся! Доберусь вот, пощупаю, что в твоей башке! — возмущенно крикнул задиристый казак. — По­летят с плеч кочаны ваши капустные!

— Вы на твердь ступите, когда рак на горе свистнет, — с усмешкой прокричал в ответ Шика. — Ты мне про Ахматку лучше скажи, где он вас, дураков безмозглых, бросил?

Меж собой заговорили казаки. Они сразу, как оста­вил их проводник, засомневались, так ли уж легка до­быча, что их ждет, и почему за ней не идут сами крым-цы, но атаман полусотни молчал, промолчали и осталь­ные. Если бы он на круг попросил, тогда бы иное дело, тогда говори откровенно все, что на уме, а коль атаман не пригласил на совет, значит, знает больше их. Скажи ему о своем сомнении, отрежет: «Труса празднуешь? Иль не казак ты?!»

Оттого и помалкивали, но теперь — прорвало:

— В самом деле, ни одного татарина…

— Иль им легкой добычи не хочется?

— Что-то, атаман, не так, как следовало бы.

— Послать гонца нужно, вернувшись в лес. Мол, неможем осилить. Подмога, мол, нужна. Вот тогда — по­глядим.

— Дело, — поддержали его предложение почти все. — Решай, атаман.

Шика не слышал разговора, но видел решительные жесты казаков и все более уверялся, что главные силы пойдут обходной тропой, и его уже начало беспокоить, отчего не скачет оттуда связной Данила.

А он там бился с татарами, забыв обо всем на свете. Сотня их сразу же, без заминки, поперла на укрепление, сооруженное наспех у берега. Прикрывшись щитами, шли уверенно, зная, что защитников за стеной мало. Когда Данила, оставив коня на полянке вблизи опушки, стал пробираться через ерник, услышал довольное вос­клицание:

— Что?! Не по нутру?!

Вынырнув из ерника, чуть было не столкнулся с шальной стрелой:

— Ого!

Было отчего вскрикнуть: татары уже в саженях пят­надцати, шаг их спор и безостановочен. На падающих от стрел защитников не обращают внимания, сами тоже стреляют непрерывно и метко. Трое дружинников, пора­женные стрелами в горло, уже отдали Богу душу.

— Подмога? — радостно спросил один из дружинни­

ков появившегося сотоварища. — Много ли?

— Не будет подмоги, — ответил Данила. — На гати то­же прут. Я подсоблю малое время да к Шике с донесени­ем поскачу.

— Не сдюжим.

— Это как — не сдюжим?! — возмутился Данила. — Нельзя не сдюжить.

Легко сказать: «Нельзя,» — но как выполнить? Тата­ры оказались в таком положении, что выход из него ос­тался один — вперед.

Тропу Ахматка нашел быстро. По следам. Как он и предполагал, подкрепление действительно было посла­но обходным путем. Но если в лесу по осевшему и потя­желевшему снегу идти было даже легче, чем по зимне­му, пушистому, то как только они вышли на болото, где солнце хозяйничало вовсю, туговато им пришлось, хотя они ступали точно по следам, не отклоняясь ни вправо, ни влево. Первые шеренги, хотя и хлюпала под ногами снежная кашица, все же проходили, а в последних то и дело кто-либо проваливался. Сразу — по пояс. Вначале колонна ожидала, пока вытащат провалившегося, по­том сотник распорядился оставаться для помощи одно­му или двоим, остальным не останавливаться. Если же проваливались и помогающие, оставлять их на произвол судьбы.

Особенно удручала татар последняя жертва болоту. Жадной трясине достался не только провалившийся во­ин, но и те, кто попытался спасти его. Потянули, бросив ему аркан, и — тоже по пояс. Последние шеренги, испол­няя приказ сотника, начали обходить несчастных, но еще полдюжины из них оказались в трясине.

Сотник не велел спасать попавших в беду, только вы­говорил Ахматке:

— Ты ведешь нас туда, откуда нам нет обратного пути. Тем более с грузом.

— Обратно пойдем по гати.

Вот и пёрли татары, вполне осознавая, что отступать им некуда, что даже здесь, рядом с твердью, все они мо­гут оказаться похороненными заживо. Они подбадрива­ли себя криками:

— Кху-кху-кху!

— Ура-а-а-агш!

Расстояние сокращалось медленно, но упрямо. Вот уже выхвачены кривые татарские сабли, у дружинников блес­нули в руках мечи, взметнулись топоры и шестоперы.

Храбры и ловки дружинники князя, только совлада­ют ли они с сотней, хотя и поредевшей?!

Спохватился Данила-связной, нырнул зайцем в ер­ник, прыгнул в седло и понесся по тропе к охотничьему дому. Крикнул, подскакав:

— Готовься. Татарва может пробиться. Сотня их без малого.

Приукрашивал, конечно. Добрую половину сотня рас­теряла уже в болоте и в сече с дружинниками, но и полу­сотня — малая ли сила.

А Данила, оповестив защитников княжьего дома, ска­кал уже к засаде у гати.

Там было тихо. Казаки пока что не решили, как им поступить дальше: переть дуриком на смерть им не хоте­лось, но и возвращаться с пустыми руками они просто не могли. Темник их за это не помилует. Наказание же у та-. тар, как это повелось у Чингисхана и записано в его Джа-саке, ставшем законом для всех монголо-татар, — смерть. Так что, куда ни поверни, везде — клин.

Кто-то предложил:

— Не переметнуться ли? Одной веры мы — православ­ной.

— Не поверят, — отозвалось несколько голосов. — Их, должно быть, негусто на острове, а нас — немало. По­остерегутся.

— Что верно, то верно.

У Шики тоже возникла мысль переманить днепров­ских казаков на свою сторону, но, прикинув, рассудил, что рискованно. Что у них на уме. Сподручно ли ждать ежечасно удара в спину?

Однако и отпускать их назад не хотелось. Тогда ведь как может получиться: уведомятся татары, что гать разо­брана, нагонят сюда посошного люда, собрав его из даль­них сел и деревень (из ближних все в крепости) и заставят чинить гать. Не станешь же по своим стрелять. Они, конечно, за стену кинутся, закончив работу, но и татары по­лезут на их плечах. Каков будет исход тогда, никак не предскажешь. В рукопашной крымцы тоже мастаки.

«Взять безоружных чтоб. Да на время — в конюшню».

Вот в это самое время подскакал связной:

— Худо дело, голова. Смяли заслон басурманы. Я кня­жий дом оповестил и — к тебе.

— Еще не легче. Сколько их?

— Сотня шла. Побили многих, но…

— Ясно. Нужно на помощь к дому идти. Разделимся. Я здесь останусь. С теми вон переговоры переговаривать, а ты бери десяток и — к терему. Только не лезьте в руко­пашную. Из ерника стреляйте. Исподтишка. Со всех сто­рон. Места чаще меняйте. Особенно бейте, когда они на

захват пойдут или зазевается кто. Чтоб не вдруг распоз­нали, что тыл у них смертоносен.

— Понятно. Поохотимся.

Без одного дюжина пошла по тропе. Горстка вроде бы, но у пятерых — самострелы, у остальных же луки тугие, дальнобойные. Самых метких и твердоруких отпустил Шика к княжьему дому. К тому же у каждого мечи и ше­стоперы. Если в рукопашную придется, тоже посекут из­рядно татарских бошек. Дешево жизнь свою не отдадут.

В самый раз они подоспели. Тихо все было, пока они спешили по тропе, и вдруг рвануло тишину хриплое мно­гоглоточное:

— Кху-кху-кху-кху!

Ахнули рушницы. Еще раз. Еще.

— Бегом, братья! Татарва полезла!

Верно, несколько трупов на поляне перед стеной, но татары уже достигли ее. Лезут друг другу на плечи, норо­вя ухватиться за края стрельниц. Вот одному удалось это, подтянул себя, взмахнул кривой саблей и — полетел вниз. С болтом в спине.

Били прибывшие на помощь по тем, кто взбирался на плечи своим соратникам.

Защитники тем временем сбежались к этой стене, ос­тавив на остальных только наблюдателей. И с угловых веж полетели стрелы, а почти на всех стрельницах по­явились дружинники с боевыми топорами или шестопе­рами. Ловчее отбиваться на стене этим оружием. Любо оно русским ратникам.

Не сумев с ходу захватить дом княжеский, отступили крымцы за деревья. Изрядно осталось басурман на поля­не перед домом и у самой стены, но праздновать победу еще было рано. Не знают обороняющиеся, что нападение отбивали вместе с ними соратники-дружинники. От их стрел первый смельчак пал и многие иные ретивцы. А не­видимые помощники затаились в ернике. Подлесок гус­той, кого хочешь укроет. Вот и наблюдают за крымцами, тише мышей себя держа, хотя ох как хорошо было бы уложить стрелами и сотника, и Ахматку, и других, пока они опомнятся. Враги-то не таятся, бей на выбор.

Спадает с татар азарт боя, трезвеют мысли. Только ни­кто не осмеливается говорить, пока молчит сотник. А тот, поразмышляв немного, начал с вопроса к Ахматке: