драматическим жестом указал на окровавленную дверь.
— Может, живоглот?
— Какой еще живоглот! — Хозяин пожал плечами, отчего в брюхе у него вновь забурлило. — Живоглот, я думаю, — это сказка. А если и не сказка, то люди ему совсем для другого нужны. Не на мясо. Живоглот он вроде как кошель, в котором разум хранится. Такой разум, что нашему не чета. Разум есть, а руки, ноги и еще что-то там важное отсутствуют! По чину не полагается. Вот ему человек для хранения этого самого разума и нужен. Ну как лошадь для всадника. И когда человек этот разум обретает, он уже совсем не человеком становится и уносится тучкой в неведомые дали. А пустой кошель, который раньше живоглотом был, в прах рассыпается. Нет, на живоглотах человеческой крови нет. Хотя и сказка все это.
— А слепыш твой, говоришь, даже шумнуть не успел? Или вообще не шумел?
— Не помню… Врать не буду. — Хозяин задумчиво почесал объемистый зоб. — По башке меня тогда здорово огрели.
— Так это, может, и не перевертни вовсе были. Перевертня во втором колене слепыш уже не учует. А вот передавить их мог истинный перевертень, нам пока еще неизвестный, который с тем самым Сокрушением сюда и проник.
— Тут хоть так гадай, хоть этак…
— Через ограду он мог перелезть?
— Нет, я бы услышал.
— Через ограду не перелазил… В дом не входил, — задумчиво бормотал Хавр. — Что же он, с неба свалился?
— Вот-вот! — ухмыльнулся хозяин. — Как раз у твоего папаши похожие дружки имеются.
Тут же ему пришлось скривиться от незаметного, но увесистого тычка в бок.
— Мой папаша, если еще не помер, со всеми своими дружками давно распрощался, — веско сказал Хавр. — Когда я в город уходил, он уже десять лет с ложа подняться не мог. Запомни это!
— Запомню! — Хозяин закатил глаза к потолку. — Чем руки распускать, лучше бы в подвал слазил. Там еще бочонок пива должен остаться.
— Подождите, — подала вдруг голос Ирлеф. — О каком это папаше вы сейчас упомянули, любезный?
— А это еще что за блоха болотная? — искренне удивился хозяин. — Я думал, Хавр, он у тебя в служках ходит.
— Это Блюститель Заветов. В городе его слово не последнее, — холодно объяснил Хавр.
— В городе он может хоть Блюстителем Дерьма числиться, а здесь уже Заоколье. Свободная земля. Понятно? Я городу никогда не служил и служить не собираюсь. Не нужна вам моя смола, я другим делом займусь. Хавр мой старый знакомый, и для него я кое-что могу сделать. Не даром, конечно. А тебя я в первый раз вижу. Так и быть, переночевать сегодня переночуй, но завтра чтоб тобой здесь и не пахло!
— Завтра тут ни ноги, ни запаха нашего не будет, — примирительно сказал Хавр. — А вот после дикарей вонь надолго останется.
Во сне я ни на минуту не забывал, что где-то неподалеку может бродить тварь, способная в единый миг тонким слоем размазать человека по стенке. Потому и спал вполглаза. Хавр тоже вставал несколько раз, выглядывая поочередно во все окна. Думаю, на этот раз Блюститель Заоколья не лукавил — все случившееся здесь было для него такой же загадкой, как и для меня. Что касается Ирлеф, то она вообще не сомкнула глаз, опасаясь, что Хавр без ее ведома столкуется о чем-нибудь противозаконном со своим толстомордым приятелем. Лишь сам хозяин, осилив пол-бочонка пива и немного успокоив тем самым расшатавшиеся за время пребывания в подвале нервы, спал сном праведника.
Завтрак обилием и разнообразием блюд напоминал натюрморт фламандской школы, с той лишь разницей, что вместо кроликов и фазанов здесь были представлены скорее макаки и летучие мыши (подбираю наиболее близкие сравнения), а вместо винограда и персиков — репа со вкусом бананов и огромные финики со вкусом огурца.
— Чего не жрешь? — уже миролюбиво спросил у Ир-леф хозяин. — Ведь сдохнешь скоро. Один нос на роже остался, да и тот кривой.
— Тебе должно быть известно, любезный, что в городе живут согласно Заветам, — пропустив комплимент мимо ушей, сказала Ирлеф и отпихнула предложенный ей ломоть жирного окорока.
— Известно, и что дальше?… — Хозяин занялся обсасыванием мозговой косточки.
— А Заветы гласят: довольствуйся малым, если только не можешь довольствоваться ничтожно малым.
— Ну и пусть себе гласят… ваши Заветы… При чем здесь, интересно, Заветы, если я жрать хочу?
— Хочется и зверю, и человеку. Но усмирять свои желания способен только человек. Тот, кто не может пренебрегать своим «хочу», уподобляется бездушной скотине.
— Ладно, я зверь, — согласился хозяин, пальцем продырявив скорлупу яйца, размером превосходящего кулак. — Скотина, зато ем как человек. А ты считаешь себя человеком, а ешь, как скотина, всякие отбросы. Знаю я, чем вы в городе питаетесь. Для того я и человек, чтобы все свои «хочу» удовлетворить. Жалко мне вас.
— А мне тебя. — Ирлеф демонстративно отвернулась. Мы же с Хавром продолжали рьяно нарушать Заветы, забыв даже, как плачевно это может отразиться на состоянии наших желудков.
— Наружу выходить, вижу, вы остерегаетесь? — произнес хозяин, разливая по кружкам остатки пива.
— Остерегаемся, — согласился Хавр. — Но идти все равно надо. Главное — до леса добраться. Думается мне, эта тварь только на открытом месте опасна.
— Вот сейчас вы это и проверите. — Хозяин меланхолично икнул.
— Да и времени немало прошло, — продолжал Хавр. — Будь она по-прежнему здесь, нам бы всем давно конец пришел. Еще когда через твой забор лезли.
— Вот и я о том же. — Хозяин заметно осоловел. — А может, это вовсе и не враг мой, а наоборот… Обидчиков моих растерзал, да и притих до следующего раза. Так что не советую со мной ссориться. — Он пригрозил пальцем Ирлеф.
— Взял бы да и вынес другу пивка, — посоветовал
Хавр. — Может, и его сушит. Дикари ведь худые были, грязные, потом просоленные.
— Хитрый… — усмехнулся хозяин, вдруг уставившись на меня. — Перевертень?
Я промолчал, а Хавр спорить не стал, кивнул:
— Перевертень.
— Здоровая рожа… Куда ты его ведешь?
— Никуда. Прогуляемся по окрестностям. Узнаем, кто чем дышит. Что у вас нового. Каков урожай.
— Ага… Где что плохо лежит… Кого бояться надо… Кого с кем стравить…
— Ладно, ты уже заговариваться стал. — Хавр поднялся. — Спасибо за приют, за угощение. Если будем живы, на обратном пути зайдем. Не проводишь до калитки?
— Нет. В окошко ручкой помашу. Что-то спину ломит. — Он подмигнул нам мутным осьминожьим глазом.
— Зря это мы… Нельзя было так наедаться, — сказал я, с трудом перешагивая через окровавленный порог.
— Если последний раз в жизни, то можно, — вымолвил Хавр и добавил, обращаясь в глубь дома: — Ты двери-то пока не запирай.
Снаружи было пасмурно, зябко и тоскливо. Небесный свод, казалось, скрипел под тяжестью свинцовых туч. До ограды двадцать шагов и еще не меньше сотни до опушки леса.
— Как пойдем, — спросил я, — раздельно, или все вместе?
— Так уж случилось, что сейчас мы все зависим друг от друга. — Хавр заговорил медленно, как бы раздумывая над каждым словом. — Если погибну я, вы вряд ли выберетесь отсюда. Погибнет она, нам лучше не возвращаться. Без тебя этот поход вообще теряет смысл. Стало быть, и умереть, и выжить мы должны только вместе.
— Как именно мы должны умереть, мне не интересно, — перебил я его. — Ты лучше посоветуй, как
