ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.
7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3»[248].
Таким образом, Советский Союз предложил заключить трехсторонний договор о взаимопомощи, основанный на равенстве обязательств, при этом меры пресечения агрессии в любом районе Европы были бы действенными и эффективными. Новая Антанта могла стать плотиной на пути дальнейшей гитлеровской экспансии. Однако обязательства, которые вытекали из трехстороннего соглашения в случае его подписания, судя по всему, испугали британских и французских политиков, не готовых идти так далеко.
Для подготовки ответных предложений Парижу потребовалось восемь дней, а Лондону — целых двадцать. Они были уклончивыми, будущее соглашение обставлялось рядом условий, которые стали предметом начавшихся в Москве переговоров между В. М. Молотовым, ставшим 3 мая 1939 г. наркомом иностранных дел СССР, и послами У. Сидсом и Э. Наджияром.
Шли они, что называется, ни шатко, ни валко. Газета «Правда» 29 июня характеризовала тактику наших партнеров следующим образом: «Хотят не такого договора с СССР, который основан на принципе равенства и взаимности, хотя ежедневно приносят клятвы, что они за «равенство», а такого договора, в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств. Но ни одна уважающая себя страна на такой договор не пойдет, если не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками».
В оценках главного партийного рупора не было преувеличений. Маневры британской дипломатии продолжались по-прежнему. 24 мая Н. Чемберлен на заседании своего кабинета выразил готовность «обсудить все нерешенные проблемы на основе более широкого и полного взаимопонимания между Англией и Германией». А 8 июня британский премьер, беседуя с сотрудником МИД Германии А. Трот фон Зольцем, заявил, что «с того самого дня, как он пришел к власти, он отстаивал идею о том, что европейские проблемы могут быть решены лишь на линии Берлин — Лондон»[249] .
Такие дипломатические комбинации не остались в тайне от Москвы. И. В. Сталин, лично определявший внешнеполитический курс страны, не без основания опасался возможности нового сговора западных демократий с Гитлером по типу мюнхенского, но уже за счет СССР. К тому же в Москве были отлично осведомлены о тайных планах нападения на Советский Союз, вынашивавшихся во французских и британских штабах[250].
Следуя правилу не складывать все яйца в одну корзину и — применительно к освещаемой ситуации — не желая стать заложником корыстной линии западных демократий, советское руководство попыталось нормализовать отношения с Берлином. Начиная с весны 1939 г. в советско-германских отношениях появляются новые моменты: возобновились экономические отношения, возросла интенсивность контактов по дипломатической линии, с обеих сторон подогревался интерес к нормализации политических отношений. 29 июля В. М. Молотов телеграфировал в советское полпредство в Берлине: «Всякое улучшение политических отношений между двумя странами мы, конечно, приветствовали бы»[251].
При этом советское руководство, дабы сохранить свободу рук, предпочитало ожидать инициативу от немцев. Берлин и в самом деле во взаимном сближении проявлял большую, чем Москва, активность. Его действия были по-своему логичны: Гитлер шел к войне против Польши и готов был на многие уступки, лишь бы не допустить создания на востоке самостоятельного фронта с участием Красной армии. А для этого ему надо было во что бы то ни стало сорвать британо-франко-советские переговоры и нейтрализовать СССР.
В связи с этим трудно не согласиться с мнением историка И. А. Челышева: «Московские переговоры с самого начала приобрели двусмысленный характер. Обе стороны в тайне друг от друга вели переговоры с Германией, играли сразу на двух столах. Можно сказать, что на переговорах в Москве незримо присутствовала третья сторона — Германия. Гитлер тоже вел свою партию» [252].
Во время переговоров каждый из участников предложил свой проект соглашения. Текст был отработан только к концу июля, но и то лишь в основном. Стороны не смогли прийти к единой точке зрения на понятие «косвенная агрессия». Лондон не соглашался с тем, чтобы предоставление гарантий распространялось на Латвию, Литву и Эстонию в случае, если германские войска нарушили бы их территориальную целостность с согласия местных правительств (а именно такой случай «косвенной агрессии» имел место при оккупации Чехословакии). Но без этого пункта договор для СССР во многом терял значение. У власти в Прибалтийских странах находились правительства, тяготевшие к сближению с фашистской Германией, и это таило угрозу превращения их территорий в германский плацдарм для наступления против СССР при полной пассивности со стороны Великобритании и Франции.
Семена раздора сеяли и другие государства. Так, правительства Польши и Румынии отказались сотрудничать с СССР в отражении фашистской агрессии. А поскольку они имели с нашей страной общую границу, то это делало невозможным взаимодействие сухопутных войск, которые выставляли участники соглашения, в случае наступления вермахта по территории этих стран к рубежам Советского Союза. Государства Прибалтики же отказались от предоставления им гарантий, свысока отвергая их под предлогом «вмешательства в их внутренние дела».
Хорошо понимая, что даже если удастся достичь политических договоренностей, то без военной конвенции они останутся декларацией, советское руководство 25 июля предложило провести в Москве переговоры военных делегаций. Согласие было получено, но и в этом случае правительства Великобритании и Франции не торопились. Достаточно сказать, что британская миссия не нашла более подходящего транспортного средства, чем тихоходный товаро-пассажирский пароход «Сити оф Эксетер», прибывший в Ленинград только 10 августа.
Переговоры военных миссий длились с 12 по 21 августа. Со стороны СССР их вели высокие должностные лица, обладавшие необходимыми полномочиями и компетенцией — начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б. М. Шапошников, нарком Военно-Морского Флота флагман флота 2-го ранга Н. Г. Кузнецов, начальник Военно-Воздушных Сил командарм 2-го ранга А. Д. Лактионов и заместитель начальника Генштаба комкор И. В. Смородинов. Миссию возглавлял нарком обороны Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов. Делегация получила от Политбюро ЦК ВКП(б) полномочия на подписание с Великобританией и Францией полномасштабной военной конвенции, направленной против гитлеровской агрессии.
Инструкция К. Е. Ворошилову была разработана лично И. В. Сталиным. Главе советской миссии предписывалось сразу же выявить степень серьезности, на которую настроены партнеры по переговорам, выяснить, имеются ли у них необходимые полномочия на подписание военной конвенции с СССР, располагают ли они конкретным планом обороны против агрессии при тех или иных вариантах развития событий. Было определено и ключевое звено, без которого Кремль считал соглашение невозможным, а именно — обеспечение свободного пропуска войск Красной армии через территорию Польши и Румынии к германской территории. Без выполнения этого условия, резюмировала сталинская инструкция, «оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал»[253].
В отличие от советских переговорщиков, миссии Лондона (глава миссии — адъютант короля отставной адмирал Р. Дракс) и Парижа (член военного совета генерал Ж. Думенк) состояли из второстепенных лиц и не имели необходимых полномочий на подписание военного соглашения.
Р. Дракс первоначально не был уполномочен даже на ведение переговоров. И это не было случайной технической накладкой: Форин-офис в специальной инструкции предписывал своему представителю втянуться в переговоры единственно с целью давления на Германию, военные планы обсуждать «на чисто гипотетической основе», ибо «британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы нам связать руки при любых обстоятельствах»[254].
Отставной адмирал, затягивая переговоры, не гнушался самой настоящей комедии. Он заявил, что мог бы быстро представить надлежащие полномочия, если перенести переговоры в Лондон. Под общий
