Юрий Андропов и Владимир Путин. На пути к возрождению

советские войска из страны, отозвать советских специалистов из органов госбезопасности и других госструктур. Полиция пыталась утихомирить разбушевавшихся демонстрантов, но начались уличные бои. Произошло свержение памятника Сталину. Советские войска были введены в Будапешт, вспыхивали стихийные и массовые уличные стычки. Перестрелки происходили в непосредственной близости от советского посольства. Андропов был потрясен развивающимися событиями. О его позиции в происходящем вспоминал генерал-лейтенант Е. Малашенко, возглавлявший в 1956 году оперативную группу штаба Объединенного корпуса в Будапеште:

«В эти дни к нам, в здание министерства обороны приехал посол Ю. Андропов… Как раз накануне Имре Надь и его помощники назвали повстанцев «борцами за свободу». Получалось, что мы боремся против свободы. Юрий Владимирович сказал, что он говорил Микояну и Суслову о том, что в Венгрии происходит контрреволюционный мятеж и возглавляет его Имре Надь. Вооруженное выступление в Венгрии, считает он, имеет антисоциальный характер, в нем участвуют незначительная часть трудящихся, контрреволюционеры, деклассированные и подрывные элементы, переброшенные с Запада. Мне показалось, что Андропов продолжал односторонне оценивать события, выхватывая из всей массы фактов имеющие лишь антисоциалистическую направленность. Затем перешли к самому главному. Что делать в связи с требованием о выводе наших войск из Будапешта? Лащенко полагал, что в сложившейся обстановке наши войска надо выводить из города, так как они, по существу, бездействуют. Андропов не согласился: «Что, оставим народную власть, коммунистов и патриотов на растерзание?» Лащенко сказал: пусть они сами защищают себя и свою власть, мы не должны за них воевать. Кто желает, пусть уходит с нами. «Советские войска уйдут, — сказал Андропов, — а завтра здесь будут США и их союзники. Надо разгромить в Будапеште отряды мятежников, и все здесь успокоится». Такого же мнения придерживались Микоян и Суслов. Они считали, что обстановка в Венгрии ухудшается и надо усилить военную помощь».

Утром 30 октября новое правительство Надя потребовало немедленного вывода советских войск. Таким образом, исчезала даже призрачная юридическая база для их дальнейшей дислокации. Против вывода решительно выступили Г. Жуков и М. Суслов.[12] Микоян, по свидетельству Хрущева, оперативно изменил свою позицию, считал необходимым вывод войск, угрожая в противном случае собственной отставкой. О поддержке советских войск просил Я. Кадар, объявивший о самороспуске ВПТ и создании Венгерской социалистической рабочей партии.

Дополнительные военные контингенты были введены и расположились в окрестностях Будапешта. В результате крупномасштабной военной операции «Вихрь» под командованием маршала И. Конева[13] мятеж был подавлен. Потери советских войск составили 669 человек убитыми, более 1500 ранеными, венгерские мятежники потеряли от 2 до 4 тысяч человек.

Как свидетельствуют очевидцы О. Трояновский и Г. Арбатов,[14] Андропов был глубоко потрясен увиденными в ВНР массовыми акциями протеста, неуправляемыми многотысячными толпами демонстрантов, свержением памятника Сталину.

«Трагические события в Венгрии, — писал Арбатов, — он понимал как вооруженную контрреволюцию — это я знаю от него самого… Сталинские извращения, появившиеся на свет у нас, были пересажены на венгерскую почву и приняли там крайне уродливую форму. Свою роль сыграли и экономические проблемы… Повлияли на Андропова, наверное, его личные впечатления. К нему стекалась информация о безжалостных расправах над коммунистами, партийными работниками и государственными служащими. Вокруг посольства шла стрельба, обстреляли как-то при выезде и машину Андропова. Все это, вместе взятое, содействовало, как мне кажется, становлению определенного психологического комплекса. Те, кто знали Андропова, называли позже этот комплекс «венгерским», имея в виду крайне настороженное отношение к нарастанию внутренних трудностей в социалистических странах… и готовность чересчур быстро принимать самые радикальные меры, чтобы справиться с кризисом. Хотя, надо сказать, что в отличие от других наших деятелей причины такого рода кризисов он оценивал отнюдь не примитивно».

«Венгерский синдром» впоследствии неизбежно сказывался на принятии им политических решений — в отношении параллельно развивавшихся событий в Польше, а также в Чехословакии, ГДР, Китае, Афганистане. Венгерские события привели, в том числе, и к серьезному заболеванию супруги Андропова, которое омрачило всю дальнейшую семейную жизнь.

В ЦК КПСС

С 1957 года, при Хрущеве, Андропов руководил международным отделом ЦК КПСС. В 1962–1967 годы — секретарь ЦК КПСС.

По свидетельству бывшего председателя Верховного Совета СССР А. Лукьянова,[15] депутата Государственной Думы, из всех партийно-государственных деятелей той эпохи наиболее глубокое впечатление на него произвели А. Косыгин[16] — «энциклопедия экономических знаний», и Ю. Андропов.

«С Андроповым я познакомился в 1957 году. Высокий, сутуловатый этот человек с крутым лбом и недоверчивым взглядом умел вовлечь собеседника в русло своих размышлений и таким образом постепенно делать его своим единомышленником. Он, конечно, всеми своими корнями врос в прошлое нашей страны, в централизованную систему партийной и государственной власти… Последовательный в своих партийных суждениях, Андропов был настроен на созидательный лад, на перестройку и модернизацию нашей экономической и политической системы, а не на безоглядную ломку устоев советского строя».[17]

Какую же политику проводил отдел ЦК под руководством Андропова? Об этом есть вполне объективные, на взгляд авторов, документальные материалы. Приведем выдержки из аналитического доклада Института исследования коммунистических стран при Колумбийском университете США.

«Хрущев по-новому сформулировал теоретические принципы равенства между правительствами социалистических стран Восточной Европы, сделал попытки создать жестко связанную и все же подвижную систему. Исходя из этих принципов, он рассматривал Варшавский Договор и СЭВ как орудия обеспечения более прочной «жесткой связи» как между СССР и странами Восточной Европы, так и между ними самими. В то же время Хрущев более энергично по сравнению с его предшественниками и преемниками подчеркивал необходимость подвижности стран Восточной Европы, которую считал столь же важной для достижения советских целей, как и «жесткую связь»… Несмотря на противоречия между концепциями Хрущева и его необычными методами, следует признать, что он все же старался оживить коммунистическую систему, сделав ее более привлекательной и более устойчивой. Ломая жесткие рамки сталинской системы, Хрущев проводил такую же политику непосредственно в СССР… Влияние хрущевских мероприятий в странах Восточной Европы было огромным — как в области межгосударственных отношений, так и во внутренней политике. Восточно-европейские государства постепенно начали приучаться защищать свои права и отстаивать свои отличия, в масштабах, которые при Сталине были немыслимы. При Хрущеве возник климат, благодаря которому руководство стран Восточной Европы могло добиться в отношениях с Советским Союзом определенной автономии… Достигнутая странами Восточной Европы автономия стимулировала перемены в их внутренней политике».[18]

Такую же политику проводил отдел Андропова.

За первые три года работы в ЦК Юрий Владимирович побывал во всех странах Восточной Европы и лично познакомился с их лидерами. Большинство поездок было конфиденциального характера, без освещения в печати. Особенно трудными для него стали посещения Югославии и Албании в составе больших делегаций, возглавляемых Хрущевым. Андропов видел назревающие там серьезные проблемы, но