Старый следопыт горделиво рассмеялся:
— Ну, что я говорил вам?
Стало совершенно темно, и Мюррей сам увидел летящие искры и отблеск многих костров. Индейцы не делали попыток скрываться: каждую ночь они зажигали сигнальные огни — пусть видит весь мир, где они.
— И у кого только они научились рыть траншеи! — удивился Уинт.
— Теперь им уйти не удастся. Утром мы атакуем их.
— Кто? Траск?
— К черту его! Прикажите людям разбить лагерь.
Мюррей не счел нужным сказать Траску все, что следовало бы сообщить ему: солдаты четвертого кавалерийского полка совсем выбились из сил — они пробыли в седле почти двадцать часов, только с небольшими перерывами на отдых; ночная атака — всегда дело рискованное; он не доверяет людям Мастерсона.
Он дал Траску излить свое бешенство, сохраняя при этом каменное молчание, и, когда Траск выдохся, заявил:
— Если вы хотите послать обо всем этом донесение, капитан, вы можете это сделать.
— И сделаю!
— А все-таки атаковать будем утром.
Таким образом, Траск был вынужден или согласиться с этим, или атаковать индейцев ночью только одной ротой, находящейся под его командованием. Он предпочел ждать.
Солдаты Мюррея тем временем крепко спали. Даже шумное прибытие еще двенадцати фургонов не прервало их сна. Восемь из этих фургонов доставили провиант из форта Додж, а остальные четыре были отправлены Мизнером и прошли долгий путь от Индейской Территории. Прибытие фургонов разбудило Мюррея. В фургоне с медикаментами нашлось виски, и Мюррей сделал несколько глотков. Но когда он попытался снова заснуть, то не смог и лишь беспокойно ворочался на своей походной койке. Наконец он встал, сам оседлал своего коня и, миновав часовых, поехал по направлению к индейскому лагерю. Индейцы не спали, и их смутные силуэты двигались взад и вперед при слабом свете догоравших костров. Мюррей остановил лошадь на этом берегу ручья, недалеко от индейцев, и они заметили его. У него было странное чувство: если он проедет в их лагерь, никто не станет стрелять в него, они вежливо встретят и будут приветствовать его на своем певучем, журчащем языке.
Он простоял на берегу с четверть часа, затем поехал обратно.
Едва в небе забрезжил рассвет, он разбудил Траска.
— Я прошу извинить меня, капитан, за вчерашнее, — смиренно сказал Мюррей. — Я ездил к лагерю индейцев. Они не убегут. Вероятно, они очень устали.
Траск, невыспавшийся, смущенный, только кивнул головой. Он никак не мог понять Мюррея.
— Мы атакуем в пешем строю, — быстро проговорил Мюррей, стремясь предупредить возражения Траска. — У большинства индейцев имеются ружья, патронов маловато, но все они прекрасные стрелки. Их вождь — Маленький Волк… Я еще такого индейца не встречал. Он хладнокровен…
— Кавалерийская атака… — начал было Траск.
— Нет, нет! — прервал его Мюррей. — Мы уже раз пытались атаковать в конном строю. Я потерял нескольких солдат, сержанта и лейтенанта. Единственно правильное — это идти в пешем строю. Если бы даже лошадям и удалось прорваться сквозь их ряды, в их лагере полно женщин и детей. Я хочу быть хозяином положения.
— Это не первые индейцы, которых мне приходится видеть! — нетерпеливо заявил Траск.
— Знаю, но это шайены, они дешево не отдадут свою жизнь. Поймите. И это не побег. Они просто хотят вернуться в свой родной край — на север, на берега Паудер-Ривер. Они понимают, что это почти невыполнимо, и именно потому утратили чувство страха. Они считают себя уже мертвыми, и надо знать шайенов, чтобы понять смысл этого. Раз они уже мертвы, то ничего худшего с ними случиться не может.
— Все это неубедительно, капитан, — пожал плечами Траск.
— Весьма сожалею.
— Хотите, чтобы мои люди шли впереди или прикрывали вас?
— Прикрывали? — медленно спросил Мюррей. — Я хотел, чтобы и Мастерсон со своими ополченцами оставался с вами.
Траск кивнул.
Мюррей тяжелым шагом вернулся к своим солдатам. Он поднял Уинта и трубача, встал в холодной, мокрой траве и выжидал неизбежного повторения слишком знакомых событий.
Они двинулись к ручью, выставив вперед фургоны. У Мюррея был план подойти как можно ближе, используя шестнадцать громоздких фургонов в качестве заслона. Достигнув ручья, он приказал разместить фургоны в его русле полукругом, упряжками внутрь.
Индейцы выжидали, скрывшись в выкопанных ими траншеях. Женщины, дети и пони находились в тылу, защищенные небольшим холмом. Временами показывалась голова воина да луч утреннего солнца вспыхивал на стволе ружья. Из траншей не доносилось ни звука. Их вождь, Маленький Волк, на виду у всех спокойно сидел на краю траншеи и курил трубку. Мюррею казалось, что он улыбается. Но расстояние было слишком велико, и Мюррей не был уверен в этом.
«Все равно, — подумал он. — Долго улыбаться ему не придется».
Индейский вождь походил на ком земли, на сжатый кулак иссохший, древний-древний, как пожелтевший холм, видневшийся за ним. И он улыбался…
Мюррей расположил своих людей позади фургонов длинной цепью. Солдаты теснились к упряжкам. В каждой из них было шесть мулов. Близость людей беспокоила животных. Они встряхивали своих погонщиков, которые висли на уздечках, чтобы удержать животных на месте. Погонщики бранились, заявляя, что как только начнется стрельба, мулы понесут. Кавалеристы, закинув сабли за спину, сжимали обеими руками карабины. В двадцати-тридцати ярдах от них Траск рассыпал своих солдат цепью, а за ними расположились оставшиеся ополченцы, угрюмые, раздраженные, они испытывали к солдатам такое же чувство ненависти, как и к шайенам. Они едва сдерживались и были готовы и к паническому бегству и к бешеной атаке.
А сбоку, над извилистым ручьем, низко стояло утреннее солнце, особенно ярко сверкавшее на бледно- голубом небе.
Уинт был очень бледен Мюррей улыбнулся и кивнул, испытывая странное, внезапно возникшее чувство жалости к младшему товарищу. Уинт коснулся плеча горниста, раздался звук трубы — и, как по волшебству, из высокой травы вылетела стая птиц. Кавалеристы продвинулись между фургонами и образовали редкую стрелковую цепь. Мюррей был впереди, Уинт — ближе к краю. Мюррей, то и дело оборачиваясь к своим солдатам, сигнализировал саблей — сжимать ли цепь или растягивать ее. Некоторые усмехались, другие взволнованно кусали губы, у иных лица были смертельно бледные, иные крались, точно звери. Позади солдат Мюррей увидел старого следопыта, взгромоздившегося на один из фургонов. Возбужденный, с раскрытым ртом, он наблюдал за происходящим, как будто это был необычный спектакль, устроенный только для него.
Люди шли, соблюдая полный порядок, пригибая стебли высокой травы, доходившей им до пояса.
Мюррей говорил себе: «Не надо больше оборачиваться. Это произойдет скоро, очень скоро».
Его сердце бурно колотилось и, казалось, разбухало. Рот у него пересох, глаза были влажны. При каждом шаге он боролся с желанием убежать, вскрикнуть, сделать все что угодно, только бы не идти вот так — неуклонно и спокойно к индейскому лагерю. Уинт был теперь несколько впереди. Обернувшись, он улыбнулся. Он казался веселым и небрежно подсекал саблей траву. Отряд настолько продвинулся вперед, что Мюррей мог различить, как вздувались и опадали щеки Маленького Волка, когда старый вождь затягивался трубкой.
— Огонь! — хрипло крикнул Мюррей.
Вероятно, Уинт отдал горнисту команду, но тонкие звуки сигнала затерялись среди треска выстрелов. Солдаты низко пригибались и бежали вперед; и тогда шайены дали залп — всего один. Старый вождь не
