– Пожалуй. – Саврасов был польщен.
А Римский-Корсаков опять приревновал:
– Все-таки в исходном варианте картина гармоничнее.
– Об исходном варианте забыто, мой друг.
– Живем от тура до тура. Или, если повезет, с кубковыми играми посреди недели, – затосковала Карина. – Интересно, а в Раменском Адвокат выпустит Владика? Хочу Владика!
Николай Андреевич уже устал от обилия мужчин, которые чем-то могли нравиться его непостижимому ангелу. Устал и озлобился:
– А что мы стоим на холоде? Матч закончился, коньяк тоже, гладиаторов своих вы, Алексей Кондратьевич, развесили вместо милых русскому сердцу птичьих гнезд. Что еще нужно?
– Да ничего. Сфотографируем сейчас то, что получилось, а Карина в Питере перенесет со своими ребятами на баннер.
– Не забудьте телевизор убрать, а то он вам всю картину испортит, – смягчился композитор.
– Непременно.
Пришло время расстаться. Саврасов побрел к своей машине, а Карина к железнодорожной станции, чтобы отправиться к себе домой в Санкт-Петербург. Николай Андреевич, естественно, вызвался ее провожать чуть ли не до поезда. Они оказались за забором, стали спускаться к церкви, но тут из-за сарая к ним довольно ретиво устремились два габаритных молодца, в одном из которых композитор узнал дебошира, растягивавшего транспарант в опере. Он хотел с ними объясниться цивилизованно и добротой, своим педагогическим тактом смягчить их уличную агрессию, но Карина совершила неожиданную акцию. Она толкнула одного из хулиганов прямо на Николая Андреевича и крикнула:
– Все у него!
А сама бросилась со всех ног удирать. Шпана в красно-белых шарфиках отчего-то сразу ей поверила и в четыре руки надавала композитору тумаков.
– Сразу отдашь или еще порезвимся?
– Я не понимаю, о чем вы? Если о деньгах, то у меня чуть больше тысячи. Берите, но оставьте на билет.
– Тысячу возьмем, конечно. Но ты нам наивняка не заговаривай, – человеконенавистничал оперный злодей. – Отдавай главное!
– А что главное?
Вопрос Николая Андреевича прозвучал, наверное, слишком философски. Почти созвучно пилатовскому вопросу «Что есть истина?». И это, по-видимому, особенно взбесило разбойников, которые вкладывали в свое требование нечто сугубо житейское.
– Ах ты, сральник культурной столицы! Московский суппорт разводить вздумал?
Напарник подонка из оперы пихнул Римского-Корсакова в грудь. Тот упал и больно ударился затылком о стенку сарая. Нападавшие, воспользовавшись его неудачным падением, тут же пробили коваными ботинками в и без того маломощный профессорский пах. Николай Андреевич увидел крест на вершине церкви, и колокола в угрюмых арках могуче ударили своими звучными языками перед тем, как у него отключилось сознание.
Картина четвертая
Годичная дисквалификация
Очнуться заставил тоже звон. Звон в прихожей. Он энергично соскочил с дивана, но почувствовал ломоту и слабость в нижней части тела. И под ребрами болело. Николай Андреевич прильнул к глазку и увидел ангела в его житейской ипостаси. Карина вбежала в квартиру и обняла своего нового друга. Композитор, как и в прошлый раз, ощутил физическое волнение, но тут оно доставило и неприятные ощущения. Сразу припомнились подробности столкновения у обветшалой колокольни.
Но кажется, это не первый раз, когда ему приходилось драться из-за футбола. Сейчас он вспомнил про загадочный MAGIC, который, как ему мерещилось, радикально изменил его жизнь. Правда, в психиатрической клинике, где он профилактически лежал год назад, его уверили, что никакого MAGIC не существовало. В любом случае ангелу, который слетел в его обитель, о своих сомнениях рассказывать не стоило.
– Ты настоящий герой! Ты спас меня, – восхищалась Карина.
– Да что ты, разве я мог поступить иначе? – сконфузился Николай Андреевич.
– Вступить в бой с двумя ультрас – жесткач!
– Чего хотели эти негодяи?
– Ничего, пусть сунутся к нам в Питер – мы им наваляем. – Карина пропустила вопрос мимо ушей. – Но они тебя подбили. Где у тебя болит?
Николай Андреевич тоже уклонился от ответа и не стал конкретизировать. Зато он захотел конкретизировать текущее время и пристально вгляделся в огромное табло, озарявшее таинственным электронным светом сумрачную холостяцкую прихожую. Часы настойчиво просились на помойку. Потому что показывали восемнадцатое число. Пятнадцать минут двенадцатого и восемнадцатое марта. Николай Андреевич возмутился, но Карина заступилась за прибор. Показала те же цифры на своих наручных часах.
– Я мог, конечно, забыться на день. Из-за болевого шока. Но ведь не на неделю же!
– Счастливый! Фанаты не знают, куда себя девать всю неделю, а ты так легко проскочил от тура до тура. Правда, Кубок не видел. Представляешь, мы прошли «Сатурн»! Вот выиграем Кубок и осенью будем в Европе играть. Я так хочу на выезд. У меня по России уже выезды были – в Самару, в Ростов. А в загранке еще ни разу не была. Слушай, а ты что, правда не помнишь, что целую неделю тут делал?
Композитор готов был стерпеть любые временные катаклизмы. Еще бы! Ведь Карина безо всяких предварительных договоренностей перешла на ты.
– В конце концов, в книгах и фильмах легко пропускаются дни и даже годы, если там ничего важного не происходит, – поучительно заметила Карина.
Николай Андреевич умилился ее женской мудрости:
– А какие книжки ты читаешь?
– Да особо… никакие, – честно ответила Карина. – Разве что в детстве. Но это давно было.
– В детстве… Отлично! Я приглашаю тебя на сказку. Впрочем, взрослую. Моя опера. Читала «Золотого петушка» Пушкина?
– Так твоя опера или Пушкина? – рассмеялась Карина.
Римский-Корсаков пришел в замешательство:
– Моя там только музыка. А слова, то есть стихи, – Пушкина. Хотя и Бельский помогал.
– Кому помогал, тебе или Пушкину?
Композитор окончательно запутался в нюансах распределения творческих полномочий, поэтому еще раз повторил свой призыв немедленно ехать в Большой. Карина изначально поддерживала затею, и вот через двадцать минут они уже ловили такси. Вернее, частника. Вернее, их просто подвезли. Без денег. И на роскошном BMW. Такое даже подстроить невозможно!
Он только поднял руку у светофора, и немедленно черная, пугающе красивая машина сделала зигзаг в сторону тротуара. Владелец автомобиля велел своему водителю подобрать парочку, потому что в начале месяца смотрел программу «Культурная революция», где Николай Андреевич выступал против осовременивания классических произведений.
– Я сразу вас узнал… э-э-э… – Добродетельный любитель традиционного искусства явно забыл имя- отчество композитора. – Сам когда-то начинал ассистентом режиссера… второго режиссера в кино, на «Центрнаучфильме». Но потом стал торговать техникой. Электроника тогда в Союзе только появилась. И вот как-то так пошло… э-э-э… удачно! И вот, знаете, до сих пор… А с творчеством как-то не сложилось. Но я всегда смотрю. Смотрю, знаете, если что-то такое в культуре происходит. Брожения, дискуссии или премьеры. Премьеры стараюсь не пропускать. Надо, знаете ли, оставаться цивилизованным человеком. Нельзя погрязнуть в бизнесе. И вот смотрю ваши… э-э-э… так сказать, произведения. По возможности…
– А футбол смотрите? – Карина прервала интеллектуальный отчет ассистента второго режиссера в
