– Полное имя?
– Заброцкий Анджей Войцехович, – отозвался я и меланхолично добавил: – А вы это уже спрашивали.
– Дата рождения?
– Второе февраля тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года. А что, – осведомился я, – под копирку эти анкеты нельзя было заполнить?
– Конечно, нет! – возмущенно отозвался чиновник. – Форма 18Б6 заполняется для визового отдела государственного департамента, а форма 37СК – для департамента полиции. Это совершенно разные документы!
– А почему же тогда в них вопросы одни и те же?
– В них разные вопросы, – заверил меня чиновник. – И идут они в разном порядке.
Я попытался представить, как разные вопросы могут идти в разном порядке, – и тут до меня дошло. Дикая, абсолютно идиотическая, блаженная ухмылка выползла на мое лицо и растянула рот до ушей.
– Сергей, я все понял! – прошептал я, глядя на него просветленными, как артиллерийская оптика, глазами. – Это не издевательство, нет! Помните – тактика ведения допроса первой степени: многочисленными, многократно повторяемыми вопросами заставить допрашиваемого… А я-то, дурак, еще думал, что при хорошей легенде такая тактика неэффективна. Да ей любого шпиона можно расколоть и любого нормального с ума свести!
Кейт жалостливо посмотрела на меня.
– Ну, раз вам это уже знакомо, – произнесла она, – тогда вы и без меня справитесь. В случае чего Сергей вам поможет с английским. А мне надо кое-кого тут потрясти…
И вышла. Я глянул на форму 37СК и содрогнулся.
Глава 16
«ВАШИНГТОН ПОСТ»,
25 сентября 1919 года
«Сегодня президент Форд посетил Национальный аэрокосмический центр в Хьюстоне. Осмотрев единственный пока американский космодром, президент провел встречу с работниками центра и произнес краткую речь, в которой подчеркнул необходимость ликвидировать отставание Соединенных Штатов от ведущих мировых держав в области использования околоземного пространства. «Мы мирная страна, – сказал президент, – но нельзя отрицать, что позорная война пятилетней давности была, вероятно, последней на Земле. Грядет эпоха звездных войн, и если мы не будем готовы к тому, чтобы дать отпор любому агрессору и в этой области, нас снова ждет поражение». Овациями было встречено предложение назвать первый из серии планируемых сторожевых сателлитов «Аламо». Следует отметить, что в преддверии грядущих выборов президенту крайне важно перетянуть на свою сторону избирателей консервативного и патриотичного Юга. Вероятно, этим объясняется отход от последовательной антивоенной позиции…»
Вашингтон, округ Колумбия,
25 сентября 1979 года, вторник.
Кейтлин Тернер
Когда мои русские подопечные вышли из участка, я сразу поняла, что общаться с ними и сегодня будет очень и очень сложно. Щербаков был необъяснимо мрачен, Заброцкий, наоборот, лучился нехорошим весельем. Странно все же, как действует на некоторых обыкновенное оформление документов.
– Н-ну, сударыня, – через силу выдавил Щербаков, усаживаясь на заднее сиденье моего автомобильчика. – Вы, помнится, обещали подыскать нам крышу над головой?
– Непременно. – Я жизнерадостно стиснула зубы. – Крышу обещаю. Едем.
Адрес, вытряхнутый мною путем беспардонного охмурежа офицера Голдина, лежал передо мной на приборной доске.
Я еще не заехала за последний поворот, а мои пассажиры уже забеспокоились.
– Э, Кейт, а вы уверены, что мы туда едем? – нервно поинтересовался Заброцкий.
Я не совсем поняла, что значит «туда», но все же ответила:
– Именно туда.
На прячущейся в густой тени вывеске значилось «Sunshine Inn». При взгляде на нее Щербаков, вылезая из машины, хмыкнул; Заброцкий пошевелил губами, переводя про себя, и неуверенно заметил:
– А вам не кажется, что название несколько не соответствует?
– Ничуть, – соврала я.
Щербаков предупредительно отворил мне дверь, пропустил Заброцкого, а потом демонстративно вытер ладонь платком.
Отельчик, конечно, был так себе – во всяком случае, на вид. Фикусы пыльные, окна немытые. А что поделаешь? В таком районе иначе нельзя. И так уже конспирация нарушается дорогими машинами, которые, что ни вечер, паркуются тут под окнами.
Когда мы вошли, портье за стойкой, он же по совместительству и менеджер, даже не поднял глаз от кроссворда.
– Оставайтесь здесь, – шепотом и по-русски предупредила я своих подопечных, – и ничего не говорите. Я все устрою.
– Хозяин – барин, – лаконично ответил Щербаков и одним взглядом отправил напарника изучать засыхающую пальму на предмет отпечатков пальцев.
Я решительно подошла к стойке – каблуки стучали по плитчатому полу, как кастаньеты. Что-то меня на мексиканский колорит потянуло. Обдумав и отбросив несколько планов, я просто брякнула перед портье свой значок. Портье сначала глянул на него из-под газеты, потом, наверное, испугался и вынырнул из бумажной горы, как чертик из коробочки.
– Добрый день, офицер, – выцедил он тоном, в котором расчетливо смещал презрение, раболепство, лесть и ненависть.
– Привет, – я убрала значок. – Моим друзьям, – кивок в сторону пальмы, нужно два номера. На самый край один двухместный.
– Мест нет, – портье попытался было снова закопаться в газету, точно обезумевшая мышь. Я поймала его за пуговицу и вытянула на свет божий.
– Мест, говоришь, нет? – пропела я самым ласковым голосом. Не понимаю, почему люди всегда так неадекватно на него реагируют – ежатся и дрожат? – Так у тебя к вечеру будут места! У тебя к вечеру вся гостиница будет занята исключительно полицейскими. А остальных постояльцев приютят в участке.
– Это шантаж! – взвыл портье, пытаясь отбросить пуговицу, как ящерка хвост. – Это вымогательство!
– Да ну? – картинно изумилась я, поглядывая через плечо, не заметят ли российские гости, чем я тут занимаюсь. – А по-моему, это моя работа, мистер… Вольфганг Миттбауэр, да?
Имя было написано на медной табличке, но меня взяло сомнение – не остался ли этот предмет от предыдущего портье. Или от предыдущих хозяев гнусного притона. Однако портье истово закивал.
