взгляд, казалось, сейчас был устремлен к чему-то далекому и безрадостному. - Я понемногу возненавидела час заката, когда мой хозяин имел обыкновение являться ко мне. - Она помолчала, а потом с горечью добавила: - Было время, когда я чувствовала себя чем-то вроде дрессированной собаки. Принеси тот халат. Помассируй это место. Повернись вот так. - Снова взглянув на Мару, она сказала: - Для такой, как я, знание тела мужчины никак не связано с любовью, госпожа. - Она опустила глаза. - Я могу признаться, что к решению завести любовника меня привел, прежде всего, соблазн опасности. Аракаси доставил мне огромное удовольствие именно потому, что ради этого он рисковал жизнью. - Ее глаза увлажнились. - Госпожа, неужели ты не видишь, какой изломанной тварью я стала? Месяцами я думала о самоубийстве, только никак не могла отделаться от мысли, что я слишком низменна, слишком бесчестна, чтобы запятнать клинок своей кровью.
Цуранская гордость, подумала Мара. Ей хотелось протянуть руку, приласкать и успокоить измученную девушку, но пришлось напомнить себе, что Камлио неприятно всякое прикосновение. Слова казались слишком слабым утешением, а ничего другого Мара предложить не могла.
- Аракаси понимает это гораздо лучше, чем тебе кажется.
Властительница выждала пару секунд, чтобы дать Камлио время понять смысл последних слов.
Девушка задумчиво кивнула:
- Это правда, он ни разу не пытался дотронуться до меня с того часа, когда выкупил мою свободу. После того как ты сказала мне, что он сын женщины из Зыбкой Жизни, я поняла, почему он так себя ведет. Но в то время я была в такой ярости из-за смерти сестры, что вообще ничего не замечала.
Мара нашла это признание ободряющим:
- Если ты не можешь его любить, стань ему другом. У него живой ум и высокое понятие о чести.
Камлио подняла глаза, в которых сверкнули с трудом удерживаемые слезы:
- Но разве он удовольствуется столь малым?
- А ты испытай его, - улыбнулась Мара. - Любовь не требует, она принимает. Чтобы это понять, мне понадобилась вся жизнь. - Понизив голос, она добавила: - И дар богов - двое выдающихся мужчин. - Глядя прямо на Камлио, она перешла на тон заправской заговорщицы. - До сих пор я не встречала человека, который был бы способен вывести Аракаси из себя. Дружба рождается нелегко - и это могло бы приучить его к малой толике смирения.
Камлио отбросила за спину пушистые золотые волосы; в глазах у нее заиграли проказливые огоньки.
- Ты хочешь сказать, что я могла бы слегка сбить с него спесь и покуражиться над ним за его самонадеянность?
- Я думаю, вы могли бы многому научить друг друга, - так закончила Мара эту беседу. - Но это зависит еще и от того, удастся ли нам выбраться из этих гор живыми.
Короткое счастье Камлио быстро улетучилось.
- Они могут заставить тебя продать меня.
К Маре вернулась решимость.
- Нет. Я - властительница по рангу и цурани по рождению. Твоя жизнь не принадлежит мне, и я не вправе торговать тобой. Либо я добьюсь исполнения моих требований своими силами, либо приму судьбу, которую пошлют боги. Если случится так, что ты останешься в плену, помни: я разрешаю тебе либо кончить жизнь на клинке, либо спастись бегством, как сумеешь; ты свободная женщина. Даже думать забудь, что твоя кровь или твои желания хоть в чем-то менее достойны чести, чем у Люджана, или Сарика, или любого другого воина. - Внезапно почувствовав, до чего же она устала, Мара подавила зевок. - Но я не думаю, что дело дойдет до этого. Сдается мне, предложение Хотабы было сделано для проверки. Проверяли меня. Добилась ли я каких-то уступок - мы до утра не узнаем. А теперь спи, Камлио. Нам остается набраться терпения и ждать.
Когда начало светать и ветер утих, обе женщины - властительница и куртизанка - спали. Мара лежала, свернувшись в клубочек, в путанице черных волос; одеяла сбились; ее сновидения были тревожными. Мара сразу же подняла голову с подушки, как только Мирана притронулась к ней.
- Госпожа, вставай и одевайся поскорее, - мягко поторопила ее жена вождя. - Калиани вернулась, чтобы объявить решение, принятое в Доралесе.
Мара отбросила одеяла и едва не задохнулась от ледяной стужи. Пока она надевала холодную одежду, Мирана снова развела огонь в очаге, так что Камлио получила возможность проснуться в более приятных условиях. Через трещины в ставнях просачивался серый свет. То ли облака, то ли туман скрывали восходящее солнце. Мара чувствовала себя так, словно у нее окостенели все суставы.
Когда она кончила причесываться, на гребне осталось несколько седых волосков. Сердце билось слишком часто из-за дурных предчувствий. Мысли мчались по кругу: дом, дети, Хокану. Сможет ли она когда-нибудь наладить отношения с Хокану? 'Боги, - молилась она, - не дайте мне умереть на чужой земле. Пусть Камлио вернется домой... ради Аракаси'. Ибо в откровениях девушки Мара впервые почувствовала какой-то намек на надежду для своего Мастера.
- Поторопись, - тихо, чтобы не разбудить Камлио, посоветовала Мирана. - Калиани не отличается терпением.
Мара сунула озябшие ноги в сандалии, которые истрепались от сырости и скольжения по камням на горных тропах. Один палец через дыру торчал наружу. Кто в Империи узнал бы в ней Благодетельную - без грима на лице и в одежде как у трактирной служанки? И в этом-то жалком обличье, без каких-либо признаков высокого ранга, она должна была встретиться с Калиани... Эта мысль отнимала изрядную долю смелости.
Мара безуспешно пыталась притвориться спокойной. Но у нее вспотели ладони, и руки дрожали, и уж за то спасибо, что этот противный липкий туман скрывал влагу у нее в глазах.
Воспоминания, пережитые в золотом круге, беспокоили ее больше, чем она того хотела бы. Будь здесь Кевин, он не полез бы за словом в карман. Мара чувствовала, что ей недостает его дерзкой независимости в суждениях: ведь сколько ни пытались окружающие внушить ему подобающее почтение к этикету, он оставался неисправим.
Мирана не стала ждать, пока Мара соберется с духом, и повела ее на просторную главную площадь, где уже дожидался Хотаба вместе с закутанной в широкие одежды персоной, которая внушала более глубокий благоговейный трепет, чем сам Император.
Мара переломила свою гордость и низко поклонилась.
- Я ожидаю решения Калиани, - тихо проговорила она.
Старые костлявые руки заставили ее разогнуться.
- Госпожа, стой прямо. Здесь не в ходу подобострастные поклоны.
Калиани сверлила властительницу Акомы пронзительным взглядом. Примерно такой же вид бывал у Джайкена, когда тот с помощью кусочка стекла рассматривал печати гильдий, проверяя их подлинность.
- Госпожа Мара, - сказала волшебница сухим старческим голосом, - наше решение принято. Мы окажем тебе поддержку вот каким образом: тебе будет дано разрешение совершить путешествие в сопровождении одного человека из твоей свиты - того, кого ты назначишь. Тебя проводят через высокогорные перевалы к воротам Чаккахи - города чо-джайнов, где обитают их Мастера магического искусства.
У Мары расширились глаза. 'Запретное!' - поняла она. Если чо-джайны могут производить на свет своих магов, а договор с Ассамблеей запретил им заниматься магией в пределах Цурануани, то становятся понятными умолчания королевы чо-джайнов. Возбуждение властительницы нарастало.
Казалось, Калиани это почувствовала, ибо ее следующие слова прозвучали сурово и жестко:
- Госпожа Мара, ты должна знать, что дело народа цурани - это не наша забота. Турил воюет только тогда, когда отражает вторжение. Мы не считаем своим долгом беспокоиться из-за политических интриг вражеского народа. Однако чо-джайны могут взглянуть на дело иначе. Их сородичи в вашей Империи влачат жалкое существование покоренного народа. Тебе будет предоставлена возможность объяснить причины своего появления в наших краях и склонить магов чо-джайнов к союзу с тобой... если сумеешь. Но знай наперед: рой чо-джайнов будет рассматривать тебя как врага. Наши люди могут проводить тебя до границ улья, но не дальше. Мы не вправе действовать как твои заступники и говорить от твоего имени. Мы
