Мара проследила за его взглядом, и внезапный страх сдавил сердце. За сужающейся полоской воды виднелась пристань; далее возвышались каменные стены и островерхие кровли усадебного дворца. На первый взгляд все казалось спокойным. У причала стояла торговая барка, очень похожая на ту, которая несла к берегу Мару и ее отряд. Вовсю шла разгрузка, и на пристани громоздились тюки и ящики. Работами распоряжался бойкий приказчик с двумя дюжими рабами-подручными. Со стороны учебного плаца пробежали рекруты в облегченных доспехах; как видно, они только что закончили упражняться в борьбе. Над кухонными печными трубами спиралями поднимался дым, и садовник граблями сгребал палую листву с дорожки между цветниками.
- Что?.. - нетерпеливо спросила Мара, но ответ стал очевиден, когда она уловила солнечный блик, играющий на чем-то золотом. Странное явление привлекло ее взгляд, и она увидела имперского вестника, бегущего по дорожке от главного дворца.
Тревога Мары перешла в страх, ибо такие посланцы редко приносили хорошие новости. Легкий бриз утратил всякую прелесть, и красота зеленых холмов уже не радовала глаз.
- Капитан! - резко выкрикнула она. - К берегу, как можно скорей!
За ее приказом последовали короткие команды капитана, и взмахи весел стали вдвое чаще. Громоздкая барка устремилась вперед, разрезая тупым носом водную гладь; брызги разлетались в обе стороны широкой пеленой. Мара с трудом сдерживала нетерпение. Сейчас она расплачивалась за свой дерзкий порыв. Если бы она прислушалась к более благоразумному предложению Сарика и продолжала путь под землей до ближайшего к усадьбе выхода из улья, она могла бы уже получить донесение от гонца, посланного к ней. И вот теперь приходилось только беспомощно наблюдать и ждать, пока разыгравшееся воображение рисовало устрашающие картины всех мыслимых и немыслимых бедствий. Камлио выглядела испуганной, а Люджана прошиб холодный пот: больше всего он сейчас боялся, как бы не вышло так, что отряды, которыми он обязан командовать, будут призваны на поле сражения - а он даже не знает, во имя чего. Возможно, ему придется слишком скоро обнажить свой меч. Судя по бурной деятельности, которая тем временем началась на пристани, можно было понять: для того, чтобы его шрамы как следует зажили, времени уже не остается.
Из главного дворца донесся барабанный бой; тяжелые глухие удары означали, что гарнизон выступает в поход.
- Будет война, - так Люджан истолковал язык барабанов. - Ритм короткий, по три удара подряд. Этот код применяется при общей мобилизации: Ирриланди ни за что не стал бы поднимать такую суматоху без очень серьезной причины.
- Должно быть, Кейок тоже принимал участие в этом решении, - подумала Мара вслух. - Даже и до назначения военным советником он был не из тех офицеров, которые прибегают к крайним мерам без особой необходимости. Если принять во внимание, что у Джиро руки все еще связаны эдиктом Ассамблеи, что же могло случиться? Может быть, кто-нибудь из горячих голов воззвал к чести клана или, еще того хуже, дом Шиндзаваи подвергся нападению?
Люджан погладил рукоять меча; он был обескуражен не меньше, чем хозяйка:
- Мы не можем этого знать, госпожа, но мне никак не избавиться от подозрения... По-моему, то, что мы видим, - это начало чего-то худшего.
Мара отвернулась от поручня и обнаружила у себя за спиной Сарика. Увидев, как плотно сжаты ее губы, он предложил:
- Должен ли я хорошенько встряхнуть капитана, чтобы он заставил гребцов пошевеливаться быстрее?
С застывшим ожесточенным лицом властительница Акомы кивнула:
- Да. Выполняй.
Барка, предназначенная для перевозки грузов, с явной неохотой подчинялась приказу. Гребцы-рабы вкладывали всю силу мышц в каждый взмах весел, но, если им и удавалось хоть чуть-чуть разогнать судно, ускорение было почти неощутимо - разве что брызги теперь отлетали в большем количестве да воронки, оставляемые на месте погружения весел, стали глубже. Мара видела, что гребцы обливаются потом, но минуты шли и шли, а работа на пристани становилась все более напряженной.
Тюки и ящики, которые совсем недавно громоздились на береговой площадке в ожидании, когда их пересчитают и занесут в учетные свитки, теперь были почти не видны - их заслонял разрастающийся клин воинов. Торговую барку отвязали от причальных тумб, хотя она и наполовину не была разгружена; оставшийся на борту приказчик метался по палубе и размахивал руками в неподдельном ужасе. С криком он бросился на корму, но тут какой-то офицер в шлеме с плюмажем оттолкнул судно от причала. Если не считать двух мускулистых рабов-грузчиков, у злополучного приказчика не осталось под рукой никого, чтобы собрать команду для безопасной постановки на якорь. Его отчаянные вопли разносились над водой, но скоро гром барабанов заглушил и эти пронзительные звуки. Мару - как и воинов, собирающихся на пристани, - отнюдь не заботила судьба приказчика и барки. У прибрежных складов, выстроившихся в ряд вдоль береговой линии, открылись огромные двойные ворота, и стали видны деревянные ограждения стапелей для спуска на воду судов, хранящихся в сухих эллингах. Рабы устремились в темные жерла ворот, и из полумрака выдвинулись боевые корабли Акомы - длинные катамараны с балансирами для сохранения равновесия и с настилами во всю длину, предназначенными для размещения лучников. Другие рабы, отталкиваясь шестами, подводили корабли к погрузочной площадке, где на борт одна за другой поднимались роты воинов. Когда заканчивалась посадка на корабль, его отталкивали в озеро с опущенными балансирами; в этот момент корабль напоминал большую хищную птицу, сложившую крылья перед стремительным нырком в воду. Перед установкой балансиров в походное положение лучники занимали позиции на узком стрелковом помосте, высящемся на понтонах.
Люджан вел подсчет на пальцах. Насчитав десяток кораблей и отметив вымпелы, развевающиеся на носу и на корме каждого, он уже знал, какие части войска Акомы получили приказ выступать. Вывод, к которому он пришел, был неутешительным:
- Это полное оборонительное развертывание, госпожа. Должно быть, нападение состоялось где-то невдалеке.
Но не затем Мара пересекла море, вела переговоры с варварами и едва не лишилась жизни в Чаккахе, чтобы по возвращении увидеть крах всех своих усилий. Она отправила мужу весть о том, что находится на пути в Империю, однако посылать более подробные сообщения было слишком опасно: если бы они попали в чужие руки, враги не упустили бы случая устроить ей засаду. И когда потребность в скрытности отпала, она сама - ради собственного эгоистического удовольствия - отсрочила минуту встречи в надежде, что устроит своим близким приятный сюрприз! Но теперь уже не приходится рассчитывать на празднества в честь ее возвращения. Не позволяя себе поддаваться мрачным предчувствиям и разочарованию, она решительно повернулась к Сарику:
- Поднять штандарт Акомы, а ниже его - мой личный вымпел. Пора заявить о нашем присутствии. Властитель Шиндзаваи должен знать, что его жена возвратилась на землю Акомы!
Воины эскорта на палубе барки отозвались восторженным гулом на слова госпожи, и почти сразу же на кормовом флагштоке взвилось зеленое знамя с изображением птицы шетра. Оно еще не успело полностью развернуться на ветру, когда с берега донесся ответный возглас. Увидевший барку первым указал на нее остальным, и скоро вся пристань уже гремела голосами собранного там войска, заполняющего палубы кораблей. Радостный гвалт перешел в торжественный гимн, и Мара слышала, как повторяется снова и снова ее имя вместе с титулом, которым удостоил ее Император: Слуга Империи! Слуга Империи! Мара была так растрогана, что едва удержалась от слез: ее подданные столь бурно выражали свое ликование по случаю возвращения госпожи - а ведь они стояли на пороге беды.
Капитан барки докричался до хрипоты, подавая команды; гребцы сменили весла на шесты, судно под знаменем Акомы медленно пришвартовалось, и наконец-то Мара могла сойти на берег.
Из толпы выделилась фигура в иссеченных синих доспехах. В обрамлении шлема с плюмажем, свидетельствующим о его принадлежности властителю Шиндзаваи, Мара узнала лицо Хокану; в его чертах выражались тревога и радость, прорывавшиеся сквозь традиционную маску невозмутимости.
То, что ее муж надел видавшие виды, выцветшие на солнце латы, а не декоративные церемониальные доспехи, сберегаемые для парадных торжеств, служило верным признаком, что кровопролитие неизбежно, ибо властители не выступали в поход со своими отрядами, если не ожидалось
