на щеках…
А если она сейчас скажет: «Давай все забудем!» – останется только умереть. Замерзнуть навеки в этом снежном лесу на краю кладбища…
– И что теперь делать? – сердито спросила Нюта, обращаясь к лесу, к небу, к танцующим снежинкам. – Нет, ты ответь! – Она сильно дернула его за куртку. – Что теперь с этим делать?!
Жека не знал.
Но понял, что немедленная смерть откладывается.
И перевел дух.
Может, и не придется замерзать навеки… Может, она еще…
– Ну ладно, Вовка! – Нюта трясла его, как грушу. – Но ты, Жека, ты! Ты, мой лучший друг… почти брат…
Она чувствовала, как в душе нарастает неведомое доселе счастье. Никто никогда не говорил ей: «Я люблю тебя». Хотелось петь и плакать, хотелось кричать на весь мир: «Вы слышали, слышали? Есть человек, который меня любит!»
А Жека стоял – столб столбом! – молчал, смотрел, а потом неловко притянул ее к себе, так что она ткнулась носом в его тяжелую кожаную куртку. В области груди. Мелькнула мысль: «Если он захочет меня поцеловать, придется ему наклониться… Или мне встать на цыпочки… Иначе не получится. О чем я думаю? – тут же весело ужаснулась она. – Он? Меня? Поцелует?! Бред…»
От собственных мыслей Нюта хихикнула в глубину кожанки, оттолкнула Жеку и… неловко растянулась на дорожке.
– Ой!
Нога!
Жека тут же сгреб ее обратно.
– Я тебя донесу!
– Я тебе что, холодильник? Что ты меня таскаешь туда-сюда? – Нюта не понимала сама себя. Она то смеялась, то злилась, щеки пылали, и… и он ее так и не поцеловал!
Лось бенгальский!
Медведь косолапый!
Но Жека только прижал ее к себе покрепче, осторожно нащупывая дорогу обратно. А потом, глядя в сторону, глухо поведал:
– Я тогда Федьке морду набил за вас… Бобр прыщавого отловил, а я – Федьку. Один на один. Все по- честному. А рыжего этого мы достать не смогли. Но предупредили…
Так за них, получается, отомстили.
Ну, что-то подобное они со Стю подозревали.
По идее, Нюта должна была почувствовать прилив кровожадной радости, но ничего не почувствовала. Подобрела, наверно, от любви. Растаяла.
А Жека весьма нелогично добавил:
– Федька – нормальный пацан! С придурками этими уже развязался.
– А что ж ты ему тогда морду бил? Нормальному-то пацану? – Не так уж сильно и подобрела.
– Ну, бил. За дело. А теперь он к нам просится…
– Куда? – изумилась Нюта.
– В студию.
– Этот гоблин? В студию?!
– Он перед вами извиниться собирается… А сам хочет, это… в театр. Чтоб приняли.
– Нужны мне его извинения! – фыркнула Нюта и замолчала. Мир точно рухнул. Еще утром все было ясно и просто. Она ужасно любила Олежку, ненавидела и боялась гоблинов и хотела умереть от несчастной любви.
А теперь получается, она все еще любит Олежку, но вовсе не так сильно, как утром. Умереть, по крайней мере, уже точно не хочет.
А ее, оказывается, ужасно любит Женька, и это… потрясающе!
Получается, что она несчастна, потому что Олежка ее никогда не полюбит (хотя несчастна уже не так сильно, как утром).
И счастлива, потому что ее полюбил Жека (хотя счастлива не так сильно, как хотелось бы ему).
А один из гоблинов, значит, скоро будет ходить на посиделки в 38-й. Она убить его собиралась, а теперь придется сидеть с ним в одном кабинете! Выходить на одну сцену!
Получается, не такой уж он и гоблин? Просто дурак? И убивать его особо не за что?
До чего же все запуталось…
И как жить теперь? И что делать?
– Пошли ко мне, – предложила Нюта неожиданно мирно, устав от собственных переживаний. – Мама обрадуется, чаем напоит. «Сплин» послушаем. Очень помогает от несчастной любви. У меня несчастная любовь, у тебя – несчастная…
– У меня не несчастная, – возразил Жека.
– А ты откуда знаешь? – Нюта видела его глаза совсем близко, он же нес ее на руках.
– Ну, ты ж не ответила ничего… А молчание – знак согласия.
За такие слова надо было бы ему сунуть за шиворот комок снега. Но Нюта так устала от чувств, переживаний, обид и несчастий, что только дернула на ходу еловую ветку, и сверху на них рухнуло снежное облако. Жека остановился. И…
Медведь он все-таки, натуральный медведь!
Ночью Нюта писала в своем ЖЖ: «
«Снежную королеву» жаждали увидеть все.
Каждый детский сад, каждая школа непременно желали устроить встречу с «артистами». Районные поселки приглашали наперебой.
Пока шли новогодние каникулы, театр развернул настоящие гастроли. В результате они пять раз сыграли укороченную версию для детских садов, два раза побывали «на выезде», в сельских ДК, и закончили эпопею еще одним городским грандиозным спектаклем, на который пришли все-все-все, кто не смог побывать в первый раз.
Вымотались жутко.
И почувствовали себя наконец настоящими звездами.
Олег медленно провел по струнам, продлевая последний жалобный аккорд, и отложил гитару.
И заглянул в ее сияющие глаза.
В Юлькины сияющие глаза.
Они теперь всюду ходили парой – Юлька и Олег, заставляя первых школьных красавиц терзаться невыносимой ревностью. Юлька, говорят, кучами получала записки с угрозами. Но ей все было нипочем рядом с Олегом.
Нюта смотрела на них с грустью, но записок с угрозами не писала. Что-то перегорело в ней тогда, зимним холодным вечером. Образ Олега все еще окутывал легкий золотой туман, но огонь погас. Осталась только печаль, как синие сумерки после солнечного дня.
Во-первых, Юлька ей нравилась.
Хорошая девчонка. Добрая.
А во-вторых, у нее теперь был Чук. То есть Жека.
По гороскопу Жека оказался Овном. Нюта, как узнала, немедленно позвонила Римме, у которой брат был Овен, и выслушала длинную характеристику этого мерзкого, отмеченного всеми пороками знака. После чего почесала голову трубкой. Она еще не успела познать всех Женькиных пороков, но с некоторыми мерзостями уже сталкивалась.
Жизнь неслась кувырком. Пока она молча обожала Олега со стороны, все было ясно и просто. А теперь, когда появился настоящий реальный Жека, все жутко запуталось. Они ссорились сто раз на дню. Мирились. И опять ссорились.
Кто бы мог подумать, что любовь – такая сложная штука!
