ликвидации государственного капитализма времени войны и натуральных форм хозяйства вообще (мобилизация хозяйства, государственный контроль, натуральная система распределения, карточки и пр.) Ходы 1920-1923 — это время инфляции как особой формы повышения эксплуатации и капиталистического наступления на рабочий класс, заканчивающегося новым кризисом в 1923 г.
В политическом отношении годы 1917-[19]20 представляют собою время наибольших революционных потрясений, когда буржуазия из страха перед рабочим движением делала ему уступки и допускала к власти реформистскую социал-демократию, заменяя коалиционные правительства буржуазными. В пределах каждой из этих конъюнктурных фаз мы имеем свои отрезки подъема и упадка. В первой фазе 1917-[19]18 гг. — это время наибольшего развала капиталистического хозяйства и подъема революционной волны; на 1919—[19]20 гг. приходится демобилизационный «бум» (подъем) и поражения пролетариата (в Германии, Австрии, Венгрии, Италии, России). Во второй фазе, наоборот, первая половина (1921—[19]22 гг.) идет под знаком поражения пролетариата — в марте 1921 г. и экономического подъема (в конце 1921 и в 1922 гг.— после короткого кризиса); на вторую половину — 1923 г.— приходится резкий экономический и политический кризис, связанный, главным образом, с оккупацией Рура и потрясший всю Европу, при одновременных революционных вспышках в Болгарии, Польше[369].
Соединять эти две разные конъюнктурные фазы в один период сплошного развала капитализма и беспрерывного революционного наступления пролетариата можно либо из грубого невежества, или при нарочитом игнорировании фактов в угоду схоластической теории и в расчете на невежество своих слушателей и читателей. Если бы было так, то грубой ошибкой со стороны III конгресса К [оммунистического] И[нтернационала] было бы говорить в 1921 г. о наступлении «нового этапа» в развитии капиталистического кризиса. Было бы далее необъяснимо, почему начало тактики единого фронта и перехода пролетариата к обороне относится к 1921 г. Это означает, помимо всего прочего, смазывание роли и значения проведенного III конгрессом поворота и причин его, что свидетельствует о том, что Бухарин до сих пор не понимает движущих причин исторического развития в этот период.
Но не лучше обстоит дело с объяснением следующих двух периодов. Бухарин твердо усвоил только одно: 1924 год — это год перелома, перехода капитализма к стабилизации. Особенности этого «периода» Бухарин теперь представляет себе так же неверно, как в свое время его начало. По Бухарину, стабилизационный период уже закончился и начался новый — реконструктивный. Грань между закончившимся стабилизационным периодом и начавшимся, по его мнению, реконструктивным периодом образует достижение довоенного уровня производства.
Ряд делегатов конгресса, частью из центристского крыла (Страхов и др), а также Костржева[370] из правого крыла уловили оппортунистический смысл и надуманность бухаринского деления на второй и третий периоды. Но не имея твердого и ясного взгляда на то, чем характеризуется революционная эпоха, они ограничились в прениях выражением недоумения по поводу того, когда, собственно, кончается один период и начинается другой и в чем именно заключаются принципиальные различия между ними. На это Бухарин отвечает указанием на факт достижения довоенного уровня и обострение противоречий.
Выходит так, что обострение противоречий можно вывести только из признания бухаринского третьего периода. На самом же деле бухаринская схема трех периодов есть теория притупления капиталистических противоречий, по крайней мере, как мы увидим ниже, внутри отдельных стран и сохранения их только на мировой арене, в виде военной опасности. Объясняя конгрессу смысл «своей философии», Бухарин сам вскрывает ее оппортунистическое значение как теории упрочения капитализма «всерьез и надолго»:
«Каков смысл постановки вопроса о третьем периоде? В чем «смысл философии всей»?[371]. Смысл заключается в том, что мы этим подчеркиваем, что стабилизация капитализма не может исчезнуть в мировом хозяйстве с сегодня на завтра.»
Разумеется, слова «с сегодня на завтра» не следует понимать буквально. Речь идет о том, возможен ли в ближайшие 1—2—3 года излом благоприятной в настоящее время для капитализма конъюнктуры вниз и новая вспышка революционной борьбы масс в той или иной стране (напр[имер], в ближайшее время в Польше[372], а может быть, и во Франции).
Бухарин это категорически отрицает, прямо заявляя, что в этом «смысл философии всей» о трех периодах и наступившем длительном периоде «реконструкции капитализма». В толковании смысла его новейшей философии мы целиком согласны с Бухариным. Остается только проверить ее на фактах развития за время стабилизации и реконструкции и ответить на вопрос о том, через какой конъюнктурный фазис проходит в настоящий момент мировое развитие.
Констатировать «реконструкцию» на том основании, что капитализм достиг уже снова довоенного уровня — способен только Бухарин. Это вполне в его схоластическом духе и стиле принимать за историческую грань статистический предел, к тому же неодновременно наступающий в разных странах и отраслях. На самом же деле, если правильна бухаринская оценка мирового развития, то это означает конец коротких конъюнктурных фазисов, конец тому характеру революционной эпохи, который тов. Троцкий характеризует в приведенной выше цитате словами: «неправильные судорожные сжатия и расширения производства... бешеные колебания политической ситуации влево и вправо... крупные повороты в политической обстановке в течение 1—2—3 лет... неустойчивость всей системы, фундамент которой разъедается непримиримыми противоречиями». Тогда невероятны в ближайшие годы «вспышки революционной борьбы масс», наподобие венского восстания, тогда остается только ждать новой империалистической войны, которая опять восстановит прерванное революционное развитие, к чему, по существу дела, и сводится вся политическая линия, положенная Бухариным в основу работ и решений VI конгресса К[оммунистического] И[нтернационала].
Возникает поэтому вопрос: исчезло ли в стабилизационный период — 1924—[19]28 гг.— время коротких экономических конъюнктур и быстрых политических сдвигов в политической ситуации влево и вправо. На этот вопрос нужно ответить отрицательно.
Уже период 1923—[19]26 гг. представляет собою типическую для послевоенной поры конъюнктурную фазу по своему течению и в экономическом, и в политическом отношениях, напоминающую две фазы предыдущего периода 1917—[19]23 гг. Кризис начала стабилизации в 1924 г. сменяется в Средней Европе — Германии в особенности — коротким подъемом в 1926 году, для того чтобы смениться поздним летом стинессовским крахом и перейти к концу года в тяжелый кризис 1925 — 26 года[373]. В политике пацифистско-демократическая эра 1924 года уступает к началу [19]25 года истово правым буржуазным правительствам: смена Эберта Гинденбургом[374], еще раньше смена рабочего правительства консервативным; несколько позже позорный крах левого блока во Франции и смена его правительством Пуанкаре[375]. Политические настроения рабочего класса, несмотря на общее поправение, испытывали резкие колебания: в Германии придавленность вначале — некоторое политическое оживление в связи с кампанией за конфискацию княжеских ценноcтеи[376] в конце этой фазы.
Конец кладут этой фазе ряд экономических событий (стачки в Англии, переворот Пислудского в Польше, сделанный по указке Англии, июльское восстание в Вене), являвшихся одинаковым выражением наступившего зимой [19]25—[19]26 гг. повсеместного европейского кризиса (Англии, Германии, Франции и отчасти Италии и Австрии). Политические последствия этих событий достаточно известны: новое общее усиление оппортунизма, укрепление консервативного правительства в Англии, а также правого крыла во Втором[377] и Амстердамском Интернационалах. Но главнейшим последствием этих событий был переход направо обоих главных левореформистских организаций Европы — английского Генсовета[378] и австрийской социал-демократии и начало практики массовых исключений левой оппозиции из Коммунистического Интернационала (исключение группы немецкой оппозиции во главе с Рут Фишер и Масловым в августе 26 года). Произошла общая передвижка направо Томаса и Перселя, Пернерсторфа и Отто Бауэра, Сталина и Бухарина.
Гораздо менее известны экономические последствия английских стачек 1926 г. для всего европейского хозяйства и то, что фактически они образуют начало новой продолжающейся доныне фазы в развитии Европы. В конце 1925 и в начале 1926 года во всей Европе начинается общий кризис. Под его влиянием в Германии взялись за сокращение числа рабочих, ухудшение положения масс в виде так называемой рационализации; английское правительство предприняло грандиозное наступление на
