сторону оказавшегося на пути парня, и что было силы рявкнул:
— Всем стоять! Лицом к стене! Завалю, на хрен… мать вашу!
Вбежавший следом Данила тоже долго раздумывать не стал: вскинул вверх оба обреза и разрядил все четыре ствола одним разом. Ружейный залп саданул по барабанным перепонкам с такой силой, что на несколько секунд Левшов просто оглох — подобный грохот в замкнутом помещении могла произвести, пожалуй, только добрая дюжина тротиловых шашек.
Картечь хлестко ударила в потолок, выдрала из него куски гипсовой лепки и рикошетом осыпала стены. Зеркальный шар над стойкой раскололся надвое и рухнул вниз, едва не накрыв отскочившего в сторону Папича. От сотрясения задребезжали стаканы, бутылки, графины…
— Е-мое! — Произнес побледневшими губами Муля, начиная осознавать весь масштаб причиненного бару ущерба. — Ну за каким… а? Что же вы творите-то?
Левшов огляделся. Вокруг — опустевшие разом столики, перевернутые стулья…
— Где «самбисты»?
— А нету, — ответил из-за стойки Муля. — Нету!
Действительно, в баре не было никого, кроме трех насмерть перепуганных девиц, да парочки случайных посетителей, от греха подальше забившихся под столик и сидевших теперь там, среди битой посуды и разбросанных по полу объедков.
— Убежали. Вот, буквально только что.
— А стул? — Раздосадованный Виктор кивнул в сторону разбитого окна.
— Так это я по одному из них промахнулся. Хотел его вдогонку…
— Мудачье! — В сердцах выкрикнул Виктор. — Козлы тупоголовые! Быстро все прибрать!
— Шлюхам и этим двоим, что под столом — водки! Чтобы хоть литрами её жрали, но утром ничего не помнили. Понятно?
— Понятно, — кивнул Данила.
— Нет, но как я их, Витек? — Испуг Папича постепенно прошел, и он уже начал понемногу гордиться собой. — Слушай, дай-ка ружье! Я их сейчас догоню, паршивцев…
— Лучше тоже водки выпей, — успокоил разошедшегося приятеля Виктор. Эй, Данила?
— Ты сам-то как, живой?
Данила Московский лежал навзничь прямо у входа. Отдача ружейного залпа швырнула его назад, и бедолага ударился о дверной косяк, получив при этом легкую контузию.
— Муля, плесни водой, что ли… да побыстрее! Того и гляди, менты на шум заявятся.
Глава 3
— Я вам в последний раз предлагаю, Левшов! Сдайте оружие — и можете быть свободны.
Круг поднялся из-за своего рабочего стола, прошел по кабинету, хрустя узловатыми суставами пальцев, и вернулся обратно:
— Ну, что? Надумали?
— Вы меня за кого-то другого принимаете, — деликатно ответил Виктор. — Я и в баре-то оказался совершенно случайно. Да и то лишь после произошедших событий. Так что, в сущности, ничем помочь не могу.
— Послушайте, Левшов, — продолжал настаивать Круг. Голос у него был усталый, мудрый и добрый. — Сейчас проводится месячник добровольной выдачи незарегистрированного оружия. Вы можете выйти из создавшегося положения совершенно безболезненно.
— Объясняю вам, объясняю, — уперся Виктор. — Э-э… извиняюсь, гражданин начальник, как вас по имени-отчеству?
— Сергей Иванович.
— Вот я и говорю, Сергей Иванович: никакого оружия у меня нет и не было. Откуда?
— Знаете, Левшов… Я все-таки почему-то надеюсь, что мы поймем друг друга. У меня ведь есть достоверные сведения, что пальба в «Аквариуме» ваших рук дело! Либо вы лично стреляли, либо кто-то из ваших дружков перестарался. Разумеется, не без вашего подстрекательства. Так что, давайте решим вопрос между собой, как мужчины — и разойдемся полюбовно. Вы же не хотите, чтобы мы из-за вашей несговорчивости задержали кого-нибудь из ваших, в общем-то, вполне безобидных приятелей?
— Нет, не хочу, — согласился Левшов. — Но оружия-то у меня нет!
— Опять — двадцать пять… — развел руками Круг и переменил тон:
— Отдай обрезы, идиот! Вооруженные засранцы с больным самолюбием мне в городе не нужны, понял? А тем паче, приезжие засранцы, вроде тебя!
Сергей Иванович осекся, смущенно хмыкнул, будто досадуя на себя за допущенную несдержанность, и, стравив, как говорится, пар, опять подобрел лицом. В выражении его физиономии появилось что-то лисье, некая фальшивая доброжелательность, и даже учтивость:
— Кстати, Левшов, вы отчего матушку-Россию покинули? Все стараются отсюда — туда перебраться, а вы вот обратно, к нам… Вы ведь питерский, кажется?
— Ну, не совсем, — смешался Левшов. — Здесь у меня много родственников, мать живет…
— К матушке вашей мы уже наведывались. Славная, добрая женщина. Чаем напоила.
Левшов подобрался, как от удара, и зло глянул на собеседника. В глазах его полыхнул хищный огонек ненависти.
— Ну-ну… что же вы так разволновались, молодой человек? — Произнес примирительно Круг. В своей области оперативник по праву считался отличным профессионалом, и от него не ускользнула нарастающая в душе Виктора эмоциональная буря. Теперь следовало не упустить инициативу:
— Ничего особенного мои люди маме вашей не сказали. Так, полюбопытствовали о том, о сем… даже «ксивами» не засветились. Зачем волновать?
— Да срать я хотел на все эти ваши штучки-дрючки! Прокладки ментовские… — зашипел Виктор. — Вы чего мне предъявить-то хотите?
— Ничего, — бесстрастно парировал Круг. — Абсолютно ничего серьезного, я имею в виду.
— Просто, задержим вас для начала денька на три. На всякий случай — сами знаете, оснований найдется куча… Затем, арестуем на месяцок-другой по подозрению в вооруженном налете на бар.
— А заявление от терпилы?
— Да мы так. По факту… И, конечно, между делом запрос официальный направим в город Санкт- Петербург, в северную, так сказать, столицу. Может, какой-нибудь «хвостик» за вами из России тянется, а?
«Лихо, — подумал Виктор. — Лихо лупит, гад. Прямо в точку. И не отвертеться…»
— Чего вы конкретно от меня хотите? Только, пожалуйста, без этих ваших… и давайте сразу договоримся: ствол я ни на кого из ребят вешать не буду. И на свою душу не возьму.
— Да и не надо. Сдались мне ваши души… Я же не Вельзевул какой-нибудь! А вот стволы отдайте.
— Это как же?
— Как угодно! Вот бумага, вот ручка. Хочешь, пиши, что нашел их где-нибудь. И, как положено добропорядочному гражданину, сдаешь добровольно в руки доблестной рабоче-крестьянской милиции. То есть, в мои руки, — Круг почесал затылок и добавил:
— Напишешь бумагу, принесешь оружие — и все, гуляй, Вася!
— А какие гарантии?
— Никаких. Только мое честное слово. Слово, так сказать, офицера.
Левшов немного подумал, взял ручку и корявым, неразборчивым почерком написал все, что требовалось. Подпись внизу он тоже постарался сделать не похожей на свою.
— Ну, что же, сойдет и так, — удовлетворенно кивнул Круг. — Тащи теперь!
— Нет уж, сам тащи.
— Ну, парень, ты вообще! Оборзел в конец, что ли?
