Вариант 'Дельта' (Маршрут в прошлое - 3)

Сергеевна – тоже доктор или, как минимум, кандидат наук. У Натальи же крепло намерение сделать-таки квалификационную работу, дающую ей право на получение учёной степени.

Потом была аналогичная встреча с однокашниками Андрея по аспирантуре и докторантуре. Важным для Натальи обстоятельством стал и тот, приятно её удививший факт, что её супруг, не только явно умнее и талантливее своих однокашников, но и выглядит заметно моложе, подтянутее, спортивнее их. А вот на последовавшей через пару лет встрече однокашников Натальи с самого начала всё пошло не так, и не так, как бы хотелось Андрею, как он – на совершенно законных основаниях – полагал. Вначале, Наташа, несколько помявшись, выпалила, что на встречу хотела бы пойти одна. Объяснения, которые она явно заготовила заранее, не только не убедили супруга, но обидели его и вызвали целый ряд вполне резонных и, к тому же, ожидаемых Наташей вопросов, но… вразумительных ответов она так и не нашла. Вернее (что выяснилось позже) не захотела дать (тем самым впервые противопоставив себя супругу, значит и – прекратив быть в это время единым целым с ним; а, значит, совершила тот тяжкийсупружеский грех, против которого её специально предостерегал ещё перед началом обряда венчания тот мудрый священник).

На этой встрече, как уже сказано, всё шло не так. Наталья была какой–то напряжённой, пусть это и замечал один Андрей. В то же время её оживление было неестественным, отчасти  наигранным. Представляя мужа, она не называла его супругом, а говорила „мой муж“. При этом, как-то незаметно проглатывала его вторую (и высшую) учёную степень (третьей степени – по искусствоведению у Черкасова тогда ещё не было), а от этого у присутствующих сложилось превратное впечатление что „муж“ Натальи выше её всего на одну ступень – на одну первую учёную степень. И Бог бы с ним – Черкасов был не настолько честолюбив, чтобы придавать этой продуманно невнятной скороговорке „доктор психологии“ оскорбительное значение. Андрей лишь терялся в догадках, почему и с какой целью Наташа так поступает. Наконец решил – для себя, конечно, не для истины, что Наташа не хочет, чтобы её сочли кем-то вроде пациентки психолога.

Потом, разговорившись с кем-то из однокашников Наташи – каким-то экспериментатором и уже кандидатом, он дал тому рекомендацию обязательно учитывать в работе психологию животных, в частности, чёткое наличие у собак врождённой (и весьма развитой) совести.

– Вы рекомендуете это как доцент и кандидат медицины? – довольно заинтересованно спросил собеседник.

– Нет, почему же. Это я вам советую как профессор и доктор психологии, как раз работающий в этой области.

– Вот как?! – поразился Наташин однокашник, – А из Наташкиных слов – она как-то невнятно вас представляла – я понял только, что вы – медик… Ну, тогда ваш совет обязательно учту!… А телефончик не оставите? Может, пересечёмся когда – по работе.

Расстались он вполне по–дружески и со взаимно возникшей симпатией. Но тут, отходя от своего собеседника, Андрей с тревогой заметил, что Натальи поблизости нет. Более того, её не было ни за столом, ни возле одного из „фуршетников“, вообще – не было в зале. Андрей, пока ещё без каких-либо нехороших мыслей или предчувствий, отправился на поиски супруги. Вначале он был спокоен и не слишком спешил. Но вскоре заметил, что целый ряд участников встречи однокашников разбился на пары, на разнополые пары, и стремится найти место поуединённее. К залу примыкало два коридора и несколько незапертых кабинетов. Выйдя в коридор, за тёмными занавесками одного из окон он заметил обнимавшуюся парочку. Впрочем, штора их прикрывала лишь отчасти, и при звуке шагов Черкасова парочка мгновенно прекратила объятия и изобразила свою увлечённость беседой о чём-то, что якобы находилось там – за окном.

„Да, что тут у них за нравы такие?! – с возмущением подумал Андрей, – Как будто мимо них стороной прошла вся гигантская работа, которая вот уже годы и годы ведётся в стране для укрепления семьи и с целью преодоления распущенности, связанной с некоторыми из хрущёвских деяний!“. Андрей прошёл дальше и осторожно открыл дверь, ведущую в какой-то кабинет. Здесь царила тьма. Поэтому, чуть пошарив по стене, Черкасов, как и ожидал, нашёл выключатель. В комнате вспыхнул яркий свет… А в углу, возле одного из столов Андрей увидел пару: мужчина крепко обнимал вяло сопротивлявшуюся и как бы „не позволявшую“ себя поцеловать женщину. Женщину, которая, тем не менее, всё более обмякала в руках коренастого чернявого мужчины с небольшой плешью на затылке. Кроме этого Черкасов не рассмотрел в мужчине ничего: ему было не до того – ведь в страстных объятьях этого недомерка всё более и более поддаваясь ему, была Наташа, его супруга…

 Андрей бросился вперёд, крепко схватил мужика, едва достававшего ему до подбородка, за предплечья и, упёршись коленом тому в крестец, резко потянул мужичонку на себя. Тот, не удержавшись, упал, потом поднялся. Глаза его налились злобой и кровью, изо рта вырывалось алкогольно-табачное зловоние.

– Тыы… чего?! Ты – кто тут такой! Не видишь – я со своей давнишней тёлкой! – явно не узнавая Черкасова прокричал мужичонка и уже было замахнулся на Черкасова рукой, в которой было зажато нечто, блеснувшее металлом.

– Феденька! Не надо! Это же – муж мой! Ты что, не видишь? – почти жалобно, совсем негромким голосом произнесла Наталья. А Черкасов, услышав это „Феденька“, эту мольбу с явным сочувствием не к мужу, но к этому, не помня себя, ринулся на коротыша, ловким натренированным движением бывшего десантника выбил из его руки кастет и изо всей силы нанёс хук в подбородок. Недомерок и явно их бывших Наташкиных любовников „Феденька“ свалился в нокдауне.

– Ты! Ты!… Почему ты здесь  – с этим?!… Как ты посмела? Как дала себя уговорить себя?! … Жена… – последнее слово Черкасов произнёс с болью, упрёком и невыразимым презрением.

– Это всё он, он сам, он один! – невразумительно, срываясь почти что на визг ответила Наташка. Неожиданно она продолжила в совершенно ином тоне:

– Ты сам виноват! Бросил меня одну… Влез в разговор с этим нашим „ушастиком“ (действительно, давешний собеседник Черкасова – кандидат и экспериментатор, был довольно лопоухим. Но разве в этом дело?!). Говорил с ним, а меня бросил, бросил, бросил!

––––––––––––––––

Автор – не любитель описывать скандалы, тем более – семейные, в которых слишком много эмоций, несправедливости, предвзятости, неправды…. и … боли (для другой стороны). Важнее другое: Андрею Васильевичу всё же удалось собраться и, если не успокоиться внутренне, то, хотя бы внешне, принять серьёзный, спокойный, трезво-рассудочный вид. Он строго и молча смотрел на жену (право именоваться супругой она, конечно же, потеряла), с едва заметными в его взгляде упрёком и болью. Смотрел долго, прямо в глаза. А когда Наташка стала всё чаще отводить взгляд вбок, Андрей крепко, но нежно направил её лицо, её взгляд на себя, на свои глаза. Наталья долго этого выдержать не смогла, пустилась в слёзы, стала бормотать: „Андрюшенька, прости… Я не знаю, что на меня нашло… Это был мой первый мужчина… Мама хотела, чтобы мы поженились…“

– Я не верю таким слезам! Ведь ты  – была моей супругой1 Ты клалась мне перед Алтарём в верности, в единстве в горе и в радости!! А сейчас ты меня – предала!!!

–        Андрейка! Ведь ничего не было…Ведь я… Ведь он…

– Вот, второй раз за всё время супружества ты назвала меня ласковым именем! А то всё – „Андрей“, да „Андрей“, а то ещё и „Андрей Васильич“!

– Андрюша! Ведь то на работе…– перебила жалостливым тоном Наталья, впрочем, уже с абсолютно сухими глазами.

– Не перебивай! Это – во первых. А, во–вторых, то есть как это „ничего не было“, когда я сам видел и ваши объятья, и твою податливость… Да ты уже почти легла на стол! Ты это имеешь в виду, это – что ещё не легла?!! А всё остальное – во–первых, твоя готовность поддаться, во–вторых, сама эта постыдная податливость, в–третьих, объятья и, в–четвёртых, поцелуи – это что: не в счёт?!!