Она коснулась своей необъятной груди:
— Что-то там говорит мне об этом.
Кэрмоди издевательски рассмеялся:
— Она побила тебя, монах. Твоим же оружием. Разве Церковь не пользуется такими же аргументами в спорах, когда ее загоняют в угол?
— Нет, — холодно ответил Скелдер, — это не так. Нам нет необходимости защищаться. Здание Церкви стоит твердо и на века, несмотря на все наскоки атеистов и удары властей. Церковь несокрушима, как ее учение. Она проповедует истину!
Кэрмоди фыркнул, но все же отказался от дальнейшего спора. Какая разница, что думает Скелдер и иже с ним? Кэрмоди желал действия, ему надоела бесцельная болтовня.
Миссис Кри поднялась из-за стола и отправилась мыть посуду. Джон встал и последовал за ней, высказав желание помочь на кухне. Мамаша Кри встретила эти поползновения благосклонно, правда она понимала, что Кэрмоди делает это не просто так, и все же это льстило ей.
Действительно, Джону необходима была информация и еще раз информация. Уже на кухне он атаковал мамашу Кри вопросами.
— Ну-ка, хозяюшка, расскажи мне правду. Ты действительно видела Иесса? Так же, как видишь меня?
Женщина передала ему тарелку:
— Возьми-ка вытри. Что касается Иесса, то я видела его гораздо чаще, чем тебя. Он даже один раз обедал здесь.
Кэрмоди с трудом проглотил сообщение о столь прозаическом контакте с божеством.
— Неужели? И после этого он ходил в уборную? — спросил он, считая это самым надежным способом отличить божество от простого смертного. — Можно предположить, что бог ест, но испражняется?.. Не очень-то это божественное деяние…
— Конечно, — сказала мамаша Кри. — Ты думаешь, что у бога Иесса кишки и желудок отличаются от твоих?
В это время на кухню вошел Скелдер, как бы для того, чтобы выпить воды, но на самом деле его мучило любопытство.
— Конечно, — сказал монах, — как и у всех людей. Скажи мне, мамаша Кри, давно ли ты видела Иесса?
— Когда я была еще ребенком, лет пятьдесят назад.
— И с тех пор он нисколько не постарел и выглядит таким же молодым? — саркастически ухмыльнулся Скелдер.
— О нет, теперь он старик и может вот-вот умереть.
Земляне удивленно переглянулись.
— Здесь что-то не так, — сказал монах, — по нашим понятиям, бог умереть не может.
Тэнди, который тоже зашел в кухню, услышал последние слова и вмешался:
— А разве ваш Христос не умер на кресте?
Скелдер закусил губу, затем улыбнулся.
— Я прошу простить меня. Должен признаться, что я поддался приступу гнева, и это затуманило мою память. Я забыл о различиях между божественной и человеческой сутями Иисуса. Я рассуждал как язычник, но забыл, что и языческие боги смертны. Может, у вас Иесс тоже имеет и божественную и человеческую природу. Этого я не знаю, до этих тонкостей я еще не добрался. Но я постараюсь понять ваши религиозные верования.
Он замолчал, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и продолжал:
— Но все же я думаю, что между Христом и Иессом есть разница. Христос воскрес и был вознесен на небо, чтобы соединиться со своим Отцом. Более того, его смерть была необходима: он принял на себя грехи человеческие, страдал за них и этим спас людей.
— Если Иесс умрет, то он когда-нибудь возвратится вновь.
— Ты меня не понимаешь. Коренная разница в том, что…
— Значит, ваша религия истинная, а наша — нет?! — смеясь, перебил Тэнди. — Но кто может сказать: где правда, а где ложь? Где факт, где миф? Все, что влечет действие, — факт, но тогда, если миф вызывает действие, то и он — факт. Слова, которые произносятся здесь, умрут, вибрация воздуха, вызываемая ими, угаснет, но кто знает, умрет ли этот эффект, что возбудили они?
Внезапно в комнате потемнело, и каждый инстинктивно схватился за что-нибудь для поддержки: за спинку стула, за край стола… Кэрмоди ощутил волну тепла, прошедшую сквозь него, и увидел, что воздух стал сгущаться, превращаясь в стекловидную массу. И из этой зеркальной стены фонтаном ударила кровь, прямо ему в лицо. Она ослепила его и, наполнив рот солоноватым вкусом, потекла в горло.
Послышался крик, но это кричал не он, а кто-то рядом. Кэрмоди отшатнулся, выхватил из кармана платок, вытер лицо и увидел, что стекловидная туманность исчезла, исчез и фонтан крови. Но стол и участок пола возле него были заляпаны красным.
«Тут не меньше десяти кварт, — прикинул он про себя. — Как раз столько должно было бы вылиться из человека, который весит сотню фунтов». Затем он увидел, как на полу у большой плиты борются мамаша Кри и Скелдер. Миссис Кри одолевала монаха, она была тяжелей и, вероятно, сильней его. С невиданной ранее агрессивностью женщина сдавливала горло священника, тот отчаянно защищался.
Кэрмоди захохотал, и звук его смеха разрушил сумасшествие, охватившее миссис Кри. Она замерла, как бы очнувшись, захлопала глазами, опустила руки и промолвила:
— Боже, что же я делаю?
— Ты хочешь лишить меня жизни! — прохрипел Скелдер, — Ты сошла с ума!
— О! — выдохнула она и, не обращаясь ни к кому в отдельности, пробормотал;.: — Это пришло раньше, чем я ожидала. Пойду-ка я спать. А то мне вдруг показалось, что я ненавижу вас за непочтительное отношение к Иессу. И тогда мне захотелось убивать. Конечно, я была раздражена несколько вашими словами, но не до такой же степени!
— Эге, — заметил Тэнди — да твой гнев, мамаша Кри, не столь безобиден, как ты думаешь. Он сидит в твоем подсознании, и сейчас ты не смогла удержать его.
Внезапно его очередная сентенция была прервана: мамаша Кри увидела, что Кэрмоди и половина кухни залиты кровью, и истерически взвизгнула.
— Закрой рот, — прорычал Джон и шлепнул ее по губам.
Она замолчала и, поморгав глазами, сказала дрожащим голосом:
— Сейчас я уберу все это. Я не хочу после Сна отскребать засохшую кровь. Ты не ранен, случайно?
Он не ответил, вышел из кухни, поднялся по лестнице в свою комнату. Сбросил окровавленную одежду и резко обернулся на скрип двери. На пороге стоял Раллукс.
— Я начинаю бояться, Кэрмоди. Если это будет происходить постоянно, то не: верен, что мы сумеем уцелеть.
— В чем дело? Ты действительно испугался? — спросил Кэрмоди, сдирая липкую майку и отправляясь под душ.
— Да. А ты?
— Я? Испугался? Нет, я никогда и ничего не боялся. Я просто не знаю, что такое чувствовать страх.
— Я сильно подозреваю, что ты не знаешь, что такое чувствовать вообще, — сказал Раллукс. — Я даже сомневаюсь, есть ли у тебя душа. Вернее, она, конечно, есть, но запрятана так глубоко, что никто, даже ты сам, не можешь ее увидеть. Вот это, пожалуй, страшнее всего!
Кэрмоди фыркнул и стал намыливать голову.
— Уважаемый падре, один врач говорил, что я конгениальный психопат, неспособный воспринимать принципы морали. Я рожден без понимания: где — грех, а где — добродетель. Вероятно, это болезнь мозга, у меня явно чего-то не хватает. Наверное, того, что делает человека человеком. Тот эскулап заявлял, что я из тех редких типов, перед которыми наука 2256 года от рождества Христова абсолютно беспомощна. Вот так-то.
