президента? Нет, те бумаги, что я подписывал, ни слова не говорят о сохранении тайны. Напротив. Мы собиралась опубликовать наши работы.
Маркус долго стоял, а затем, откинув голову, холодно заявил:
— У меня нет времени беседовать с дилетантом-адвокатом. Ты арестован. Если ты будешь продолжать сопротивление, мы сожжем тебя.
— Ясно, — сказал Коскинен и направился к Вивьен. За барьером забегали люди, и вскоре перед ними выстроились три лазерные установки.
— Значит, они знают, — догадалась Вивьен, но нотки страха в ее голосе он не уловил.
— Я в этом и не сомневался, Ви, они не дураки. Давай спустимся в убежище.
В убежище было удобно. Солнечный свет проникал сквозь отверстия, трогал блестящие волосы девушки. Сердце его отчаянно билось, когда он смотрел на Вивьен. Лазеры открыли огонь, и он сжал ее руку. Но лучи., способные расплавить броню, не могли ничего поделать с толстыми бетонными плитами.
Немного погодя раздался голос Маркуса:
— Выходи, поговорим.
— Если это доставит тебе удовольствие, — согласился Коскинен, — но только прежде уберите свои идиотские лазеры.
— Ладно. — Маркус отдал команду.
— Девушка останется здесь, — предупредил Коскинен. — Вдруг ты решишь обмануть меня. А она такая же упрямая, как и я. — И Коскинен вылез наружу.
Шеф СБ был, казалось, в некотором замешательстве. Он провел рукой по седым волосам.
— Во что ты играешь, Коскинен? Чего добиваешься?
— Сначала освободите моих друзей.
— Но им грозит опасность!
— Не лги. Если есть опасность, достаточно было бы полицейской охраны. Но так как ты все еще держишь их у себя, могу предположить, что ты с ними уже успел сделать! А второе, чего я хочу — это чтобы вся информация о генераторе была опубликована. Тогда никому не будет угрожать опасность, и можно будет не держать их в тюрьме.
Маркус побагровел от бешенства. Агенты придвинулись к нему ближе, но он жестом отослал их прочь и уперся взглядом в Коскинена:
— Ты сошел с ума. Ты сам не знаешь, что говоришь.
— Так объясни мне.
— Ведь каждый преступник будет недосягаем для полиции…
— Но и каждый честный человек будет недосягаем для преступников. Если разработать карманный вариант, будет покончено с преступлениями против личности. Конечно, тогда будет труднее покончить с преступниками, но общество в целом выиграет больше.
— Может быть. Но произойдет еще кое-что. Протекторат. Ты хочешь, чтобы снова произошла атомная война?
— Протекторат больше не нужен.
— Этот экран может выстоять против атомной бомбы?
— Пожалуй, нет. Во всяком случае, не против прямого попадания. Но более мощный генератор выдержит. Каждый город будет владеть генератором, который будет включаться при обнаружении ракеты в полете. Правда, останется опасность взрыва бомб изнутри, но с нею проще бороться.
— В мире миллиард китайцев, Коскинен. Миллиард! В состоянии ли ты оценить эту цифру? Мы еще живем на земле только потому, что в силах уничтожить их быстрее, чем они нас. Если наше оружие будет такое же как у них, или слабее…
— О, тогда достаточно включить защитный барьер. И орды, идущие через Берингов пролив, будут тебе не страшны, если ты их боишься. Их легко заставить остановиться — и без единого выстрела. Энергетический барьер, если установить генератор на дне моря…
Лицо Маркуса изменилось. Может, он кое-что понял? Надежда вспыхнула в душе Коскинена.
— Послушай, — продолжал он, — ты упустил самое главное. Война не только станет бессмысленной — ее невозможно будет начать. Чтобы организовать войну, требуется твердое правительство и послушное население. А находясь под защитой барьера, граждане страны почувствуют себя в безопасности, и ни одно правительство, не удовлетворяющее их, не удержится у власти. Возьмем, к примеру, нынешнего диктатора Китая Ванга. Буквально через месяц после появления барьера в Китае Вангу придется скрыться под защитой собственного барьера, и китайцы станут ждать вокруг, когда он умрет от голода.
Маркус наклонился вперед.
— Ты понимаешь, что то же самое может случиться и у нас?
— Разумеется.
— Значит, ты стремишься к анархии?
— Нет. К свободе. Ограниченное в правах правительство и независимость индивидуума. Я хочу, чтобы каждый гражданин имел возможность сказать «нет», если он того желает, и чтобы он не боялся последствий. Разве это не идеал, к которому стремится Америка? Конечно, мир придется немного переделать, но это маленькая цена за возвращение к принципу Джефферсона «Дерево свободы нужно время от времени орошать кровью патриотов и тиранов», ты помнишь? Я лично считаю, что достаточно только крови тиранов.
Коскинен понизил голос:
— Я понимаю, что очень трудно признать свою работу бессмысленной. Работу, в которую ты веришь. Но при переходе мира в новое качество работы хватит всем. Ведь мир снова качнет жить, а не прозябать.
Маркус стоял неподвижно. Ветер шевелил его волосы. Коскинену очень хотелось, чтобы ветер Земли коснулся и его лица. Солнце опустилось ниже. Наконец Маркус поднял глаза и вздохнул:
— Ну, хватит, дело зашло слишком далеко. Если ты не хочешь сдаться, тем хуже для тебя.
Коскинен хотел ответить, но не смог. Сожаление и гнев овладела км. Он повернулся и пошел к Вивьен.
Вивьен включила лампу в бункере, где стало уже темно, и опустилась на колени перед контейнером, в котором хранились припасы. Он покачал головой и сел, придавленный навалившейся на него слабостью.
— Поешь, — настаивала Вивьен. — Конечно, это не тот ух;ин, что я обещала тебе…
— Как бы мне хотелось почувствовать капли дождя, — вздохнул он.
— Ты что же, уже не надеешься увидеть дождя? — резко выпрямилась Вивьен.
— О, надежда у меня есть. Надежда — это все, что у меня осталось. — Он откинулся назад и посмотрел на свои руки.
Вивьен закончила работу и ласково погладила его.
— Полежи немного.
Он не, стал спорить и покорно положил голову ей на колени. Сон обрушился на него, как удар.
ГЛАВА 20
— Проснись!
Он с трудом открыл глаза.
— О… может, ты тоже хочешь отдохнуть? — он потер глаза. — Черт побери, я должен был позволить тебе поспать первой.
— Дело не в этом, — ответила Вивьен, лицо ее было встревожено. — Они притащили какую-то машину.
Коскинен осторожно высунул голову из бункера. Яркие лампы отогнали ночь куда-то далеко. Два громадных крана, как два динозавра, возвышались над барьером. Вокруг суетились рабочие.
— Что это они собираются делать?
