себя некоторые обязательства. Она уже отправлена?
— Прошлой ночью радировали в Чикаго. Ждать ответа еще рано. Но позволь спросить, тебе удалось достичь успеха?
— Да, — Макрей устало протер глаза, — мы можем остаться. Это была тяжелая битва, Джеймс, но я победил. Они разрешили нам остаться.
Марлоу поднялся и достал электрический самописец:
— Хочешь наговорить все сюда, чтобы потом не повторять одно и то же?
Макрей отмахнулся:
— Нет. Любой официальный доклад должен быть тщательно отредактирован. Сначала я попробую рассказать все тебе.
Он задумался.
— Джимми, сколько времени прошло с момента первой высадки человека на Марс? Более пятидесяти земных лет, верно? Так вот за последние несколько часов я получил о марсианах больше сведений, чем было собрано за все эти годы. И все же я ничего о них не знаю. Мы постоянно думаем о них, как о людях, пытаемся измерить их собственной меркой. Но они не люди, они совсем на нас не похожи. Они, — добавил он, — совершали межпланетные перелеты миллионы лет назад… а потом перестали.
— Что? — сказал Марлоу.
— Это не имеет значения. Это не важно. Это — всего лишь одна из многих деталей, выяснившихся в беседе со стариком, с тем самым, с которым разговаривал Джим. Ему, между прочим, все привиделось — старик вообще не марсианин.
— Постой, кто же он тогда?
— По-видимому, он тоже абориген, но не из тех, кого ты и я привыкли считать марсианами. По крайней мере, он на них не похож, с моей точки зрения.
— А на кого он похож? Опиши его.
Макрей растерялся:
— Хм, не могу. Вероятно, как Джим, так и я видели именно то, что каждому из нас было нужно. Это несущественно. Довольно скоро Виллис должен будет вернуться к марсианам.
— Жаль, — сказал Марлоу. — Джим огорчится, но это не слишком высокая цена.
— Ты не понимаешь, ты совсем ничего не понимаешь. В Виллисе суть всего происходящего.
— Естественно, он в это замешан, — согласился Марлоу. — Но почему в нем суть?
Макрей потер виски:
— Объяснить очень сложно, и я не знаю, с чего начать. Виллис очень важен. Ты, Джеймс, вне сомнения, войдешь в историю как основатель этой страны, но, между нами, к Джиму должно относиться как к ее спасителю. Именно благодаря Джиму и Виллису — любви Виллиса к Джиму и стойкой привязанности Джима к нему — колонисты по сей день живы — вместо того, чтобы кормить червей. Предъявленный нам ультиматум убраться с этого шарика был уступкой, сделанной из-за Джима; сначала они собирались нас уничтожить.
У Марлоу отвисла челюсть:
— Это невозможно! Марсиане не стали бы делать ничего подобного!
— Стали бы, — сказал Макрей. — Они долго присматривались к нам. Намерение Бичера отправить Виллиса в зоопарк переполнило чашу их терпения, но отношение Джима к Виллису вынудило их пересмотреть уже принятое решение. Они нашли компромисс.
— Я не могу поверить, чтобы они на такое пошли, — возразил Марлоу, — и не понимаю, как бы они это сделали.
— Где Бичер? — холодно сказал Макрей.
— М-м-м… да.
— Не стоит рассуждать о том, что они могут и чего не могут. Мы ничего о них не знаем… совсем ничего.
— Не стану с тобой спорить. Но ты не мог бы хоть как-то объяснить эту тайну Виллиса и Джима? Что в них такого? В конце концов Виллис — всего лишь попрыгунчик.
— Не думаю, что это мне удастся, — признался Макрей, — но я, безусловно, могу изложить некоторые из своих соображений. Ты знаешь марсианское имя Виллиса? Ты понимаешь, что оно означает?
— Я даже не знал, что оно у него есть.
— Оно гласит: «В ком надежды мира соединяются». Тебе это что-нибудь говорит?
— Нет, откуда!
— Возможно, я неточно его перевел. Оно может означать «Воплощающий надежду», или просто «Надежда». Допускаю, что марсиане, подобно нам, ценят поэтичность выражения. Вот мое имя — Доналд — означает «Правящий миром». Мои родители, безусловно, дали маху. Или, может быть, марсиане любят наделять попрыгунчиков причудливыми именами. Когда-то я знал пекинеса по имени — хочешь верь, хочешь нет — «Великий Чемпион Маньчжурский принц Бельведера», — внезапно Макрей вздрогнул. — Знаешь, я вдруг вспомнил, что домашняя кличка пса была Виллис!
— Не может быть!
— Может, — доктор поскреб щетину на подбородке, размышляя о том, что в одну из ближайших недель не мешало бы побриться. — Но это не просто совпадение. Прежде всего я сам предложил Джиму имя «Виллис», и, возможно, я подразумевал того пса. Обаятельный лупоглазый чертенок, ну точно как Виллис, — наш Виллис. Из этого следует, что вовсе не обязательно каждое из имен «Виллис» должно что-то означать.
Он так долго сидел молча, что Марлоу сказал:
— Ты не слишком преуспел в раскрытии тайны. Так ты считаешь, что настоящее имя Виллиса что-то означает? — иначе ты не стал бы упоминать об этом.
Макрей резко выпрямился:
— Считаю. Несомненно считаю. Я думаю, что имя Виллиса имеет буквальное значение. Постой — только не горячись. Я не собираюсь сходить с ума. Что, по-твоему, представляет собой Виллис?
— По-моему? — переспросил Марлоу. — Я думаю, что он является представителем экзотической марсианской фауны, частично разумным и приспособившимся к типичному окружению.
— Звучит весомо, — ухмыльнулся доктор. — А я думаю, что он является еще не выросшим марсианином.
Казалось, Марлоу даже обиделся:
— В их строении нет ничего общего, они отличаются друг от друга, как мел от сыра.
— Справедливо. А что общего у гусеницы с бабочкой? Марлоу открыл рот и вновь закрыл его.
— Я тебя не виню, — продолжал Макрей, — мы никогда не считали, что подобные метаморфозы возможны у высших видов, что бы под «высшим видом» ни разумелось. Но я думаю, что с Виллисом все именно так и обстоит, и, очевидно, по этой самой причине он скоро должен будет вернуться к своим. Сейчас он в стадии личинки, однако находится непосредственно накануне перехода в стадию куколки (нечто вроде долгой спячки). Когда она закончится, он превратится в марсианина.
Марлоу закусил губу:
— В этом нет ничего безумного, но это ошеломляет.
— На Марсе всё ошеломляет. И если моя теория верна — чего, заметь, я не утверждаю, — тогда можно объяснить,
— Ты хочешь, чтобы я усвоил слишком много информации за один раз, — сказал Марлоу устало.
— Следуй примеру Червонной Королевы. Я еще не закончил. Я думаю, что у марсиан есть еще одна стадия — стадия «старика», с которым я говорил; как мне кажется, самая загадочная из всех Джеймс, ты можешь представить себе людей, находящихся в тесных и повседневных отношениях с Небесами — со своими Небесами, — столь же тесных и привычных, как отношения, например, между Соединенными Штатами и Канадой?
— Док, сейчас я могу представить себе все, о чем ты мне говоришь.
— Мы говорим об «ином мире» марсиан — как ты это понимаешь?
— Никак. Разновидность транса, подобного тому, в который впадают индусы.
