— Я просто объясняю. Это пятнышко расположено на северном полюсе, а другое — на южном, где Разделитель почти не сдвигается по мере вращения Меркурия вокруг Солнца. На экваторе Разделитель сдвигается на семьсот миль в одном направлении за сорок четыре дня, а затем на семьсот миль обратно за следующие сорок четыре дня. Здесь же его сдвиг составляет лишь около полумили, вот почему это подходящее место для обсерватории. Солнце и звезды неподвижны. В любом случае, Черно-белая гора Достаточно далеко отсюда, так что только верхняя половина ее бывает освещена. Когда уходит солнце, гора погружается в темноту.
— И сейчас, — заметил Лаки, — освещена только вершина.
— Только один—два фута сверху, но и они скоро потемнеют. Она будет вся черная день или два, по земному времени, потом свет начинает возвращаться.
Даже в течение того времени, что он говорил, белое пятно уменьшилось до размеров точки, которая горела, как яркая звезда.
Все трое ждали.
— Посмотрите в сторону, — посоветовал Майндс, — чтобы глаза привыкли к темноте.
Прошло несколько томительных минут, прежде чем он сказал:
— Ладно, пошли назад.
Лаки и Бигмэн так и сделали. Некоторое время они ничего не видели.
А затем пейзаж стал словно кровавым. Или, во всяком случае, часть пейзажа. Сначала возникло лишь ощущение красного цвета. Потом что-то удалось разобрать: гору неправильной формы, увенчанную пиком. Сейчас вершина была ярко-красной, книзу красный цвет становился все темнее и терял яркость; у подножья было все черно.
— Что это? — спросил Бигмэн.
— Солнце, — ответил Майндс, — опустилось сейчас как раз настолько, что, если смотреть с вершины горы, над горизонтом видны только корона и протуберанцы. Протуберанцы — это водородные струи, которые поднимаются на тысячи миль над поверхностью Солнца, они всегда ярко-красные, но обычно Солнце поглощает цвет протуберанцев.
Лаки кивнул. Из-за густоты атмосферы с Земли протуберанцы тоже можно было увидеть только во время полного затмения или с помощью специальных инструментов.
— А вот это, — тихо добавил Майндс, — называют «красным призраком Солнца».
— Итак, у нас есть два призрака, — неожиданно сказал Лаки, — белый и красный. Это из-за них вы взяли с собой бластер, мистер Майндс?
— Что? — вскричал Майндс. Затем возмущенно спросил: — О чем вы говорите?
— Я говорю, — сказал Лаки, — что пора бы вам объяснить, зачем вы нас привели сюда. Наверное, не для того, чтобы полюбоваться видами, иначе вы не стали бы брать с собой на прогулку по пустой необитаемой планете бластер.
Майндс ответил не сразу. Выдержав паузу, он спросил:
— Вы ведь Дэвид Старр?
— Совершенно верно, — спокойно ответил Лаки.
— Вы член Совета Науки. Тот, кого называют счастливчиком Лаки Старром.
— Совершенно верно, — снова ответил Лаки с некоторой неохотой, так как члены Совета Науки избегали известности.
— Значит, я не ошибся. Вы один из их лучших исследователей, и должны выяснить, что происходит с программой «Свет».
Губы Лаки сжались и вытянулись в ниточку. Ему совсем не хотелось, чтобы об этом так легко догадывались.
— Может быть, и так, может быть, нет. Зачем вы привели меня сюда?
— Я знаю, что это так, и привел вас сюда, — Майндс прерывисто дышал, — чтобы сказать вам правду, прежде чем другие наговорят вам много-много лжи.
— О чем?
— О неполадках… (ненавижу это слово) неполадках, связанных с программой «Свет».
— Но вы могли сказать мне об этом под Куполом. Зачем было вести меня сюда?
— На это есть две причины, — ответил инженер. Он дышал все так же прерывисто. — Во-первых, все они считают, что в этом виноват я. Они считают, что я не справляюсь с программой и напрасно перевожу деньги. Я хотел увести вас от них. Понимаете? Я хотел, чтобы вы не слушали их раньше, чем выслушаете меня.
— Почему они должны считать, что виноваты вы?
— Они считают, что я слишком молод.
— Сколько вам лет?
— Двадцать два.
Лаки Старр, который был немногим старше, спросил:
— И вторая причина?
— Я хотел, чтобы вы прониклись ощущением Меркурия. Я хотел, чтобы вы впитали в себя… — он замолчал.
Прямая и высокая фигура Лаки в ярком скафандре выделялась на фоне мрачной поверхности Меркурия, и молочный свет короны, «белый призрак Солнца», отражался в металлических пластинах, прикрепленных к плечу.
— Хорошо, Майндс, допустим, я верю, что не вы виноваты в провале программы. Кто же виноват?
Слов инженера сначала нельзя было разобрать. Потом удалось расслышать:
— Не знаю… Во всяком случае…
— Я не понимаю вас, — заметил Лаки.
— Послушайте, — отчаянно заговорил Майндс, — я все проверил. В часы бодрствования и в часы сна я пытался застать того, или то, что нам мешает работать. Я следил за всеми. Я заметил, в какое время происходили неполадки: разрывались кабели или были раздавлены электроды. В одном я уверен…
— В чем?
— Никто из тех, кто живет под Куполом, не виноват впрямую. Никто. Под Куполом всего лишь около пятидесяти человек, точнее, пятьдесят два, и последние шесть раз, когда происходили разные неприятности, мне удалось проследить за всеми. Никто не находился на месте поломки, — голос его звучал пронзительно высоко.
— Чем же тогда вы объясняете эти происшествия? Меркуриетрясениями? Солнечной активностью?
— Это призраки! — дико вскричал инженер, раскинув руки. — Белый и красный призраки существуют. Вы их видели. Но есть и двуногие призраки. Я застал их, но кто мне поверит? — его было все труднее понять, он бессвязно твердил: — Говорю вам… говорю вам…
— Призраки! Вы в своем уме? — вступил в разговор Бигмэн.
Майндс тут же вскричал:
— Вы мне тоже не верите. Но я вам докажу. Я взорву призрак. Я взорву дураков, которые мне не верят. Я всех взорву. Всех!
С хриплым смехом он выхватил свой бластер и, прежде чем Бигмэн успел подбежать к нему и остановить, направил дуло в упор на Лаки и спустил курок. Невидимое разрывное поле вылетело.
II
БЕЗУМЕН ИЛИ ЗДОРОВ?
Лаки пришел бы конец, если бы они с Майндсом были на Земле.
Он слышал нарастающее безумие в голосе Майндса и осторожно ждал какого-нибудь перелома, какого-то действия, соответствующего страстности слов, которые тяжело выдыхал инженер. И все же
