нас не был старше другого.
— Были и другие лошадки? — спросила Сара.
— Нас было десять, — ответил Пэйнт. — Девять убежало, а единственной причиной того, что я остался здесь, явились трагические обстоятельства, от которых вы столь великодушно избавили меня. Нас изобрели на далекой планете, название которой мне неведомо, а затем доставили сюда. Следуя по тропе, мы подверглись нападению стаи хищников, результаты которого перед вашими глазами.
— Те, что привезли вас сюда… Те, что изготовили вас, — спросила Сара, — они были такими же, как мы?
— Такими же, как вы, — ответил Пэйнт. — О них нет смысла больше говорить. Они погибли.
— Зачем они сюда приехали? — спросила Сара. — Что они искали?
— Еще одного такого же, как вы, — сказал Пэйнт, — человека, исчезнувшего давно и оставившего много рассказов.
— Лоуренса Арлена Найта?
— Не могу знать, — ответила лошадка. — Они ничего мне об этом не говорили.
Мы решили продолжать путь, следуя по тропе. Мы постановили это после долгого обсуждения вокруг дымного костра, в то время как Пэйнт стоял возле кучи наших припасов, слегка перекатываясь на полозьях. В действительности обсуждать было практически нечего. Тэкка этот вопрос совершенно не интересовал. Он сидел немного в стороне от нас, прижимая к груди куклу и тихо покачиваясь. Наблюдая за этими двумя раскачивающимися фигурами, Пэйнтом и Тэкком, можно было дойти до нервного истощения, решение приняли Сара и я, и возражений оно не вызвало. Для нас обоих было очевидно, что в городе нам ловить нечего. Впрочем, ничего хорошего нельзя было ждать и от продолжения путешествия по тропе, разве что какого-нибудь неприятного сюрприза, вроде преподнесенного в ущелье нашим предшественникам. Однако сам факт того, что другие люди, Бог знает как давно, шли по этой же тропе, вероятно, имея перед собой такую же цель, как и мы, являлся для Сары достаточным аргументом, чтобы мы продолжили путь.
Но была одна деталь, которую, я считал, необходимо выяснить с ней окончательно.
— Найт наверняка уже умер, — сказал я. — Ты, несомненно, знаешь об этом. Ты была убеждена в этом еще до того, как мы покинули Землю.
Она набросилась на меня:
— Опять ты завел свою волынку! Не пора ли прекратить? Ты был против этой идеи с самого начала! Зачем ты вообще полетел с нами?
— Я уже говорил тебе раньше. Деньги.
— Тогда какое тебе дело до того, жив он или мертв? Не все ли равно тебе, найдем мы его или нет?
— На это легко ответить, — сказал я ей. — Мне наплевать на любой исход.
— Но ты собираешься продолжать? Всего лишь недавно ты говорил так, как будто предпочитаешь идти вперед.
— Мне кажется, — сказал я, — только впереди нам удастся хоть что-то найти. Возвратившись, мы не найдем ничего.
— Мы можем собрать лошадок.
Я отрицательно покачал головой.
— Если лошадки или гном узнают, что мы возвращаемся назад, мы их больше никогда уже не увидим, и тем более никогда не поймаем. В этом городе места достаточно, чтобы спрятать целую армию.
— Лошадки, должно быть, разбежались, войдя в ущелье: ты думаешь, они что-то вспомнили, увидев кости? И это так потрясло их, что эти воспоминания, пришедшие из далекого прошлого…
— Их было восемь, — перебил я Сару, — а Пэйнт был девятым. Он говорил, что их было десять. Куда же делась десятая?
— Мы можем никогда об этом не узнать, — сказала Сара.
До меня никак не доходило, зачем нам все это нужно. Зачем нам нужно было сидеть и спорить до хрипоты. Я действительно не мог понять, какое нам до всего этого дело. Мы могли продолжать путь и в то же время не знать, куда идем. Но у нас всегда оставалась надежда, что где-то впереди нас ждет место лучше, чем эта высушенная, как кость, дикая местность с кремнистыми горными кряжами и изрезанной оврагами бесплодной землей. Мы всегда могли рассчитывать, что нам подвернутся благоприятные обстоятельства, которые мы не упустим и которыми вовремя воспользуемся.
Люди, чьи кости были рассеянны у выхода из лощины, кого-то искали. Но это вовсе не обязательно означало, что тот человек шел именно этой дорогой. Возможно, они шли наугад, так же, как и мы. И не было никаких признаков, что Найт именно тот человек, поисками которого они занимались.
Поэтому мы сидели у костра и планировали наши дальнейшие действия. Теперь мы можем погрузить на Пэйнта недвижный остов Роско, а также все оставшиеся запасы воды и продуктов, которые он в силах потянуть. Мы с Тэкком понесем тяжелые тюки, а Сара, единственная из нас имевшая оружие, возьмет более легкий груз, с расчетом, что в случае опасности, она быстро бросит вещи и будет наготове для стрельбы. Свистун не может нести ничего. Он будет нашим дозорным, двигаясь в авангарде и разведывая обстановку.
После полудня мы вышли из ущелья и, преодолевая отвращение, забрались в форт. Там мы обнаружили три человеческих черепа и полдюжины проржавленных ружей, изъеденных коррозией до такой степени, что было уже невозможно определить, к какому типу огнестрельного оружия они принадлежали. Пэйнт припомнил, что тогда с ними было восемь людей: большое количество разбросанных костей, пожалуй, подтверждало его слова. Но нашли мы лишь эти три черепа.
Вернувшись в лагерь, мы перевязали тюки и перетащили оставшиеся запасы подальше от тропы, спрятав их в узкой расщелине. С помощью ветвей мы замели наши следы, идущие от тропы к тайнику. Ни маскировка припасов, ни заметание следов не проводились нами достаточно тщательно. Но у меня было ощущение, что все наши старания пустая трата времени, так как тропа давным-давно заброшена, и мы, скорее всего, были первыми, прошедшими по ней за последние сто лет.
День уже давно закончился, но мы двинулись в путь. Никто из нас не хотел оставаться в ущелье хотя бы на минуту дольше, чем это было необходимо. Мы ушли из лагеря, испытывая облегчение оттого, что наконец-то освободились от тягостных переживаний, нагнетаемых обступившими нас безжизненными земляными валами, и сбросили бремя древнего проклятия, витавшего над этим мрачным местом. Кроме того, нас подгоняло никогда никем не высказываемое вслух опасение, в котором бы вряд ли кто-либо из нас шился признаться, опасение — что мы опаздываем, выбиваясь из заданного для нас кем-то свыше временного графика.
Через день Свистун наткнулся на кентавров.
К этому моменту мы все еще не вышли из пустыни. До сих пор пустынные участки земли пересекались нами за несколько часов, максимум за день. Но эта пустыня, казалось, была беспредельной, и мы все с нетерпением ждали, когда же она кончится, временами гадая, имеет ли она границы вообще. Для нас с Тэкком, нагруженных до отказа, это был довольно утомительный переход — большей частью пролегающий через пересеченную местность, с подъемами и спусками, перемежающийся редкими передышками, когда тропа выходила на достаточно ровную поверхность.
Свистун все время держался впереди. Мы очень редко видели его, и то лишь в те моменты, когда он задерживался на какой-либо господствующей высоте, чтобы убедиться, продолжаем ли мы идти следом.
Незадолго до полудня я увидел, как он быстро, перекатываясь с боку на бок, спускается по склону нам навстречу. Обрадовавшись возникшему вдруг предлогу сделать привал, я бросил на землю тюк с поклажей и стоял, выжидая, когда он подойдет. То же сделала и Сара, только Тэкк, остановившись одновременно с нами, не снял рюкзака. Он застыл, сгорбившись под весом давившего на него груза и уткнувшись глазами в землю. С момента, когда мы вышли из ущелья, после бегства лошадок, он выглядел еще более отрешенным, чем когда-либо. Обычно он ковылял в молчании и не обращал внимания ни на кого вокруг.
Свистун наконец скатился по тропе и остановился перед нами.
— Впереди лошадки, — прогудел он в мою сторону. — Десять раз по десять лошадок. Но они без
