Или просто не рискуют проделывать это по ночам в своей башне?
Он готов был держать пари, что секретная служба здесь, на Зилонге, вездесуща.
Возможно, Правительство контролировало их спальни для поддержания правопорядка?
Если, занимаясь любовью, вы рискуете быть сброшенными в огонь, вряд ли вы станете заниматься этим часто.
И все-таки, это происходило.
Очевидно, происходило много такого, что Комитеты не хотели знать, иначе они нашли бы средства контролировать людей всегда и везде.
Даже если при женитьбе Сэмми и Эрни не испытывали влечения друг к другу, сейчас они были влюблены по уши. Разве можно было ожидать от них воздержанности?
В монастырской школе он слышал о Шатунах, из-за удивительных песен, которые они слагали. Но вопреки своей замечательной музыке они вычеркивали себя из общепринятой жизни, верили в безбрачие не только для монахов.
Симус считал, что человек вправе распоряжаться собой. Тем более, если монашество — твое призвание. Бог его знает… Другое дело — женатые люди.
Возможно, они становились Шатунами из-за условий жизни. Если плохо живется — это достаточное основание. Песни были веселые и удалые, а каково было им самим?
Он вспомнил мотив «Простого счастья» и напел своим хозяевам. Им понравилось. Симус перевел слова этой песни на их язык, и они охотно подпевали.
— Действительно, быть свободным — это счастье, — мечтательно вздохнул Эрни. — Большое счастье. Почти такое же, как, — он взял Сэмми за руку, — прекрасная жена.
Сэмми зарделась от счастья и прижалась к нему.
— Мы должны немного прогуляться, Благородный Поэт.
— Счастливой прогулки, — Симус не удержался от лукавой улыбки.
Оба супруга вспыхнули и побрели прочь.
Можно стать Шатуном, если очень этого хочется, или общество загоняет тебя в тупик.
Но большинство людей не могут. А их принуждают к этому, заставляют долго воздерживаться.
Хорошо. Итак, это возможно. Но ведь это глупо.
Когда Симус остался сиротой, в вопросах пола его просветил Кармоди — монахам было не до того.
Бригадир был хорошим учителем. Это заявила его жена, Майва, которая год от года становилась все красивее, и, многозначительно подмигнув, добавила:
— Ты понимаешь, что я имею в виду?
— В чем сила секса? — объяснял Кармоди, — В том, что он заставляет двух таких разных, в общем-то, людей, жить в одном доме, спать в одной постели. Ты можешь себе представить что-нибудь более трудновыполнимое для двух совершенно непохожих человеческих индивидуальностей?
Симус подтвердил, что не может.
— Представь себе, — огромный седеющий бригадир перешел на сочный баритон, — когда ты уже готов убить женщину за то, что она не приготовила тебе чашку утреннего кофе, тобой снова овладевает желание. Это самая великолепная штука в мире.
Объяснение звучало убедительно.
— Это, как ощущение Бога в нас, — заключил Кармоди, стараясь подстроиться к теориям Дейдры.
— Нет, нет, это совсем другое, — протестовал Симус. — Бог — это дух.
— Это учителя в школе вбивают вам в головы всякую чепуху. Разве дух не может испытывать страсть? Бог даст нам в этом сто очков вперед. Именно об этом говорит Сама, проповедуя, что супружество — это таинство. Так мы и познаем Бога. Уверяю тебя, Бог даже больше помешан на любви к нам, чем мы друг к другу.
— Хватит говорить глупости, — сказал Симус решительно. — Если Бог такой, тогда…
— Стал бы я вводить тебя в заблуждение? — сердился Кармоди.
Таранцы не пытались регулировать сексуальные отношения в своем обществе.
— Когда-то давным-давно такие попытки предпринимались, — витиевато объяснила Настоятельница, — но это не работает.
На подобные эксперименты косо смотрели. И когда возникали попытки введения ограничений — раздавались высказывания типа: «А парни не хотят оставлять девушек в одиночестве» или наоборот.
Как сказала Настоятельница: «В те времена кровь была горяча».
А сплетники за спиной обязательно бы добавили: «Уж Самой-то это хорошо известно».
К внебрачному сексу относились серьезнее, потому что между семьями в тесном монастырском пространстве были очень крепкие дружеские связи.
Мужчины и женщины старались избегать сложных и запутанных отношений.
Не то, чтобы адюльтер исключался совсем, просто участники старались не попадаться.
Когда же такое случалось — «Не захотели бы сами — не попались», — объясняла Настоятельница — то ударение делалось не на наказании или возмездии, а на том, что «пора бы и одуматься».
Таранцы никогда не пытались оценивать свои сексуальные способности. «У нее это не принято, — сокрушался Кармоди, — По крайней мере, проволочек в этом деле не бывает, и некоторые из нас, — при этом он самодовольно улыбнулся, — очень долго наслаждаются этой игрой».
Симус решил, что он непременно окажется одним из таких. Если только ему повезет, и он встретит стоящую женщину. А это оказалось не таким уж простым делом.
Пока трогательные плечи Мариетты не ворвались в его жизнь.
Сэмми и Эрни вернулись рука в руке, сияющие и самодовольные. Они хорошо насладились своей игрой.
Симус притворился спящим, чтобы не смущать их. Или самому не смущаться.
Наконец, он прекрасно изобразил пробуждение, словно не замечая их присутствия. И уверенный в том, что данное ему обещание — не возвращаться домой пешком — правда, решил истощить себя последним заплывом.
Солнце медленно склонялось к горизонту, заливая башни Города золотыми и розовыми тонами.
Прозрачный легкий туман стелился над Островом и Рекой.
Они искупались в последний раз, выпили остатки ликера и, распластавшись, валялись на песке около своего маленького судна.
Наконец, Сэмми заговорила:
— Дорогой друг О’Нейл, мы должны задать вам один личный вопрос.
— Пожалуйста… я догадываюсь, — неохотно согласился он.
— Спроси ты, Милый Супруг. Я уже много чего говорила, — она зарывалась изящными пятками все глубже в песок.
— Нам нравятся «ласкательные имена», которые вы выбрали для нас. А как называли вас хорошие друзья на Таре? — смутившись, спросил Музыкальный Директор.
Он вспомнил Тэсси и Хеннеси.
— Так знайте, мои лучшие друзья, с которыми я рядом вырос, звали меня «Джимми».
Сэмми захлопала в ладоши.
— Гими — замечательное имя. Оно вам так подходит!