свободной и беспошлинной торговли по всей России, исключая Казань, Астрахань, Нарву.
Осенью 1568 г. престол в Швеции занял Юхан Финляндский, женатый на Екатерине Ягеллонке, сестре польского короля Сигизмунда II Августа, на руку которой в свое время претендовал и Грозный. К этому времени относится складывание шведской экспансионистской программы на Балтике. Шведские правящие круги надеялись получить новый источник доходов, поставив под контроль торговые пути из России на Запад. Для этой цели считалось необходимым приобретение узловых пунктов на южном побережье Финского залива, в частности Ревеля. К концу Ливонской войны шведские планы стали значительно шире. Великая восточная программа Швеции предусматривала, как показал Б. Н. Флоря, включение в состав Шведского королевства занятых Россией земель в Прибалтике вместе с восточным побережьем Финского залива, а также Карелии и Кольского полуострова. В ответ на эти планы русское правительство весной 1569 г. обратилось к проектам создания буферного государства в Ливонии во главе с герцогом Магнусом, братом датского короля. План был разработан к осени 1569 г.
Однако его осуществлению препятствовало многое. Небольшому литовскому отряду, воины которого переоделись в опричников, удалось взять Изборск, одну из наиболее неприступных крепостей на северо- западе. Новая опасность надвигалась на Россию и с юга. Османский султанат, стремясь сорвать русско- иранское сближение, предпринял весной 1569 г. поход на Астрахань, который окончился неудачей. Но возможность подобных экспедиций в дальнейшем не была исключена. Это сковывало на юго-востоке часть русских войск.
1569 год принес с собой новую вспышку эпидемии не только на окраинных землях, но и в самом центре России. В Москве, по сообщениям Шлихтинга, ежедневно умирало 600 человек. Резко подскочили цены на хлеб.
Ухудшение международного положения России, рост недовольства внутри страны вызвали новую волну репрессий со стороны болезненно подозрительного царя, проводившего почти все время в Александровой слободе. Посланный с войском в Нижний Новгород, где он должен был возглавить поход против османов, Владимир Старицкий провел на Волге все лето. Как всегда во время военных походов, его авторитет резко возрастал. О влиянии старицкого князя свидетельствует торжественная встреча, устроенная ему костромичами весной 1569 г. Раздраженные опричными репрессиями, они, вероятно, видели в старицком князе возможного избавителя от опал и казней. После отступления османского войска из-под Астрахани (в конце 1569 г.) Владимир Андреевич был оклеветан. Подкупленный царский повар показал, будто Владимир Андреевич дал ему яд, чтобы отравить царя. Царь обвинил двоюродного брата в покушении на свою жизнь и велел привезти его в слободу. На одной из последних ямских станций Владимира Андреевича окружили опричники во главе с Малютой Скуратовым и Василием Грязным и заставили выпить яд. Вместе со старицким князем погибли его жена и младшая дочь, а 20 октября на одном из стругов, на котором плыла из Горицкого монастыря по Шексне, была отравлена дымом его мать княгиня Евфросинья. В связи со смертью Владимира Андреевича Старица была взята в опричнину. После расправы над последним удельным властителем на Руси был казнен и боярин И. И. Турунтай-Пронский, поддерживавший когда-то кандидатуру старицкого князя на престол. Стремясь задним числом обосновать расправу с братом, царь отдает распоряжение внести в летопись новый рассказ о мартовских событиях 1553 г., в котором Владимир Андреевич изображается как активный претендент на московский престол, возмутивший всех бояр против царя. Союзниками Владимира Андреевича объявлялись новгородцы, которые царя «хотели злым умышлением извести, а на государство посадити князя Володимера Ондреевича»,5 а свой город, так же как и Псков, отдать польскому королю. Безымянная «подметная» челобитная, содержавшая подобные обвинения, стала поводом для огромной карательной экспедиции в Новгород. Втайне подготовленный поход 15-тысячного опричного войска начался в конце декабря 1569 г.
«Коею улицею ехал Грозный царь Иван Васильевич, тут кура не поет», — говорится об этом походе в народной песне. Грозный, как лютый зверь, «всех сек и колол и на кол садил».6 Первой жертвой опричного разгула стал Клин, где была учинена дикая расправа, в том числе и над 470 торговыми людьми, прибывшими туда по распоряжению царя из Переславля. Следующая остановка — Торжок. И новые жертвы. В Твери опричники буйствовали в течение 5 дней, число погибших по разным сведениям достигало нескольких тысяч. Во время похода на Новгород Малютой Скуратовым был задушен опальный митрополит Филипп за то, что отказался благословить опричное воинство на разгром «новгородских изменников».
Целью задуманного похода был «господин Великий Новгород». Вокруг города устроили «великия сторожы и крепкия заставы», чтобы «ни един человек из града не убежал?).7 Первый отряд опричников, вступивший в город 2 января 1570 г., начал с грабежа монастырей. 6 января в Новгород въехал сам государь всея Руси с основным войском и отрядом стрельцов в 1500 человек. Террор достиг своего апогея. Был схвачен архиепископ Пимен. Опричники ежедневно топили в Волхове по 1000–1500 человек и следили за тем, чтобы никто не спасся, «прихватывая багры и рогатины, людей копии прободающе и топоры секуще, и во глубину без милости погружаху».8 В синодиках сохранились страшные холодной деловитостью записи о казни холопов, крестьян, горожан. Для обозначения расправы над ними употреблялось безликое слово «отделано». Так, во время Новгородского похода «по Малютине скаске новгородцов отделал тысящу четыреста девяносто человек, и с пищалями отделано 15 человек». Кроме бояр и опальных деятелей, нещадно истреблялись многие из их людей, была перебита преданная И. П. Федорову челядь.9 Округа в радиусе 200–300 км была опустошена опричными рейдами, хлеб сожжен, скот уничтожен, пострадали и крестьяне. Тяжелым испытаниям подверглась и карельская деревня. Документы пестрят такими записями: крестьянина «опричнина замучили, живот пограбили, двор сожгли».10 Число жертв в Новгороде достигало нескольких тысяч.11 Опустошенный и обескровленный город навеки потерял значение соперника Москвы, превратившись в рядовой город Российского царства, полностью подчиненный московской администрации. В 1571 г. торговая сторона Новгорода, а также Бежецкая и Обонежская пятины Новгородской земли были взяты в опричнину. К Вологодской епархии были причислены владения новгородского архиепископа, находившиеся в опричнине, — Двина, Каргополь, Турчасов, Вага с уездами. Были ликвидированы привилегии гостей — сурожан{17}, а их самих переселили в Москву.
Передача в опричнину новых территорий, так же как и погром Новгорода, должна была поправить финансы великого князя, пострадавшие от непосильного бремени войны и дворцовых расходов. Сокровища Великого Новгорода стали достоянием царя, самолично присутствовавшего при изъятии из Софийской казны драгоценной утвари, книг, икон. 13 февраля «милостивый царь-государь» покинул обезлюдевший город, оставшееся население которого было обречено на голод. Тысячи возов с награбленным имуществом сопровождали Ивана IV в обратный путь. Обогатился не только он, но и его верные слуги. «Когда я выехал с великим князем, — рассказывает один из участников этого похода Г. Штаден, — у меня была одна лошадь, вернулся я с 49-ю, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра».12 Царский поезд двигался по пустынным местностям. «Все посевы в полях, селах, городах и дворах были сожжены и уничтожены, так что в стране начался такой голод, какого не было со времени разрушения Иерусалима», — писали Таубе и Крузе.13
И. С. Пересветов когда-то видел в янычарах Магмета-Салтана «гораздых стрельцов огненыя стрелбы» — образец войска, верную опору царя в борьбе с внешними и внутренними врагами. Новгородский поход, эта, по словам К. Маркса, «кровавая баня»,14 показал, что опричное войско превращалось в сборище мародеров, живших грабежами и убийством мирного населения, соревновавшихся в жестокости по отношению к каждому, кого им угодно было представить врагами царя, и в раболепстве по отношению к царю.
Из Новгорода Грозный направил карательные экспедиции в Нарву и Ивангород, а сам двинулся в Псков. Несмотря на встречу царя хлебом-солью, псковичам не удалось избежать казней: погибли игумен Псково-Печерского монастыря Корнилий, известный антимосковскими настроениями, и келарь Вассиан Муромцев, состоявший в переписке с Курбским. Дальнейшие казни якобы остановил юродивый Никола. Дело, конечно, не столько в юродивом, сколько в ином характере отношений царя к Пскову, который он по
