невесты. Из 2 тыс. девушек в июне 1571 г. он выбрал дочь коломенского сына боярского Марфу Собакину. На свадьбе 28 октября 1571 г. присутствовали Малюта Скуратов, его зять, молодой опричник и будущий царь, Борис Федорович Годунов, родич Малюты Богдан Яковлевич Вельский. Третья супруга Грозного пробыла на царском троне всего 15 дней. 13 ноября она умерла.
В декабре началась война со Швецией, продолжавшаяся две недели. В состав русского войска входили отряды казанских князей, чуваш и мордвы. Однако царь внезапно выразил готовность вести мирные переговоры при условии, если Швеция передаст России Ревель и все свои ливонские земли.
Одновременно со шведской войной продолжались мероприятия по укреплению южной границы. Здесь возводились новые «засеки». Точно устанавливались обязанности отдельных полков и воевод по охране рубежей. На юг было отправлено около 20 тыс. объединенного войска. Надеясь на силу оборонительных сооружений, Грозный потребовал в январе присылки полномочных крымских послов и не дал никакого ответа на требование хана создать полунезависимое Астраханское ханство. Весной 1572 г. мероприятия по укреплению южной границы продолжались. Была построена подвижная крепость Гуляй-город.
Весной 1572 г. созывается церковный собор, который, несмотря на суровые постановления Стоглава, разрешил царю четвертый (неканонический) брак. Царицей стала дочь другого коломенского сына боярского Мария Колтовская. Брак не отвлек царя от мрачных предчувствий, которые овладели им в начале лета — обычную пору крымских набегов. Завещание передает его душевное состояние. «Тело изнеможе, болезнует дух, струпи телесна и душевна умножишася… в разбойники впадох мысленныя и чувственныя… сего ради всеми ненавидим есмь». Он призывает сыновей быть «заодин», настойчиво повторяет Ивану, чтобы тот не «подоискивал» удела Федора, напоминает пример Каина, убившего Авеля (столь понятный для Грозного после расправы над Владимиром Старицким) и не наследовавшего ему.4
Но царь не был бы Грозным, если бы надолго поддавался настроению отчаяния и всепрощения. Другое чувство — страх за свою жизнь — владело им более упорно. Все раннее лето он предусмотрительно хоронился от хана в далеком Новгороде. А в это время его войска во главе с Михаилом Воротынским мужественно держали оборону на юге страны. 23 июля здесь появились крымские отряды, а 27 июля крымский хан был уже на Оке. После успешной переправы передовой полк ногайского мурзы Теребердея был атакован войсками А. Хованского и Д. Хворостинина, оттесненными к Серпухову, где стоял большой полк. Обстрел из пушек Гуляй-города нанес большой урон крымцам. Их основные войска во главе с Девлет- Гиреем продвинулись было до Пахры, но остановились «в болоте», после чего хан вернулся обратно.
Решительная битва произошла 30 июля «на Молодех» в 45 км от Москвы. Русские войска расположились вокруг Гуляй-города, в котором находился Большой полк во главе с Воротынским. Стрельцы, стоявшие вокруг Гуляй-города, погибли под натиском неприятельской конницы. После этого вступила в действие и русская артиллерия. В ожесточенном столкновении ногаи и крымцы потерпели сокрушительное поражение. Попали в плен и погибли видные крымские военачальники, погиб предводитель ногайской конницы, попал в плен главный крымский воевода Дивей-мурза. Захваченное у одного из русских пленных послание московского наместника с сообщением о подходе новой большой рати из Новгорода панически испугало Девлет-Гирея, и, сделав неудачную попытку отбить своих мурз, во время которой были убиты его сын и внук, он бежал в степи. Большая часть оставленных им «крымских людей» была перебита, захвачена в плен или утонула в Оке. Победа была полная. Замыслы Девлет-Гирея отторгнуть от России Казань и Астрахань провалились.
Победа смешанного земского и опричного войска показала его силу по сравнению с чисто опричными войсками. Штаден прямо связывает ликвидацию опричнины с битвой при Молодех. «С этим пришел опричнине конец, и никто не смел поминать опричнину, виновного обнажали по пояс и били кнутом на торгу. И все земские, кто [только] оставался еще в лживых, получили свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками».5
Летом 1572 г. мысли Грозного были заняты открывшейся перспективой занятия польского трона им самим или царевичем Федором. 7 июля 1572 г. умер польский король Сигизмунд II Август, и литовские паны, чтобы отвлечь Грозного от военных приготовлений, начали поговаривать о желательности его избрания на престол в Речи Посполитой. Незадолго до отъезда из Новгорода Грозный направляет послов в Швецию, которые должны были напугать короля походом, намечавшимся на декабрь. Это была еще одна неудачная попытка решить ливонский вопрос мирными средствами. Шведские представители так и не появились.
Военные действия 1572 г. показали, что опричнина полностью изжила себя. Этим годом и принято датировать ее конец. Имена опричников на века остались в памяти народной как имена палачей и душегубов. Первым из них стал Малюта Скуратов. В конце жизни он занимал видное положение при дворе. Выдав замуж дочерей, он породнился с братом царя — И. И. Глинским и его любимцами — Б. Ф. Годуновым, Д. И. Шуйским. У истоков опричнины стояли такие деятели, как Алексей и Федор Басмановы, князь Д. И. Вяземский. Храбрые и опытные воители, как показало дело под Рязанью, они были безжалостными палачами. Ради спасения своей жизни Федор Басманов не остановился перед убийством собственного отца. Жестокость и распущенность слуг были под стать самому царю. «Прескверные паразиты и маньяки», «прегнуснодейные и богомерзкие Бельские с товарищи», «опришницы кровоядные», по определению Курбского, вошли в историю как символ насилия и беззакония. В. И. Ленин применял термин «опричники», говоря о слугах самодержавия, палачах освободительного движения. В разгар революции 1905 г. он писал: «Старый порядок разбит, но он еще не уничтожен, и новый, свободный строй существует непризнанный, наполовину таясь, сплошь да рядом преследуемый опричниками самодержавного строя».6
Задачу ликвидации удельно-княжеского сепаратизма опричнина выполнила. В XVII столетии уделов уже не существовало.
Цена, которую уплатила Россия за ликвидацию политической раздробленности, не превосходила жертв других народов Европы, положенных на алтарь централизации. Первые шаги абсолютной монархии в странах Европы сопровождались потоками крови подданных, подчас более упорных в сохранении старины, нежели русские княжата. Это — гражданские, или религиозные, войны во Франции, занявшие всю вторую половину века. Это — движение в Нортумберленде и Уестморленде в 1568 г. в Англии. Это — бесконечные аутодафе в Испании, под религиозной оболочкой которых скрывалась борьба за укрепление королевской власти.
Из восточных и юго-восточных европейских государств Россия была единственной страной, не только сумевшей отстоять свою государственную независимость (в отличие от Болгарии, Сербии, Великого княжества Литовского, Венгрии, Чехии и других), но и уверенно продвигавшейся по пути централизации. Естественно, ее политическое развитие можно и нужно сравнивать с эволюцией тех европейских государств, которые несколько раньше или несколько позже (например, Швеция) проделывали тот же путь развития.
Россия пришла к середине XVI в. менее централизованным государством, чем, скажем, Испания, Англия или Франция, где отношения королевской власти с церковью были урегулированы в пользу королевской власти. Принцип «чья власть, того и вера» утвердился на всей территории «Священной Римской империи» после Аугсбургского собора 1555 г. В Англии еще до 1547 г. произошло подчинение церкви королевской власти. Лишь в немногих оплотах католичества церковь сохранила свое влияние и силу. Русская же церковь оставалась могущественным оплотом феодальной децентрализации. Борьба за и против централизации в развитых европейских странах (Англии, Франции) в качестве активных сил выдвинула широкие массы дворянства, буржуазии, ремесленников и крестьянства. В Швеции и Испании нажим правительственного аппарата не встречался с активным противодействием широких масс населения. В России же уничтожались не только оплоты или возможные очаги сепаратизма такие, как церковь, Новгород или Старицкое княжество, но подавлялась и сама идея противодействия царской власти.
Опричнина была очень сложным явлением. Новое и старое удивительно причудливо переплеталось в ней. Ее особенностью было то, что централизаторская политика проводилась в крайне архаичных формах, подчас под лозунгом возврата к старине. Так, ликвидации последних удельных владений правительство стремилось добиться путем создания нового государева удела — опричнины. Варварские, средневековые методы борьбы (впрочем, для иных методов условий было немного) царя Ивана с политическими противниками, его безудержно жестокий характер накладывали на все мероприятия опричных лет зловещий отпечаток деспотизма.
