действия.
Старк ногой распахнул двери и, дойдя до огромной кровати, кинул Калли на прохладное шелковое покрывало. Калли увернулась и сползла с постели, но ее снова бросили на шелк, придавив всем телом.
— Я тебя предупреждал, — прохрипел Старк и принялся целовать так, что у нее исторгся стон.
Она слышала, как разорвалось платье. Легко, словно тончайшая паутинка. Губы Старка немедленно добрались до ее обнаженной груди. Калли с силой выгнулась, а потом неожиданно обмякла под Старком. Вспышка, искра, пламя и…
…она просто перестала быть.
— Останови меня, пока не поздно, — жаркий шепот пытался пробиться в ее сознание, которое в эти мгновения уже существовало отдельно от нее самой.
Она падала в черную яму. Падала не одна, и судорожно цеплялась за того, кто был рядом с ней. Кто держал ее в объятьях, хриплым шепотом уговаривая остановить его. Но она не могла этого сделать, увлекаемая черным горячим вихрем вниз, вниз, вниз…
Калли видела глаза, светлые-светлые, точно прозрачные. Она отражалась в расширенных зрачках: с припухшими губами, влажным лицом и загадочной улыбкой.
Ласкавшие ее руки становились то нежными, вызывая сладострастный трепет всего ее существа, то безжалостными, порождая тихие стоны, заглушаемые неистовыми поцелуями. Она поддавалась этим алчущим ее плоти рукам, раскрывалась для них, подобно пробудившемуся бутону.
Она удивилась неожиданной боли, которая вдруг родилась внутри нее. Но новорожденная боль сразу умерла, там же — внутри, и изнемогающая плоть ощутила лишь волны тепла.
А потом снова была вспышка. Был восторженный вскрик, зазвеневший во мраке. Был свет, и были светлые глаза.
А дальше вернулась реальность…
…Каллиста вскочила на постели, хватая ртом воздух. Казалась, что она ловит губами сухой зной. Жарко. Очень. В преисподней гораздо прохладнее. Тело покрыто испариной, словно невесомой пленкой. Ее ли это тело вообще? Оно слишком пусто изнутри, там вакуум, как в воздушном шарике. Ток бежит по надорвавшимся нервам, и те искрят — короткое замыкание неизбежно. Или оно уже случилось?
Калли провела пальцем по влажному запястью. Затем покосилась на лежавшего на животе голого Лукаса Старка. Положив взлохмаченную голову на подушку, он то ли смотрел на Калли, то ли не смотрел. Ее же глаза невольно пробежали по его обнаженному телу, такому же блестящему от влаги, как и ее собственное. Картина впечатляла. На нее откликалось что-то неимоверно сильное и острое внизу живота.
— Что вы со мной сделали? — спросила Каллиста, борясь с тем самым острым чувством, пульсирующим в глубине ее существа.
— Я тебя изнасиловал, если ты этого не поняла, — усмехнулся Старк и потянулся за сигаретой.
Не поняла.
Себя она не ощущала жертвой насилия совершенно. Ей было слишком хорошо. Если это и было насилие, то только над пружинами матраса — им пришлось нелегко.
Каллиста рассмеялась вслух. Окутанный сигаретным дымом Лукас с удивлением взглянул на нее.
— Ты меня удивляешь и удивляешь, мисс Горький шоколад, — произнес он странным голосом. — Очень хотел бы знать, чему ты можешь сейчас смеяться?
Каллиста не стала отвечать на этот вопрос и задала свой:
— Что это за комната?
— Я здесь сплю.
— С женщинами?
— И без женщин тоже. — Старк улыбнулся, забыв затянуться;— Это моя спальня.
— Красивая.
Калли окинула взором роскошные шелковые обои цвета золотистого ореха, изящную мебель ручной работы из драгоценных пород дерева, удивительный ковер с необыкновенно сложным рисунком, казавшимся особыми тайными письменами.
Роскошь, которая не ослепляла — услаждала.
Калли с легким блаженным вздохом откинулась на подушки и прикрыла глаза. Тепло, исходившее от раскинувшегося рядом Старка, прогревало до сердца.
— У тебя кровь, — произнес Лукас.
— Кровь? — Глазные веки не хотели даже приподниматься от сладкой слабости.
— Я тебя лишил девственности.
— Да, — откликнулась она неопределенно куда-то в потолок.
— Поэтому и кровь.
— Я ее потом смою. Но простыни стирайте уж сами, мистер Старк.
Лукас чертыхнулся.
— Почему ты так себя ведешь? — Он затушил сигарету, потянулся к Калли и встряхнул ее, приподняв над подушками. После встряски глаза девушки немедленно открылись.
— Как я себя веду? — Каллисту снова затянуло в колдовскую глубину его глаз.
— Твое поведение ставит меня в тупик, — сквозь зубы признался Лукас. — Это какая-то игра с тайным умыслом? Ты не забыла, что гостишь у меня не по своей воле? И что девять дней истекут быстро? Или ты надеешься, что, став моей любовницей, сможешь облегчить свою участь?
От цинизма последнего предположения Калли замутило до горечи, которую она проглотила, не подавая виду.
— Мистер Старк, — проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал от нахлынувшего клокочущего бешенства, — вашей любовницей я не стану, даже не надейтесь на это. Я не собираюсь платить собой за «облегчение участи». — Она не сказала, а с шипением выплюнула эти слова. — Я не преступница, чтобы требовать снисхождения. Преступник на самом деле вы, потому что насильно удерживаете меня на этой вилле. — Она метнула холодный взор на остолбеневшего Старка и усмехнулась. — И когда-нибудь любого преступника настигнет расплата.
— Похоже, она уже настигла меня, — задумчиво произнес Старк, загадочно глядя на Калли.
Каллиста больше ничего не стала ему говорить. Хотела опять закрыть глаза, но вспомнила про упомянутую кровь и принялась ее рассматривать. Да ее почти и нет, этой пресловутой девственной крови. Одна-единственная капелька. Смех да и только.
Но смех Калли, раздавшийся в ночной тишине, скорее был похож на пронзительный хохот сумасшедшего.
6
