взглядов?
«Ей здесь нелегко», — подумала Урсула. Она уже слышала о случае, когда Агнес оскорбила американскую «богему» тем, что на чаепитии американского клуба поинтересовалась, почему за столом не присутствуют китайцы. — Извините, — ответили ей, — среди членов клуба и гостей китайцев нет. Им не разрешено посещать клуб. После этих слов Агнес Смедли поднялась и ушла, не попрощавшись. Англичане ее тоже терпеть не могли из-за того, что в прошлом она имела отношение к революционному движению в Индии. Китайцы также следили за каждым ее шагом. Действительно, трудная жизнь.
Урсула и Агнес подружились. Они встречались или беседовали по телефону каждый день. Обширная домашняя библиотека Агнес, состоящая из немецких, английских, индийских, китайских книг, была предоставлена в распоряжение Урсулы.
На рождество 1930-го года Урсула и Агнес побывали в китайском театре, где все роли, даже женские, исполняли мужчины. Звездой среди них был актер по имени Мейланфань, мастерство и пластичность которого восхитили Урсулу. Это был настоящий праздник. Дома и у знакомых ее ждала гора подарков, в основном книги. Горький, Стендаль, Эренбург, Рильке…
Агнес предложила ей еще работу — аннотировать пять книг для журнала левой направленности, нелегального и постоянно меняющего названия. Издавал его китайский поэт Лю Сун, с которым она быстро подружилась. В то время журнал назывался «Поток». В дальнейшем она часто сотрудничала с этим журналом — конечно, под псевдонимом. Как взвились бы на дыбы ее знакомые из «высшего общества», если бы узнали, что она пишет статьи для китайского «левого» журнала! Переводила для газеты, в которой работала Агнес, статью о крестьянах и Красной Армии в Китае. И постоянно поддерживала своим присутствием находившуюся в вечно подавленном состоянии Агнес. Американка отличалась сложным характером. Это была очень эмоциональная и нервная женщина, требовавшая к себе всяческого уважения, обижавшаяся даже по самым незначительным поводам. Настроение ее часто менялось. Иногда она была неуемно весела, заражая своим весельем окружающих, но гораздо чаще пребывала в подавленном состоянии, и инстинктивно тянулась к более уравновешенной и оптимистичной Урсуле. Могла позвонить в три часа ночи, страдая от депрессии, и Урсула мчалась к ней.
Агнес не признавалась в своей принадлежности к партии. Иногда в оценке ситуации была слишком эмоциональна, иногда выражала свою точку зрения туманно и расплывчато, но даже споры и разногласия не могли помешать женщинам крепко дружить.
— Я боготворю Агнес, — признавалась Урсула мужу.
Когда та переехала в квартиру неподалеку от дома, где жили Рольф и Урсула, супруги были очень рады, а Рольф оказался столь любезным, что помог обставить новое жилище, спроектировал мебель — скромную, но со вкусом. Агнес страдала неврозом, в 1932 году ее положили в больницу. Обострение болезни было вызвано тем, что писательница с головой ушла в работу над новой книгой о Китае. Урсула денно и нощно была подле нее, спала рядом с ней, навещала ее в больнице.
Но именно эта неуравновешенная американка оказала Урсуле услугу, круто изменившую ее жизнь. Вскоре после знакомства, присмотревшись к молодой немке, она сказала, что, если та согласится, ее мог бы навестить один коммунист, которому можно полностью доверять. Так она познакомилась с Рихардом Зорге…
Впервые Урсула и Зорге встретились в ноябре 1930-го года, когда молодые супруги еще жили у Вальтера. В то время легендарный разведчик был в самом расцвете сил. Ему было тридцать пять лет, он был и красив, и обаятелен, и, что называется, неотразим. «О нем нельзя думать, не видя его перед собой», — признавалась Урсула, описывая его привлекательную внешность. «Продолговатое лицо, густые, вьющиеся волосы, глубокие уже тогда морщины на лице, ярко-голубые глаза, обрамленные темными ресницами, красиво очерченный рот» …
В их первую встречу Урсула еще не знала его имени, да оно ничего бы ей и не сказало. Рихард говорил, что слышал о том, что она хочет помочь китайским товарищам в их борьбе. Он честно предупредил ее об ответственности и опасности того, чем ей предстоит заниматься, порекомендовал еще раз все обдумать, тем более что Урсула ждала ребенка — это уже было заметно. — Пока вы можете отказаться, — сказал он. — Вас никто в этом не упрекнет.
Ей показался обидным вопрос, сможет ли она работать в духе интернациональной солидарности? Она не понимала, что перед первой встречей он не раз задавал этот вопрос сам себе, и что не пришел бы, если бы не был уверен в ее согласии. Потом она стала лучше понимать, какое это опасное и ответственное дело — вербовка, как точно надо рассчитывать каждый шаг…
— Смогу, — резко ответила Урсула. — Я с тем и ехала сюда, чтобы заниматься партийной работой.
Согласие было получено, и Рихард перешел к делу. Следующие полчаса они посвятили обсуждению ее первого задания. Это была организация встреч с китайскими коммунистами. Встречаться с ними на территории города, вне европейского поселения, было опасно. Во-первых, это сразу бросалось в глаза, а во-вторых, город сам по себе был опасен. В китайской части города часто совершались ограбления и убийства. Поэтому неплохо было бы организовывать встречи на территории сеттльмента.
Итак, Урсула предоставляет для совещаний комнату в своей квартире, но сама она присутствовать при разговоре не должна. На этом они пока и остановились. Вскоре начались встречи. Зорге руководил ими два года, затем, в 1932 году, на этой работе его заменил Карл Римм.
Должно быть, для проверки и тренировки Зорге предложил ей присутствовать на демонстрации на центральной улице города — естественно, не в качестве участницы, а как стороннего наблюдателя. Как эта демонстрация отличалась от манифестаций в ее родной Германии! Она стояла, прижав к груди пакеты с покупками, играя роль благовоспитанной буржуазной барыни, напуганной происходящим. Но ее лицо, как она ни старалась, все равно выдавало ее истинные чувства, темные глаза гневно сверкали. Женщина видела, как избивают и арестовывают китайцев, видела их лица — лица людей, подписавших себе смертный приговор, потому что в Китае арест во многих случаях был равнозначен смерти. Тогда она поняла, что ради этих людей она готовы выполнить любую работу, которая от нее потребуется.
Представитель Коминтерна в Китае Герхард Эйслер, с которым Урсула была знакома еще по работе в Германии, увидел молодую женщину возле витрины магазина, рядом с которым происходила кровавая расправа с демонстрантами. Урсула понятия не имела, что он в Китае, да и видела его за все время пребывания в этой стране только один раз. Эйслер посоветовал ей постараться выглядеть более женственной — хотя бы надеть шляпу. В глазах Урсулы женственность не сочеталась с коммунистическими взглядами — но, впрочем, если это нужно для дела…
Эйслер знал и о том, что отец Урсулы был активным участником немецкого рабочего движения и пользовался заслуженным уважением. Вскоре после того, как они встретились с Герхардом, Коминтерн также предложил ей сотрудничество. Совмещать эти две работы было невозможно: пришлось выбирать между Зорге и Коминтерном.
— Я считаю, что вы должна работать в моей группе, — довольно твердо сказал как-то Зорге. — Замена, с точки зрения конспирации, нежелательна. Однако окончательное решение все равно за вами.
Урсула осталась с Зорге и его группой. В то время она даже не задумывалась, кто они такие и какие задачи выполняют. Лишь значительно позднее она узнала, что все это время работала на разведку Генерального штаба Красной Армии. Впрочем, для нее это ничего не меняло, более того, известие о том, что Зорге работает на СССР, обрадовало ее. Это было время, когда иностранные коммунисты всем, чем только могли, старались помочь первой стране победившего социализма.
В 1931 году у Урсулы родился сын, которого она назвала Мишей в честь Михаила Голда, американского коммуниста и писателя, редактора американского левого журнала «Нью мессес».
Рихард поздравил ее с этим событием. Урсула подвела его к детской кроватке, немного смущенная тем, что речь идет не о работе, а о таком сугубо личном деле, как ребенок. Он склонился над кроваткой, осторожно отвернул край одеяльца и долго молча рассматривал малыша. «В чем дело? — удивилась Урсула, не ожидавшая от своего начальника такого внимания. — Наверное, такого маленького он еще никогда не видел…» Она не понимала еще, что даже такой оптимист, как Зорге, не может не чувствовать одиночества,
