плеска за бортом кружилась голова.
— Так, — сказал Валька. — Надо беречь силы. Трое спят — один дежурит. Ясно?
Эта ночь была холоднее, чем первая. И мы никак не могли уснуть. А утро все не наступало.
— Ничего, — сказал Юрка. — Сегодня доберемся. Должны…
…Я резко поднял голову, стукнулся обо что-то затылком и увидел Валькииу спину. Он сидел на корме и чавкал.
Чудинов и Юрка лежали с открытыми глазами. Оба смотрели на Вальку.
Заяц покосился через плечо и перестал жевать.
— Пробу снимаешь? — негромко спросил Железнов.
Валька медленно повернулся на банке, положил вещевой мешок, не спеша отряхнул ладони.
— Идиоты… — процедил он сквозь зубы и поставил ногу на анкерок.
— Пустились без компаса! Эту проклятую картошку не проглотишь, а… Зачем я только связался с вами!
Леха поднялся так резко, что шлюпку сильно качнуло. Он шагнул через банку прямо к Вальке, нагнулся… Я зажмурился. Я думал, он ударит Зайца или сбросит его за борт. Но ни удара, ни всплеска не услышал. Я открыл глаза. Валька сидел на своем месте. Губы у него растягивались в испуганную, жалкую улыбку.
Леха поставил анкерок рядом с нами.
— Ребята, я не пил… — зашептал вдруг Заяц и умоляюще сложил на груди посиневшие, гусиные руки. — Честное слово, не пил!.. Я только картошку попробовал…
— Дай мешок, — сказал Железнов, глядя на него исподлобья.
— На, пожалуйста… Сам посмотри, только попробовал. И не пил, честное слово.
Юрка пошарил в мешке, дал по горсти сухой картошки мне и Лехе.
Валька протянул ладонь.
— Убери, — сказал Железнов.
— Я ж только попробовал!
— Умолкни. Тебя здесь нет. Понял?
— Та-ак… — протянул Заяц и сжался на корме. — Та-ак… Заманили, а теперь… Дезертиры!
Леха вздрогнул и просыпал картошку.
— Дезертиры, дезертиры! — закричал Валька. — Все про вас знаю. Все расскажу! Дезертиры проклятые!..
— Стой! — Юрка схватил Чудинова за рукав. — Сядь… Будем грести.
Леха тяжело дышал.
И только теперь я, кажется, понял, что мы натворили. Мне стало страшно. Я огляделся. Берега не видно. Горизонт в тумане. Море — серый круг из воды, а в центре круга — мы. Холодно, пусто..
— Будем грести, — повторил Железнов.
— Дайте пройти на место, — плаксиво сказал сморщенный Валька.
Ему не ответили — только посторонились, пропуская. Но за весло он не взялся, а разлегся на носу шлюпки и, всхлипывая, стал натягивать на голову шинель.
Леха оглянулся, потом посмотрел на Юрку.
— Будем грести, — третий раз сказал Железнов.
Чудинов кивнул и сказал мне:
— Садись за руль.
— На руль! — процедил Валька.
— Держи на какую-нибудь волну, что ли, — продолжал Леха, медленно краснея, — чтоб мы, главное, не кружили.
— И подсчитывай, — сказал Юрка.
— Два-а, раз…
Голос у меня сорвался. Юрка и Леха смотрели на лопасти своих весел. Я прокашлялся.
— Два-а, раз…
На какую волну держать? Они опадали, поднимались, кружили…
— Два-а, раз… И не было солнца.
— Кого сменить? — спросил я.
— Леху, — кивнул Железнов.
— Нет, — сказал Леха. — Не надо.
— Два-а, раз…
А Зайца не существовало. Я со своего места видел, как он лежит, спрятав голову в шинель. Хоть бы лежал, хоть бы они опять не сцепились!
— Два-а, раз…
Мы садились на руль по очереди. И всё гребли, гребли, пока совсем не выдохлись.
— Попьем? — предложил Леха.
Лицо у него было серое. Я чувствовал, что у меня дрожат губы. Закружило нас море, завертело…
Юрка достал из мешка небольшую зеленую кружку. Наливал каждому меньше чём по половине.
— Ему тоже. — Леха кивнул в ту сторону, где уже сидел Заяц. Сидел и смотрел на анкерок.
Юрка нахмурился и протянул мне кружку с Валькиной порцией.
Рука у Вальки дрожала.
— Я не пил, — пробормотал он, — не пил…
Леха полез за пазуху, вытащил два куска хлеба — целую пайку и четвертушку. Четвертушку дал мне.
— Не узнаешь? Ты ее бросил…
Он разделил нетронутую пайку на три части, шагнул к Вальке и вдруг наклонился, как-то криво, левым боком упал, стукнувшись головой о край борта.
Юрка схватил, затормошил его.
— Леха, Леха!..
Обернулся, крикнул мне:
— Налей воды!
— Бескозырка-то…
Лехина бескозырка упала за борт. Я видел, как она намокла, как ее захлестнула волна — темная, литая, вся из холода.
— Воды, тебе говорят!
— Не надо, — выдохнул Леха. — Отдай ему хлеб…
— Ну уж!.. — сказал Юрка.
— Отдай… Все равно он слабее. — Леха поднялся на колени. — На, ты…
Валька взял хлеб из Лехиной руки, отпрянул назад.
— Ребята… — начал он.
— Умолкни, — буркнул Железнов. — Тебя здесь нет, понял?
И опять мы увидели место, где солнце окунулось в море.
Увидели его за кормой. Грести не стали: не было сил.
Я поднял воротник шинели и, наклонив голову, дышал в него — так теплее.
— Знаете что? — ясно прозвучал в темноте голос Лехи. — Пусть каждый расскажет о себе. Какой- нибудь случай из жизни. Так и ночь скоротаем.
«Еще чего», — подумал я. Не хотелось поднимать голову, не то что говорить.
— Идет, — отозвался Железнов. — Только о чем бы рассказать? Жил я в Смоленске. Городок что надо!.. — Он еле ворочал языком. — Один раз приезжали к нам артисты московские. Из оперетты. Я
