Тут Брежнев как бы очнулся и хрипло произнес:
—
Все его поддержали. Пользуясь этим Андропов поставил такой щекотливый вопрос: как толковать Договор о дружбе и сотрудничестве с Сирией?
Дело в том, что у руководства Сирии и ряда других арабских стран была тенденция трактовать этот договор как обязывающий СССР послать свои войска на защиту Сирии в случае прямой агрессии против нее со стороны Израиля или любого другого государства. Из текста договора этого не следовало. Он предусматривал лишь проведение консультаций в таких случаях. Поэтому сирийцы начали ставить вопрос о заключении нового военно-политического или стратегического союза.
—
Все опять согласились, а Андропов продолжал:
—
После этого дискуссии практически не было, лишь отдельные реплики, и речь шла в основном о том, что надо помочь Сирии поставками нового оружия. Правда, Устинов долго и зло сетовал, что с подачи вероломного Асада по арабскому миру распространяются лживые вымыслы о неэффективности советского оружия.
—
Андропов, почтительно обращаясь к Брежневу, так подытожил это обсуждение:
Политическая линия в беседах с Асадом определена правильно. Ею надо руководствоваться и в дальнейшем.
1. Продолжать оказывать помощь Сирии поставками вооружений. К тому, что уже решено дать, добавить новое, современное оружие (какое — не обсуждалось и не уточнялось. —
2. О посылке нашего военного контингента в Сирию не может быть и речи. Пусть арабы воюют сами за себя. Но следует послать советских военных специалистов в Сирию в качестве инструкторов и только для обучения сирийцев обращению с советской военной техникой, исключая какое-либо участие в боевых действиях.
3. Арафату направить ответ, в котором сказать, что мы с пониманием относимся к его решению уйти из Бейрута и сохранить силы для продолжения справедливой борьбы.
Брежнев благосклонно кивал головой. На том и порешили. Ничего нового на этом заседании Секретариата ЦК не прозвучало, если не считать резких высказываний Андропова против участия Советского Союза в миротворчестве в Ливане. И самым интересным, пожалуй, было то, что самый острый вопрос — предложение о создании советских военных баз в Сирии — вообще не затрагивался. Как будто его не существовало или кто-то наложил на него табу.
Вернувшись из Кремля, Громыко велел связать его по телефону с послом Юхиным. Вечером он улетал в Дамаск, и министр дал ему такой наказ:
—
А мы вместе с военными засели в Генштабе срочно писать Записку в ЦК о новых поставках оружия Сирии. Особых споров на этот раз не было.
Хотя сирийцы заломили общую сумму поставок аж в 7 миллиардов рублей и ускорения поставок еще на миллиард, военные отнюдь не горели желанием отваливать им такую гору оружия. Зачем отдавать его практически задаром, сетовали они. Все равно сирийцам с Израилем не сладить. Однако с помощью хитрой арифметики ответ Асаду выглядел куда как внушительно: новые поставки оружия Сирии в 1982 году составят 1,6 миллиарда рублей. Но из них в действительности только 750 миллионов были новыми. 500 миллионов были плановыми поставками и 350 миллионов в счет ускорения по ранее подписанным соглашениям.
А в конце по инициативе мидовцев был включен такой пункт:
«Что касается просьбы Асада о посылке советского военного контингента и создания в Сирии пункта материально-технического обеспечения для захода советских военных кораблей, то, учитывая складывающуюся обстановку, рассмотрение этого вопроса целесообразно отложить».
И четыре подписи: Громыко, Устинов, Чебриков, Пономарев.
Военные, хотя по-прежнему выступали за создание баз, на этот раз вынуждены были смириться, — видимо, поняли, что расклад сил в Политбюро не в их пользу. А отмалчиваться было нельзя: их, как и дипломатов, сирийцы допекали вопросами будем ли мы создавать базы. И надо было отвечать хоть что-то вразумительное.
Когда эту Записку принесли на визу начальнику Генерального штаба Огаркову, маршал сказал:
—
Видимо, не один маршал сетовал по поводу советской политики на Ближнем Востоке.
2 июля, на следующий день после того, как Политбюро без обсуждения утвердило эти предложения, Громыко вызвал своих «мудрецов»[67] для большого разговора по ближневосточным делам. Так он выразился. Но в этой беседе солировал сам министр.
—