Сценарий для третьей мировой войны: Как Израиль чуть не стал ее причиной

стрелял и корейский лайнер сбит. Однако и они согласились, что об этом нужно сообщать в печати «постепенно». Аргументы Корниенко остались незамеченными. Правда, Громыко задал несколько уточняющих вопросов, чтобы показать некое сомнение в правильности принимаемых решений. Но и он прямо не возражал, только заметил, что США используют инцидент с корейским самолетом для того, чтобы отвлечь внимание мировой общественности от мирных советских инициатив.

В результате 2 сентября появилось несуразное Заявление ТАСС, смысл которого сводился к тому, что в Советском Союзе знать не знают, что в его воздушном пространстве сбивают самолеты. После этого еще несколько дней продолжался невнятный лепет насчет того, что пролетал кто-то, но после принятых мер удалился в сторону моря. Разумеется, как и предвидел Корниенко, такое заявление лишь подстегнуло уже развернувшуюся во всем мире кампанию с осуждением действий Советского Союза.

Вместо эпилога Громыко кормить не будут

Неделю спустя после нападения на корейский «боинг», состоялась встреча Громыко и Шульца в Мадриде. Она была приурочена к окончанию марафонского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), продолжавшегося в испанской столице почти два года. По первоначальному замыслу свидание двух министров должно было наметить первые шаги к улучшению советско-американских отношений, и прежде всего в диалоге по ракетам межконтинентальной и средней дальности. Если это удастся, то поздней осенью могут состояться переговоры между Андроповым и Рейганом.

Все поломал злополучный инцидент с корейским «боингом». На заседании Национального совета безопасности 2 сентября долго обсуждался вопрос, нужна ли вообще эта встреча в Мадриде. Министр обороны США Уайнбергер и другие предлагали ее отменить. Шульц, однако, настаивал на ее проведении. «Разговор надо вести, — убеждал он, — хотя бы для того, чтобы выразить прямо нашу точку зрения на все это». Как ни странно, его поддержал президент Рейган. Компромисс был достигнут на том, что встреча состоится, но кормить Громыко ланчем не будут. А разговор с ним ограничат только тремя темами: корейский лайнер, права человека и невыполнение Советским Союзом соглашений по разоружению.

В Москве тоже были сомнения: а зачем эта встреча? Причем шли эти сомнения от самого Громыко, который чувствовал, что разговор с Шульцом будет острым и неприятным, еще неизвестно, чем он закончится. Однако Устинов отнесся к этому полувопросу-полупожеланию безразлично, а Андропов сказал:

— Встречаться надо. Пусть американцы, если хотят, рвут связи. На них вся вина тогда ляжет. Но линию в Мадриде занять твердую.

Громыко по своему обыкновению спорить не стал. В Мадриде, как и было предусмотрено программой, поехал в резиденцию американского посла. Она была расположена высоко на холмах, с которых открывался прекрасный вид на испанскую столицу. Время приближалось к обеду. Ярко светило солнце. На лужайке перед виллой собралось больше 200 корреспондентов.

Однако Щульц, вопреки принятой протокольной практике, встречать гостя у дверей не вышел. Чистым оказался и стол, где должна была состояться встреча, хотя раньше планировалось устроить ланч. Ни чашки кофе, ни стакана с водой, ни даже карандашей и бумаги, пусто было на столе. Таким способом американцы хотели выразить неудовольствие советским поведением.

Но Андрей Андреевич и ухом не повел. Только еще плотнее сжал губы и насупился.

Шульц холодно пригласил его в маленький кабинет, стилизованный под библиотеку, для беседы один на один. Там сразу же без дипломатических реверансов заявил, что хочет обсудить ситуацию с корейским лайнером и освобождением советского диссидента Анатолия Щаранского. Громыко набычился и заявил, что обсуждать такие темы не будет — это внутренние дела Советского Союза. Шульц тоже напрягся и заявил, что намерен обсуждать только эти два вопроса — у него имеется на сей счет указание президента. На что Громыко тут же резонно отозвался:

— Поручение, которое дано Вам как госсекретарю, не обязывает меня как представителя другого государства следовать указанию американского президента. Ведь не будете же вы обсуждать эти вопросы сами с собой?

Через несколько минут с багровыми от злости лицами Шульц и Громыко вышли из посольской библиотеки и присоединились к советникам, сидевшим за пустым обеденным столом. Но и там дискуссия пошла в том же духе. Громыко говорил, что уже разъяснил на приватной встрече — он не намерен обсуждать эти вопросы, и, если Шульц настаивает, нет смысла продолжать дискуссию. Как бы в подтверждение своей решимости министр собрал свои бумаги и встал, чтобы уйти. Шульц тоже резко поднялся и направился к двери. На какое-то мгновение сложилось впечатление, что большой и грузный Шульц хочет преградить ему путь. Но госсекретарь распахнул дверь и резко бросил:

— Если Вы собираетесь уйти, прекрасно, — идите.

Но Громыко не ушел, а продолжал говорить, расхаживая по комнате. В течение нескольких минут они обменивались с Шульцем резкими выпадами. Каждый настаивал на своем и не хотел слушать другого. Наконец согласились — пусть каждый говорит, что хочет. Громыко сел и начал излагать позицию Советского Союза о предотвращении катастрофы ядерной войны. Шульц сидел с угрюмым видом и молчал. Когда Громыко закончил, госсекретарь США стал говорить о неспровоцированном советском нападении на беззащитный корейский лайнер. Теперь молчал Громыко. Так продолжалось два часа.

Позднее Громыко скажет:

«Пожалуй, это была наиболее острая беседа из всех тех, что за многие годы мне довелось вести с четырнадцатью госсекретарями США».

Из Мадрида Громыко вернулся в мрачном настроении. Он долго расхаживал по своему огромному кабинету, а потом произнес:

— Надо что-то предпринять… Иначе все покатится под откос.

Действительно, все катилось под откос в том тревожном сентябре. Советско-американские отношения были обострены до крайности. Громыко впервые отменил свою поездку в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, которую он совершал каждый год в течение своего долгого пребывания на посту Министра иностранных дел СССР. В тот же день президент Рейган снова выступил с серией резких речей, обвинявших Советский Союз.

Андропов ответил еще более резко. США, по его выражению, стали «страной, одержимой невиданным милитаристским психозом», а Рейган был обвинен в «крайнем авантюризме».

«Если кто-то питал иллюзии относительно возможности эволюции в лучшую сторону политики нынешней администрации, то недавние события рассеяли эти иллюзии раз и навсегда… Администрация Рейгана заходит так далеко в своих имперских амбициях, что начинаешь сомневаться, располагает ли Вашингтон тормозами, способными удержать ее от пересечения черты, перед которой должен остановиться любой трезвомыслящий человек»

Папа Иоанн Павел II прокомментировал это так: «Послевоенная эра вступает „в новую предвоенную фазу“».

Одно светлое пятно. В Мадриде удалось договориться тогда о созыве Конференции по разоружению в Европе. Первый этап ее, посвященный выработке мер доверия и безопасности на европейском континенте, должен был состояться в Стокгольме. США косо смотрели на эту конференцию — они считали, что конференция нужна Советскому Союзу как трибуна для обвинений США в размещении своих ракет «Першинг» в Европе. Но Западная Европа смотрела на нее по-другому. В период резкого обострения советско-американских отношений ФРГ и Франция решительно высказались за проведение конференции, чтобы приглушить накал страстей и проложить новый канал переговоров по обеспечению безопасности, в котором участвовали бы не только Советский Союз и США, но и Европа.

Немного от себя

В сентябре 1983 года я вернулся из Каира злой, усталый и больной. Больше недели болтался по Ближнему Востоку, утрясая всякие дрязги, и к тому же умудрился схватить простуду. Самолет летел в Москву всю ночь с долгими посадками и, как всегда, опаздывал. Поэтому только под утро я добрался до дома. Это